Никогда Кодар не думал, что можно так хорошо выразить человеческую мысль, застывшую на мертвом лице.
Забыв обо всем на свете, Кодар стоял как зачарованный. Его мысли оборвал раздавшийся за стеной звонкий женский голос:
– Даша! Ну где ты там пропала!
Сначала послышалось шлепанье босых ног, затем распахнулась дверь кабинета.
Кодар повернул голову. На пороге стояла полураздетая, с распущенными косами Зинаида Петровна.
На мгновение Кодару показалось, что с картины сошла та самая женщина, которая держала на блюде мертвую голову. Женщина ахнула и скрылась за дверью. Вслед за тем шумно открылась вторая дверь, высунулась другая женская головка и также быстро исчезла.
Через несколько минут все выяснилось.
Печенегова, быстро одевшись, вошла в кабинет. Зябко кутаясь в пуховую шаль, присела на диван. Кодар, приложив руки к груди, низко поклонился, слегка искажая русский язык, певучим голосом проговорил:
– Извиняй. Я немножко испугал тебя.
И сконфуженно умолк. Его смущало здесь все: и яркий утренний свет, и большие картины в тяжелых позолоченных рамах, и бронзовые подсвечники на письменном столе, заваленном книгами.
Зинаида Петровна с любопытством вскидывала свои зеленые кошачьи глаза на стоявшего посреди комнаты Кодара, одетого в шелковый зеленого цвета бешмет, подпоясанный сиреневым кушаком. Голова у него была большая, гладко выбритая. Глаза черные, выразительные, с ярко поблескивающими, быстро двигающимися зрачками. Нос прямой и правильный, с чуть заметной горбинкой. В руках он держал объемистый куржум – сумку, сотканную им самим из разноцветных шерстяных нитей. Куржум был чем-то наполнен и завязан сверху тонким сыромятным ремешком.
– Нам хотелось хорошее с тобой знакомство завести. По нашим обычаям, мы тебе подарки привезли.
Развязав куржум, Кодар вытащил оттуда и расстелил на полу небольшой пестрый ковер. На нем с удивительным мастерством был выткан косяк кобылиц, пригнанных на водопой вместе с жеребятами к берегу широкого степного лимана. Некоторые лошади, вытянув шеи, жадно припали к воде, другие резвились на песчаном берегу. В отдалении, на небольшом бугорке, стоял косячный жеребец с высоко и гордо поднятой головой.
– О, это прекрасно! – Зинаида Петровна взялась за край ковра и руками приподняла его. – Какой он тяжелый!
– Чистая верблюжья шерсть, – спокойно ответил Кодар.
– Не знаю, чем вас благодарить. Вы такой милый… Да, да! – В подтверждение своих слов она протянула ему для поцелуя руку.
Но Кодар только низко поклонился. До протянутой и повисшей в воздухе руки он не дотронулся.
Ей понравился этот степной богатырь, который не раболепствовал перед ней, как это делали другие, и держался с достоинством.
– Где вы купили такую прелесть?
– Нигде не покупал, сам делал.
– Вы умеете ткать такие замечательные ковры? – удивилась Зинаида Петровна.
– Да. Этому научила меня моя мать, – тихо ответил Кодар. В его словах слышалась гордость и уважение к матери.
– У вас прекрасная мать! Вы понимаете, что это… это… – Печенегова, ища подходящее слово, пощелкала пальцами. – Это искусство, талант! Понимаете?
– У нас в аулах многие умеют так делать; только одни мастерят хорошо, другие хуже. Мать наша хорошо знала это дело. Умела коня из глины вылепить, коров и разных птиц.
– От кого же она научилась?
– От своей матери.
– У вас ковры ткут обыкновенно женщины, а вы… джигит.
– Когда маленький был, помогал матери. Теперь без такой работы не могу.
– Но чем же я отплачу за этот великолепный подарок? Садитесь, гостем будете! – Зинаида Петровна пододвинула ему кресло. Сама взяла колокольчик, позвонила. Потом прилегла на диван и сбросила с маленьких ног раскрашенные туфли.
– У вас очень хорошие кони, – присаживаясь на кресло, заговорил Кодар. – Я знаю эту породу. У меня есть небольшой косяк кобылиц. Я бы хотел пустить их в ваш табун.
– Вы хотите улучшить породу коней? Но, кажется, ваши аксакалы противятся этому?
– Наши аксакалы любят сильных лошадей и не хотят, чтобы ушла от них выносливость. Слабые кони не могут вынести наших буранов. А я думаю, что если жеребенок родится здесь, то он привыкнет и к этому. У нас так говорят: от хорошего дерева растут и хорошие листья.
«Он, кажется, умен», – подумала Печенегова, внимательно рассматривая его.
– Вы грамотны?
– Могу читать, писать. Арабскую письменность знаю.
Говорил он мягким, приятным голосом, делая твердые, но неправильные ударения.
– А по-русски?
Вошла Даша и позвала Зинаиду Петровну завтракать.
