Хотя день был холодным, зимнее солнце ярко светило, и Габби получила огромную радость от прогулки. Витрины магазинов были уставлены товарами к Рождеству, до которого оставалась неделя, и Габби с грустью подумала об унылом празднике, ждавшем ее на «Стремительном».
С того дня, когда Габби спровоцировала Филиппа и он ударил ее, Филип старался усмирить свое влечение к ней, но стоило ему представить обольстительное тело Габби и большие фиалковые глаза, горящие желанием, как его охватывала страсть, которая была сильнее его воли. По какой-то причине Габби была так же необходима ему, как вода и питье, это было нечто похожее на болезнь. Можно было предположить, что после той боли, которую она ему причинила, он не пожелает иметь с ней никакого дела, и тем не менее Филип не хотел отпускать ее. Габби принадлежала ему, и никогда больше ни один мужчина не предъявит права на нее. Филип решил, что будет спать с ней, даже унижать ее, если это понадобится, но подчинит ее волю, а потом он заберет ее в Бельфонтен.
Рождество наступило без праздничных приготовлений. Филип отказался взять Габби на берег, несмотря на ее мольбы. Ей хотелось купить фигурки Святого семейства и Младенца в яслях, которые продавались в лавках в канун Рождества, – хоть что-нибудь, что напоминало бы о смысле этого дня, каким бы грустным он ни был для Габби. Филип пошел на берег один после того, как снова отобрал одежду у Габби. Он собирался весь день провести на берегу, занимаясь делами, а доверять Габби в свое отсутствие он не мог... даже когда она сидела под замком. Правда, в этот раз он предусмотрительно оставил в каюте небольшую печку и достаточно одеял, чтобы она смогла закутаться в них.
– Почему ты продолжаешь унижать меня, Филип? – спросила она, когда он собирался уходить. – Если ты так меня ненавидишь, то почему держишь рядом с собой?
– Я никогда не отпущу тебя, Габби, – сказал он, сдерживая волнение. – Ты моя. Ни один мужчина больше тебя не получит. – И он вышел прежде, чем увидел слезы боли и обиды в ее глазах.
Проходили часы, у Габби слюнки текли от вкусных запахов, доносившихся с камбуза. Но с каждым часом она все больше убеждалась, что Филип просто забыл заказать для нее обед, и она злилась на такое пренебрежение, тем более в день Рождества. Стемнело, запас дров для печки иссяк. Габби забралась в постель, чтобы спрятаться от холода. Она заснула, но не раньше, чем опять дала себе клятву уйти от Филиппа при первой возможности.
Уже почти светало, когда вернулся Филип, но Габби спала так крепко, что не слышала, как он нетвердым шагом ходил по каюте и тихо чертыхался, натыкаясь на мебель. Прошло некоторое время, прежде чем он забрался в постель и прижал Габби к себе, впитывая ее тепло. Неожиданное соприкосновение с его холодным телом разбудило ее. Она почувствовала сильный запах виски, а потом уловила аромат мускусных духов. Габби отбивалась от Филиппа, но он был намного сильнее ее.
– Хочу тебя, – неразборчиво пробормотал он, трогая ее за грудь.
– Ты пьян! – возмутилась она. – И ты... ты был с другой женщиной!
– Нужна мне, – пьяным голосом повторял Филип.
– Уходи, откуда пришел! – злобно воскликнула Габби.
– Хочу только тебя, – повторил он, забираясь на нее. – Люби меня, Габби. Покажи, отчего все мужчины хотят тебя.
– Ты мне противен, Филип!
– Зато я никак не могу тобой насытиться. – В доказательство своих слов он резко вошел в нее, так что она вскрикнула от боли, а потом расслабилась и постаралась отвлечься. Наконец он закончил свою пьяную атаку, и Габби глубоко вздохнула, когда перестала ощущать его тяжесть. Филип заснул почти сразу. Габби же долго не могла уснуть, свернувшись в маленький клубочек.
Хотя Филип мало спал этой ночью, тем не менее проснулся первым. Габби спала рядом. Филип внимательно всматривался в ее лицо. Оно было необычным, запоминающимся и манящим, исполненным чистоты и доброты, что не соответствовало ее истинной природе. Чертыхнувшись, он встал из теплой постели, быстро оделся и вышел из каюты, но прежде убедился, что все, что он приготовил ночью, в порядке.
