Съежившись в полукруглом углублении, они услышали ужасающий свист, быстро перешедший в вой. Ветер гнал волны песка. Путники закрыли лица от острых, ранящих ударов.
Они не знали, что с Новицким, надеялись — хотя его не было видно — что он где-то рядом. Томек искал его на ощупь, но натыкался лишь на скалы.
Он попробовал высунуться наружу, но был с силой возвращен обратно. Впрочем, он бы все равно ничего не увидел. Если бы они не прижались друг к другу, то не заметили бы, что находятся рядом. Мощь ветра, хотели они того или нет, держала их в тесном углублении скалы. Песок пробивался повсюду, казалось, он их совсем засыпает. Ужас усиливался темнотой и страшным беспокойством за Новицкого. Один-единственный порыв такого ветра мог снести человека в пропасть. Оставалось только ждать и надеяться…
А буря все продолжалась… Как много времени прошло — пять, десять, пятнадцать часов? Они не знали. Их мучила жажда и хотя у обоих была вода во флягах, они берегли ее, как могли, думая о пропавшем Новицком. Они с трудом дышали сквозь запыленные платки. Губы и горло горели от песка. Они попеременно дремали, присев в своем укрытии, потом вставали, отряхивая песок, чтобы через минуту опять присесть и забыться беспокойным сном.
Наконец, ветер утих, выглянуло солнце. Все вокруг было засыпано песком. Долина царей напоминала городок, покрытый желтым снегом. Кое-где мелькали люди, пытаясь навести какой-то порядок. Местность по другую сторону горы пострадала меньше. Нил блестел по-прежнему, зелень пальм вселяла веру в победу жизни. Подгоняемые тревогой Томек и Салли пустились на поиски. Может быть, спасся, пережил, может, не сбросило его ветром в пропасть… Если так, ему срочно нужна помощь.
Чуть подальше тропа пологой петлей сходила вниз, образуя поверхностную, может, двухметровую впадину, и так же полого устремлялась вверх. Сейчас впадина была почти полностью засыпана песком.
— Томми, Томми, посмотри сюда! — вдруг позвала его Салли.
Они немного спустились. Томек смахнул песок с темного предмета, просвечивающего снизу.
— Господи Боже! — охрипшим голосом воскликнул он.
Это была правая, обутая в крепкий ботинок нога Новицкого. Они срочно принялись разгребать песок. Моряк лежал на животе, втиснув голову в небольшое углубление. Когда они переворачивали его на спину, им показалось, что он застонал. Томек приложил ухо к груди Новицкого, а Салли профессиональным жестом взяла руку, ища пульс. Он бился слабо, но ритмично.
— Жив, — вздохнула она сквозь слезы.
— Тадек! Тадек! — повторял Томек, вглядываясь в приятеля покрасневшими глазами.
Они подняли его и прислонили к скале.
— Воды, Салли, воды! — поторопил ее Томек.
Они приложили фляжку к губам моряка, наклонили его голову назад. Он сделал несколько глотков и, не открывая глаз, попытался что-то сказать, но только шевельнул губами. Наклонившись, Томек прочел по губам знакомое:
— Я-май-ка!
Они лихорадочно начали искать и действительно рядом с бурдюком с водой обнаружили и заветную фляжку. Глоток любимого напитка, и Новицкий открыл глаза. Избитый, измученный, он кашлял и отряхивал песок. Вскоре он уже смог собственными силами встать и заговорить.
Оказалось, порыв ветра ударил его о землю и понес в сторону впадины. Он пробовал встать, но ничего не получилось, ветер был ужасно силен. Тогда Новицкий стал искать место, где было легче дышать. Он нашел его между двумя обломками скалы, и это, видимо, спасло ему жизнь. Новицкий прикрыл голову рубашкой и дышал в углублении между обломками скалы. Вскоре он уснул или потерял сознание. Подробностей не помнил…
По положению солнца следовало, что снова наступает полдень. Буря, должно быть, продолжалась около двадцати часов.
Переждав зной в том же самом скалистом углублении и отдохнув, они двинулись, наконец, в Дейр эль-Бехари. Казалось, что все самое трудное уже позади, как вдруг… исчезла дорога. Она снова показалась в каких-нибудь тридцати — сорока сантиметрах, но за обрывающейся вертикально пропастью. Глубоко на дне вырисовывались очертания третьей, самой высокой террасы храма Хатшепсут.
— А, сто бочек гнилой селедки, — выругался моряк, со вздохом привалившись к скале. — Нет уж, это мой последний поход в горы.
— Зато, Тадек, мы можем сейчас прямо попасть в гробницу, в объятия царицы, — с юмором висельника заметил Томек.