– Хочешь, я буду учить тебя русской грамоте? – неожиданно для самой себя проговорила Зинаида Петровна, когда девушка вышла.
– По-русски тоже умею, – ответил Кодар. – Меня научил один очень хороший человек, он…
– Кто он такой? – спросила Печенегова.
– Он – русский учитель…
В столовой, куда пригласила своего гостя Печенегова, Кодар увидел много незнакомых ему людей. Здесь был Владимир Печенегов, молодой офицер с белокурыми волосами и неприятным, угристым лицом, и его новый друг Бен Хевурд, одетый в простую русскую косоворотку. Кодар принял его за купца. Рядом с ними сидел рыжий Иван Степанов, напротив – инженер Шпак.
Кроме Ивана Степанова, хорошо знавшего Кодара, на гостя все посмотрели, как на большую и необыкновенную в этом доме редкость. Увидев вытканный Кодаром ковер, особенно заинтересовался им Хевурд-младший. Но он стал спрашивать Кодара не о коврах, а о породах лошадей, их выносливости и резвости. Бен Хевурд даже полюбопытствовал, сколько «мистер Кодар» надаивает в день кумыса.
– Один турсук, – неохотно ответил тот.
– Почему так мало?
– Нам хватает. Больше жеребятам оставляю.
Кодар пил чай из блюдечка, поставив его донышком на вытянутые пальцы.
– На скачках будешь? – спросил его Иван, знавший лошадей Кодара и чувствующий в нем соперника.
– Не знаем. В байге будем скакать.
– Значит, козла драть станешь! Вот, барин, умора-то!
Иван запросто ткнул локтем в бок Хевурда и, не замечая гримасы на его лице, продолжал:
– Посмотрите, как они будут козленка потрошить.
– А что это такое? Я в детстве слышал об этом, но никогда не видел.
– А вы расспросите его, он вам расскажет.
Бен Хевурд повернулся к Кодару.
– Так просто говорить – непонятно будет. Надо посмотреть…
– Нет, ты все-таки скажи, – приставал захмелевший Иван. – На наших казачьих скачках участвовать будешь? Вот этот господин, – кивая на Хевурда, продолжал Иван, – заморских лошадей привел, хочет наших степных обтяпать! Да мы на своих мухортеньких всех позади оставим! Видал, каких аргамаков наша любезная Петровна пригнала! Львы!
Печенегова, изобразив на своем лице улыбку, кивнула головой. Развязность Ивана последнее время начинала ей надоедать, да и по станице о ней шли самые нелестные слухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Забыв обо всем на свете, Кодар стоял как зачарованный. Его мысли оборвал раздавшийся за стеной звонкий женский голос:
– Даша! Ну где ты там пропала!
Сначала послышалось шлепанье босых ног, затем распахнулась дверь кабинета.
Кодар повернул голову. На пороге стояла полураздетая, с распущенными косами Зинаида Петровна.
На мгновение Кодару показалось, что с картины сошла та самая женщина, которая держала на блюде мертвую голову. Женщина ахнула и скрылась за дверью. Вслед за тем шумно открылась вторая дверь, высунулась другая женская головка и также быстро исчезла.
Через несколько минут все выяснилось.
Печенегова, быстро одевшись, вошла в кабинет. Зябко кутаясь в пуховую шаль, присела на диван. Кодар, приложив руки к груди, низко поклонился, слегка искажая русский язык, певучим голосом проговорил:
– Извиняй. Я немножко испугал тебя.
И сконфуженно умолк. Его смущало здесь все: и яркий утренний свет, и большие картины в тяжелых позолоченных рамах, и бронзовые подсвечники на письменном столе, заваленном книгами.
Зинаида Петровна с любопытством вскидывала свои зеленые кошачьи глаза на стоявшего посреди комнаты Кодара, одетого в шелковый зеленого цвета бешмет, подпоясанный сиреневым кушаком. Голова у него была большая, гладко выбритая. Глаза черные, выразительные, с ярко поблескивающими, быстро двигающимися зрачками. Нос прямой и правильный, с чуть заметной горбинкой. В руках он держал объемистый куржум – сумку, сотканную им самим из разноцветных шерстяных нитей. Куржум был чем-то наполнен и завязан сверху тонким сыромятным ремешком.
– Нам хотелось хорошее с тобой знакомство завести. По нашим обычаям, мы тебе подарки привезли.
Развязав куржум, Кодар вытащил оттуда и расстелил на полу небольшой пестрый ковер. На нем с удивительным мастерством был выткан косяк кобылиц, пригнанных на водопой вместе с жеребятами к берегу широкого степного лимана. Некоторые лошади, вытянув шеи, жадно припали к воде, другие резвились на песчаном берегу. В отдалении, на небольшом бугорке, стоял косячный жеребец с высоко и гордо поднятой головой.
– О, это прекрасно! – Зинаида Петровна взялась за край ковра и руками приподняла его. – Какой он тяжелый!
