И обалдела.
Они целовались! Ей богу, целовались. Ну, или нет. То есть, не совсем. То есть… Орнольф зарылся пальцами в густые черные волосы Паука, заставив его поднять голову, а тот, в свою очередь, впился в губы датчанина. Именно впился, прокусил зубами, так, что потекла кровь.
Это не поцелуй…
Но если это не поцелуй, то что же тогда называть поцелуем? И… э-э… как же теперь называть этих двоих?
Маришка первый раз в жизни видела, как целуются парни. Ну, еще в кино, но в кино как-то не так. Совсем не так. И, мама дорогая, как же это было красиво! Даже сумятица в душе не могла заставить Маришку отвести взгляд.
«Я – вуайеристка! – запаниковала она, силясь закрыть приоткрывшийся рот. – Я – извращенка! Что теперь делать?! Жить-то как?!»
Ну, надо же! А ведь всегда считала себя человеком продвинутым и не слишком закомплексованным. Современным, короче.
Маришка поймала взгляд Паука. Сейчас глаза его были нереального, фиолетового оттенка – темные и очень яркие. Продолжая глядеть на нее, Альгирдас повел головой, освобождая волосы из ладони Орнольфа и негромко, с легкой улыбкой произнес:
– Рыжий, у нас проблема.
«Это у меня проблема!» – едва не выкрикнула Маришка. Сдержалась однако. Только проблеяла, почему-то надеясь, что ее не услышат:
– Ребята, вы что… э-э… геи?
Паук вскинул на Орнольфа вопросительный взгляд.
– Все думали, что они братья, – объяснил ему датчанин, – а они просто любили друг друга.
– О! – красивые черные брови чуть приподнялись. – Интересная мысль. Дигр был бы доволен…
Ответом на непонятное замечание был легкий подзатыльник.
Который Маришка немедленно истолковала с точки зрения последних открытий в области психологии. А заодно уж туда же, до кучи, спихнула все предыдущие тычки, удары, такие же вот подзатыльники, щелбаны и все прочее, чем награждал Паука Орнольф в течение всего месяца.
Определенно, у нее была проблема. И серьезная.
Орнольф открыл заднюю дверцу, вопросительно глянул на Паука, но тот лишь фыркнул. Ухватил своего скакуна за гриву и словно взлетел на лоснящуюся спину. Маришка только сейчас поняла, что конь-то был без седла и без уздечки. Вот почему ей сразу вспомнились эльфы. Все эти шелка, в которые разодет Альгирдас, переливающийся плащ, драгоценные камни в прическе, да еще и неоседланный скакун, вроде того, на каком ездил Гэндальф в буржуйском кино. Или тот белый был? А, не важно!
Конь сорвался с места крупной рысью, почти сразу же перешедшей в галоп. Орнольф взял с капота забытые Пауком шпильки, улыбнулся уголками губ и протянул украшение Маришке:
– Держи. Отрастишь волосы – пригодится.
– С ума сошел?! – ахнула она, сразу позабыв о чем только что думала. – Да меня за эти камешки зарежут в первой подворотне.
– Не ходи по подворотням, – легкомысленно посоветовал Орнольф. – Поехали, а то Хельг вообразит, что лошадь лучше автомобиля. На его родине, – продолжил он, когда машина тронулась с места, медленно, но неуклонно догоняя умчавшегося далеко вперед всадника, – коней почитали как священных животных. Такие, знаешь, северные кентавры, они ездили по своим непроходимым чащобам на зверовидных лошадках вот точно как сейчас Хельг. Без седел, часто – без уздечек. И наводили ужас на соседей, когда ходили в набег. Лошади дрались наравне с людьми, как собаки. Это давно было. Сейчас Хельг, наверное, один такой остался, кто еще помнит…
Поравнявшись с Пауком, Орнольф чуть сбавил скорость, и теперь скакун и автомобиль шли рядом. Что называется «ноздря в ноздрю». Маришка бросила взгляд на спидометр – стрелка подрагивала, подбираясь к сотне. Однако!
Странно было сидеть в салоне, не чувствуя даже тряски, неизбежной, казалось бы, на неровной грунтовой дороге, и видеть как рядом летит, склонившись к конской шее дикий и прекрасный всадник. Как ветер и грива хлещут по бледному лицу.
Альгирдас наклонился еще ниже, заглянул ей в глаза, подмигнул и ударил своего скакуна пятками. Мелькнул рядом с окном блестящий вороной круп. Расстелился по ветру конский хвост. И вот уже снова Паук впереди. Оборачивается, весело скалясь. Бьются за спиной блестящие черные волосы.
– Ну не зараза? – сердито поинтересовался Орнольф. – Обгонит он нас на короткой-то дистанции. Смотри-смотри – редкое зрелище, больше такого нигде не увидишь. Хельг сейчас выжмет из лошадки самолетную скорость. А то, что долго такой скачки ни одна лошадь не выдержит, это для него, понимаешь ли, не аргумент. Доберется до дома раньше нас и весь день счастлив будет.
– А тебе жалко, что ли? – удивилась Маришка. – Хорошо же, когда кто-то счастлив.
– Колдовство и мракобесие! – отрезал Орнольф, выжимая акселератор до упора.
* * *
Отращивать волосы Маришка все равно не собиралась. А в голове ее воцарились сумбур и беспорядок – такая ужасная каша, что даже думать ни о чем не хотелось, а просто открыть глаза и впитывать новые впечатления.
Какой уж там поцелуй на дороге! До того ли?
Шпильки оказались тяжелыми, – платиновыми, что ли? – к тому же покрытыми резьбой. Это логично, будь они гладкими – не удержались бы в волосах. А камешки Маришка, конечно, не опознала. Ну, не разбирается она в камнях, что тут поделать?
Похоже, придется начинать. Надо же узнать, в конце концов, за что именно ее зарежут, если занесет нелегкая в подворотню.
Здравый смысл подсказывал, что тут и подворотни не понадобится. Сияющие многогранники на концах шпилек были явно не из стекла. «Может, хрусталь?» – без особой надежды подумала Маришка. Ведь чтобы попадать на Межу ей выдали медальон из простого стекла с серебрением, так почему бы…
Почему бы Альгирдасу не закалывать волосы посеребренной дешевкой с хрустальным набалдашником? Отличная мысль, курсант Чавдарова! Пять баллов за свежесть идеи!
А дом их нисколько не походил на ту башенку, успевшую за месяц стать почти родной. Он походил бы на замок или на дворец с фантастической картинки, если бы дворцы и замки строили из золотистого дерева. Он был красивый. И он был большой. Очень. Как Эрмитаж. Ну, может, чуток поменьше.
Нет, на Эрмитаж этот дом тоже ни капельки не походил.
Вообще ни на что он не был похож… Сплошные галереи, подвесные мосты, крытые воздушные переходы – все легкое, прозрачное, сияющее на солнце. И как будто подвешенное высоко над землей почти без опоры.
– Это Воратинклис, – Альгирдас распахнул перед ней высокие резные двери. – Переводить на московитский не буду, даже не надейся. Подсказать могу: здесь Паук живет. Что чаще всего считают паучьим домом?
Добросовестно вспомнив все, начиная с подземных норок и заканчивая лазами в древесной коре, до паутины Маришка так и не додумалась.
– Хельг, у ребенка голова сейчас не тем занята, – прогудел Орнольф. – Чем у тебя голова занята?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187