Габби просыпалась медленно, лениво потягиваясь. Она открыла глаза, села, и ее фиалковые глаза широко распахнулись, когда она увидела, что на морском сундуке Филиппа расставлены фигурки, изображавшие Младенца в яслях, Святое семейство и других рождественских персонажей. Рядом лежала маленькая коробочка, завернутая в яркую бумагу и завязанная огромным бантом. Габби вскочила и подбежала к сундуку и стала по очереди брать миниатюрные резные фигурки, любуясь искусной работой. Только после того, как она налюбовалась на Святое семейство, она позволила себе взять коробочку. Она аккуратно снимала оберточную бумагу слой за слоем и наконец открыла крышку и замерла, потрясенная увиденным. На бархатной подушечке лежала пара аметистовых сережек, цвет которых полностью совпадал с цветом ее глаз. Как может Филип так обижать ее и в то же время покупать такой дорогой подарок? Никогда она не поймет странного мужчину, за которого вышла замуж.
Настойчивый стук прервал ее размышления.
– Кто там? – рассеянно отозвалась она.
– Матрос Лавиль, мадам Сент-Сир, – ответил голос за дверью. – – Можно войти? Ваш муж распорядился принести сюда сундук с вашей одеждой.
– Входите, – сказала Габби и удивилась, что дверь просто распахнулась. Неужели Филип забыл запереть ее? Или он затеял еще какую-нибудь игру?
Если матрос Лавиль и удивился, что Габби стояла, закутанная в одеяло, то виду не подал, как и два моряка, которые внесли сундук. Поставив сундук в ногах кровати и пожелав ей счастливого Рождества, они удалились и аккуратно закрыли за собой дверь. Как Габби ни прислушивалась, но звука вставленного или проворачиваемого в замке ключа не было.
С радостным криком Габби открыла крышку сундука и увидела, что вся одежда, которую она привезла с Мартиники, цела. Отложив летние платья, не подходящие к северному климату, она выбрала не очень плотное шерстяное платье сиреневого оттенка, который ей так шел. Выбрав кружевное белье и лиловые туфли под цвет платья, она отложила их и стала умываться ледяной водой из кувшина, стоявшего на умывальнике. Быстро одевшись, чтобы не так мерзнуть, она взяла щетку, оправленную в серебро, и стала расчесывать серебристые волосы, пока они не стали гладкими и блестящими. Последним штрихом были аметистовые серьги. Едва она закончила, как вошел Филип с большим подносом. От блюд, накрытых льняными салфетками, шли такие соблазнительные ароматы, что у Габби слюнки потекли.
– Тебе очень идет, – сказал Филип, скользнув цепким взглядом по ее фигуре, – но без одежды ты не хуже. – Тут он заметил, что Габби надела серьги, подаренные им.
Перехватив его взгляд, Габби машинально тронула одну из сережек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
С того дня, когда Габби спровоцировала Филиппа и он ударил ее, Филип старался усмирить свое влечение к ней, но стоило ему представить обольстительное тело Габби и большие фиалковые глаза, горящие желанием, как его охватывала страсть, которая была сильнее его воли. По какой-то причине Габби была так же необходима ему, как вода и питье, это было нечто похожее на болезнь. Можно было предположить, что после той боли, которую она ему причинила, он не пожелает иметь с ней никакого дела, и тем не менее Филип не хотел отпускать ее. Габби принадлежала ему, и никогда больше ни один мужчина не предъявит права на нее. Филип решил, что будет спать с ней, даже унижать ее, если это понадобится, но подчинит ее волю, а потом он заберет ее в Бельфонтен.
Рождество наступило без праздничных приготовлений. Филип отказался взять Габби на берег, несмотря на ее мольбы. Ей хотелось купить фигурки Святого семейства и Младенца в яслях, которые продавались в лавках в канун Рождества, – хоть что-нибудь, что напоминало бы о смысле этого дня, каким бы грустным он ни был для Габби. Филип пошел на берег один после того, как снова отобрал одежду у Габби. Он собирался весь день провести на берегу, занимаясь делами, а доверять Габби в свое отсутствие он не мог... даже когда она сидела под замком. Правда, в этот раз он предусмотрительно оставил в каюте небольшую печку и достаточно одеял, чтобы она смогла закутаться в них.
– Почему ты продолжаешь унижать меня, Филип? – спросила она, когда он собирался уходить. – Если ты так меня ненавидишь, то почему держишь рядом с собой?
– Я никогда не отпущу тебя, Габби, – сказал он, сдерживая волнение. – Ты моя. Ни один мужчина больше тебя не получит. – И он вышел прежде, чем увидел слезы боли и обиды в ее глазах.
Проходили часы, у Габби слюнки текли от вкусных запахов, доносившихся с камбуза. Но с каждым часом она все больше убеждалась, что Филип просто забыл заказать для нее обед, и она злилась на такое пренебрежение, тем более в день Рождества. Стемнело, запас дров для печки иссяк. Габби забралась в постель, чтобы спрятаться от холода. Она заснула, но не раньше, чем опять дала себе клятву уйти от Филиппа при первой возможности.