– Чистая верблюжья шерсть, – спокойно ответил Кодар.
– Не знаю, чем вас благодарить. Вы такой милый… Да, да! – В подтверждение своих слов она протянула ему для поцелуя руку.
Но Кодар только низко поклонился. До протянутой и повисшей в воздухе руки он не дотронулся.
Ей понравился этот степной богатырь, который не раболепствовал перед ней, как это делали другие, и держался с достоинством.
– Где вы купили такую прелесть?
– Нигде не покупал, сам делал.
– Вы умеете ткать такие замечательные ковры? – удивилась Зинаида Петровна.
– Да. Этому научила меня моя мать, – тихо ответил Кодар. В его словах слышалась гордость и уважение к матери.
– У вас прекрасная мать! Вы понимаете, что это… это… – Печенегова, ища подходящее слово, пощелкала пальцами. – Это искусство, талант! Понимаете?
– У нас в аулах многие умеют так делать; только одни мастерят хорошо, другие хуже. Мать наша хорошо знала это дело. Умела коня из глины вылепить, коров и разных птиц.
– От кого же она научилась?
– От своей матери.
– У вас ковры ткут обыкновенно женщины, а вы… джигит.
– Когда маленький был, помогал матери. Теперь без такой работы не могу.
– Но чем же я отплачу за этот великолепный подарок? Садитесь, гостем будете! – Зинаида Петровна пододвинула ему кресло. Сама взяла колокольчик, позвонила. Потом прилегла на диван и сбросила с маленьких ног раскрашенные туфли.
– У вас очень хорошие кони, – присаживаясь на кресло, заговорил Кодар. – Я знаю эту породу. У меня есть небольшой косяк кобылиц. Я бы хотел пустить их в ваш табун.
– Вы хотите улучшить породу коней? Но, кажется, ваши аксакалы противятся этому?
– Наши аксакалы любят сильных лошадей и не хотят, чтобы ушла от них выносливость. Слабые кони не могут вынести наших буранов. А я думаю, что если жеребенок родится здесь, то он привыкнет и к этому. У нас так говорят: от хорошего дерева растут и хорошие листья.
«Он, кажется, умен», – подумала Печенегова, внимательно рассматривая его.
– Вы грамотны?
– Могу читать, писать. Арабскую письменность знаю.
Говорил он мягким, приятным голосом, делая твердые, но неправильные ударения.
– А по-русски?
Вошла Даша и позвала Зинаиду Петровну завтракать.
– Хочешь, я буду учить тебя русской грамоте? – неожиданно для самой себя проговорила Зинаида Петровна, когда девушка вышла.
– По-русски тоже умею, – ответил Кодар. – Меня научил один очень хороший человек, он…
– Кто он такой? – спросила Печенегова.
– Он – русский учитель…
В столовой, куда пригласила своего гостя Печенегова, Кодар увидел много незнакомых ему людей. Здесь был Владимир Печенегов, молодой офицер с белокурыми волосами и неприятным, угристым лицом, и его новый друг Бен Хевурд, одетый в простую русскую косоворотку. Кодар принял его за купца. Рядом с ними сидел рыжий Иван Степанов, напротив – инженер Шпак.
Кроме Ивана Степанова, хорошо знавшего Кодара, на гостя все посмотрели, как на большую и необыкновенную в этом доме редкость. Увидев вытканный Кодаром ковер, особенно заинтересовался им Хевурд-младший. Но он стал спрашивать Кодара не о коврах, а о породах лошадей, их выносливости и резвости. Бен Хевурд даже полюбопытствовал, сколько «мистер Кодар» надаивает в день кумыса.
– Один турсук, – неохотно ответил тот.
– Почему так мало?
– Нам хватает. Больше жеребятам оставляю.
Кодар пил чай из блюдечка, поставив его донышком на вытянутые пальцы.
– На скачках будешь? – спросил его Иван, знавший лошадей Кодара и чувствующий в нем соперника.
– Не знаем. В байге будем скакать.
– Значит, козла драть станешь! Вот, барин, умора-то!
Иван запросто ткнул локтем в бок Хевурда и, не замечая гримасы на его лице, продолжал:
– Посмотрите, как они будут козленка потрошить.
– А что это такое? Я в детстве слышал об этом, но никогда не видел.
– А вы расспросите его, он вам расскажет.
Бен Хевурд повернулся к Кодару.
– Так просто говорить – непонятно будет. Надо посмотреть…
– Нет, ты все-таки скажи, – приставал захмелевший Иван. – На наших казачьих скачках участвовать будешь? Вот этот господин, – кивая на Хевурда, продолжал Иван, – заморских лошадей привел, хочет наших степных обтяпать! Да мы на своих мухортеньких всех позади оставим! Видал, каких аргамаков наша любезная Петровна пригнала! Львы!
Печенегова, изобразив на своем лице улыбку, кивнула головой. Развязность Ивана последнее время начинала ей надоедать, да и по станице о ней шли самые нелестные слухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122