— Только хоть ты, синичка, не говори сейчас, как это прекрасно, — простонал Новицкий. — Лучше ничего не говори.
Салли — в отличие от мужчин — чувствовала себя в сноси стихии. Точно так же, дрожа от чувств, как когда-то, когда ей пришлось прыгнуть в многометровую пропасть с террасы храма, затерявшегося в южноамериканских дебрях, она оторвалась от обрыва и была уже на другой стороне. Мужчинам не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру. Новицкий, бросив вниз скептический взгляд, покачал головой, сделал глубокий вздох и благополучно приземлился с приличным запасом расстояния. Томек справился не хуже. Пропетляв среди скалистых выступов, они спустились по крутому склону плоскогорья в Дейр эль-Бехари, где Беньковский уже в сильной тревоге собирал спасательную экспедицию. Они сердечно распрощались с ним и с опозданием на целые сутки вернулись в свой лагерь вблизи колосса Мемнона, где их радостно приветствовали Динго и перепуганный Патрик, почувствовавший при виде их огромное облегчение.
XII
Приведения
— Аллах акбар!
— Салам!
Приходящие совершали омовение и садились, скрестив ноги, на пышных подушках низкого столика. Стены были увешаны ковриками без ворса — килимами, на полу был расстелен ковер. Никто не начинал беседы, все ждали… Женщины внесли огромное блюдо с запеченными курами и большой поднос с рисом. Расставили миски с разными кушаньями и приправами, поставили тарелку с хлебцами балади.
Приступили к еде. Брали рис, ели его с куриным мясом. Отломив хлеб, обмакивали его в разные приправы, чаще — в самые острые. Сидевшие здесь люди вели бурную, полную риска жизнь, поэтому они предпочитали сильные специи. Молчали… Даже те, кто уже утолил голод, жевали до тех пор, пока не закончил есть последний, ибо считали себя не только небедными, но и воспитанными людьми. Вошел араб с суровым лицом и с горящими глазами. Многим европейцам он был известен, как «владыка Долины», «потомок фараонов» или просто «фараон». Арабы же называли его «железным фараоном». Он приветствовал собравшихся, среди которых находился и европеец, и уселся за стол. Есть он не стал. Подождав, когда женщины все уберут, он начал:
— Проклятые гяуры! Они здесь и всюду суют свой нос!
— Может, Аллах поможет, и они пойдут по другой, не нашей тропе?
— Садим, ты обнаружил ту тропу? — с нажимом спросил вожак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Они не знали, что с Новицким, надеялись — хотя его не было видно — что он где-то рядом. Томек искал его на ощупь, но натыкался лишь на скалы.
Он попробовал высунуться наружу, но был с силой возвращен обратно. Впрочем, он бы все равно ничего не увидел. Если бы они не прижались друг к другу, то не заметили бы, что находятся рядом. Мощь ветра, хотели они того или нет, держала их в тесном углублении скалы. Песок пробивался повсюду, казалось, он их совсем засыпает. Ужас усиливался темнотой и страшным беспокойством за Новицкого. Один-единственный порыв такого ветра мог снести человека в пропасть. Оставалось только ждать и надеяться…
А буря все продолжалась… Как много времени прошло — пять, десять, пятнадцать часов? Они не знали. Их мучила жажда и хотя у обоих была вода во флягах, они берегли ее, как могли, думая о пропавшем Новицком. Они с трудом дышали сквозь запыленные платки. Губы и горло горели от песка. Они попеременно дремали, присев в своем укрытии, потом вставали, отряхивая песок, чтобы через минуту опять присесть и забыться беспокойным сном.
Наконец, ветер утих, выглянуло солнце. Все вокруг было засыпано песком. Долина царей напоминала городок, покрытый желтым снегом. Кое-где мелькали люди, пытаясь навести какой-то порядок. Местность по другую сторону горы пострадала меньше. Нил блестел по-прежнему, зелень пальм вселяла веру в победу жизни. Подгоняемые тревогой Томек и Салли пустились на поиски. Может быть, спасся, пережил, может, не сбросило его ветром в пропасть… Если так, ему срочно нужна помощь.
Чуть подальше тропа пологой петлей сходила вниз, образуя поверхностную, может, двухметровую впадину, и так же полого устремлялась вверх. Сейчас впадина была почти полностью засыпана песком.
— Томми, Томми, посмотри сюда! — вдруг позвала его Салли.
Они немного спустились. Томек смахнул песок с темного предмета, просвечивающего снизу.
— Господи Боже! — охрипшим голосом воскликнул он.