Уже почти светало, когда вернулся Филип, но Габби спала так крепко, что не слышала, как он нетвердым шагом ходил по каюте и тихо чертыхался, натыкаясь на мебель. Прошло некоторое время, прежде чем он забрался в постель и прижал Габби к себе, впитывая ее тепло. Неожиданное соприкосновение с его холодным телом разбудило ее. Она почувствовала сильный запах виски, а потом уловила аромат мускусных духов. Габби отбивалась от Филиппа, но он был намного сильнее ее.
– Хочу тебя, – неразборчиво пробормотал он, трогая ее за грудь.
– Ты пьян! – возмутилась она. – И ты... ты был с другой женщиной!
– Нужна мне, – пьяным голосом повторял Филип.
– Уходи, откуда пришел! – злобно воскликнула Габби.
– Хочу только тебя, – повторил он, забираясь на нее. – Люби меня, Габби. Покажи, отчего все мужчины хотят тебя.
– Ты мне противен, Филип!
– Зато я никак не могу тобой насытиться. – В доказательство своих слов он резко вошел в нее, так что она вскрикнула от боли, а потом расслабилась и постаралась отвлечься. Наконец он закончил свою пьяную атаку, и Габби глубоко вздохнула, когда перестала ощущать его тяжесть. Филип заснул почти сразу. Габби же долго не могла уснуть, свернувшись в маленький клубочек.
Хотя Филип мало спал этой ночью, тем не менее проснулся первым. Габби спала рядом. Филип внимательно всматривался в ее лицо. Оно было необычным, запоминающимся и манящим, исполненным чистоты и доброты, что не соответствовало ее истинной природе. Чертыхнувшись, он встал из теплой постели, быстро оделся и вышел из каюты, но прежде убедился, что все, что он приготовил ночью, в порядке.
Габби просыпалась медленно, лениво потягиваясь. Она открыла глаза, села, и ее фиалковые глаза широко распахнулись, когда она увидела, что на морском сундуке Филиппа расставлены фигурки, изображавшие Младенца в яслях, Святое семейство и других рождественских персонажей. Рядом лежала маленькая коробочка, завернутая в яркую бумагу и завязанная огромным бантом. Габби вскочила и подбежала к сундуку и стала по очереди брать миниатюрные резные фигурки, любуясь искусной работой. Только после того, как она налюбовалась на Святое семейство, она позволила себе взять коробочку. Она аккуратно снимала оберточную бумагу слой за слоем и наконец открыла крышку и замерла, потрясенная увиденным. На бархатной подушечке лежала пара аметистовых сережек, цвет которых полностью совпадал с цветом ее глаз. Как может Филип так обижать ее и в то же время покупать такой дорогой подарок? Никогда она не поймет странного мужчину, за которого вышла замуж.
Настойчивый стук прервал ее размышления.
– Кто там? – рассеянно отозвалась она.
– Матрос Лавиль, мадам Сент-Сир, – ответил голос за дверью. – – Можно войти? Ваш муж распорядился принести сюда сундук с вашей одеждой.
– Входите, – сказала Габби и удивилась, что дверь просто распахнулась. Неужели Филип забыл запереть ее? Или он затеял еще какую-нибудь игру?
Если матрос Лавиль и удивился, что Габби стояла, закутанная в одеяло, то виду не подал, как и два моряка, которые внесли сундук. Поставив сундук в ногах кровати и пожелав ей счастливого Рождества, они удалились и аккуратно закрыли за собой дверь. Как Габби ни прислушивалась, но звука вставленного или проворачиваемого в замке ключа не было.
С радостным криком Габби открыла крышку сундука и увидела, что вся одежда, которую она привезла с Мартиники, цела. Отложив летние платья, не подходящие к северному климату, она выбрала не очень плотное шерстяное платье сиреневого оттенка, который ей так шел. Выбрав кружевное белье и лиловые туфли под цвет платья, она отложила их и стала умываться ледяной водой из кувшина, стоявшего на умывальнике. Быстро одевшись, чтобы не так мерзнуть, она взяла щетку, оправленную в серебро, и стала расчесывать серебристые волосы, пока они не стали гладкими и блестящими. Последним штрихом были аметистовые серьги. Едва она закончила, как вошел Филип с большим подносом. От блюд, накрытых льняными салфетками, шли такие соблазнительные ароматы, что у Габби слюнки потекли.
– Тебе очень идет, – сказал Филип, скользнув цепким взглядом по ее фигуре, – но без одежды ты не хуже. – Тут он заметил, что Габби надела серьги, подаренные им.
Перехватив его взгляд, Габби машинально тронула одну из сережек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92