Это была правая, обутая в крепкий ботинок нога Новицкого. Они срочно принялись разгребать песок. Моряк лежал на животе, втиснув голову в небольшое углубление. Когда они переворачивали его на спину, им показалось, что он застонал. Томек приложил ухо к груди Новицкого, а Салли профессиональным жестом взяла руку, ища пульс. Он бился слабо, но ритмично.
— Жив, — вздохнула она сквозь слезы.
— Тадек! Тадек! — повторял Томек, вглядываясь в приятеля покрасневшими глазами.
Они подняли его и прислонили к скале.
— Воды, Салли, воды! — поторопил ее Томек.
Они приложили фляжку к губам моряка, наклонили его голову назад. Он сделал несколько глотков и, не открывая глаз, попытался что-то сказать, но только шевельнул губами. Наклонившись, Томек прочел по губам знакомое:
— Я-май-ка!
Они лихорадочно начали искать и действительно рядом с бурдюком с водой обнаружили и заветную фляжку. Глоток любимого напитка, и Новицкий открыл глаза. Избитый, измученный, он кашлял и отряхивал песок. Вскоре он уже смог собственными силами встать и заговорить.
Оказалось, порыв ветра ударил его о землю и понес в сторону впадины. Он пробовал встать, но ничего не получилось, ветер был ужасно силен. Тогда Новицкий стал искать место, где было легче дышать. Он нашел его между двумя обломками скалы, и это, видимо, спасло ему жизнь. Новицкий прикрыл голову рубашкой и дышал в углублении между обломками скалы. Вскоре он уснул или потерял сознание. Подробностей не помнил…
По положению солнца следовало, что снова наступает полдень. Буря, должно быть, продолжалась около двадцати часов.
Переждав зной в том же самом скалистом углублении и отдохнув, они двинулись, наконец, в Дейр эль-Бехари. Казалось, что все самое трудное уже позади, как вдруг… исчезла дорога. Она снова показалась в каких-нибудь тридцати — сорока сантиметрах, но за обрывающейся вертикально пропастью. Глубоко на дне вырисовывались очертания третьей, самой высокой террасы храма Хатшепсут.
— А, сто бочек гнилой селедки, — выругался моряк, со вздохом привалившись к скале. — Нет уж, это мой последний поход в горы.
— Зато, Тадек, мы можем сейчас прямо попасть в гробницу, в объятия царицы, — с юмором висельника заметил Томек.
— Только хоть ты, синичка, не говори сейчас, как это прекрасно, — простонал Новицкий. — Лучше ничего не говори.
Салли — в отличие от мужчин — чувствовала себя в сноси стихии. Точно так же, дрожа от чувств, как когда-то, когда ей пришлось прыгнуть в многометровую пропасть с террасы храма, затерявшегося в южноамериканских дебрях, она оторвалась от обрыва и была уже на другой стороне. Мужчинам не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру. Новицкий, бросив вниз скептический взгляд, покачал головой, сделал глубокий вздох и благополучно приземлился с приличным запасом расстояния. Томек справился не хуже. Пропетляв среди скалистых выступов, они спустились по крутому склону плоскогорья в Дейр эль-Бехари, где Беньковский уже в сильной тревоге собирал спасательную экспедицию. Они сердечно распрощались с ним и с опозданием на целые сутки вернулись в свой лагерь вблизи колосса Мемнона, где их радостно приветствовали Динго и перепуганный Патрик, почувствовавший при виде их огромное облегчение.
XII
Приведения
— Аллах акбар!
— Салам!
Приходящие совершали омовение и садились, скрестив ноги, на пышных подушках низкого столика. Стены были увешаны ковриками без ворса — килимами, на полу был расстелен ковер. Никто не начинал беседы, все ждали… Женщины внесли огромное блюдо с запеченными курами и большой поднос с рисом. Расставили миски с разными кушаньями и приправами, поставили тарелку с хлебцами балади.
Приступили к еде. Брали рис, ели его с куриным мясом. Отломив хлеб, обмакивали его в разные приправы, чаще — в самые острые. Сидевшие здесь люди вели бурную, полную риска жизнь, поэтому они предпочитали сильные специи. Молчали… Даже те, кто уже утолил голод, жевали до тех пор, пока не закончил есть последний, ибо считали себя не только небедными, но и воспитанными людьми. Вошел араб с суровым лицом и с горящими глазами. Многим европейцам он был известен, как «владыка Долины», «потомок фараонов» или просто «фараон». Арабы же называли его «железным фараоном». Он приветствовал собравшихся, среди которых находился и европеец, и уселся за стол. Есть он не стал. Подождав, когда женщины все уберут, он начал:
— Проклятые гяуры! Они здесь и всюду суют свой нос!
— Может, Аллах поможет, и они пойдут по другой, не нашей тропе?
— Садим, ты обнаружил ту тропу? — с нажимом спросил вожак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79