Пар заполнил ванную. Зеркала и окна запотели. Полотенца стали влажными. Стараясь очиститься, я перепробовал все сорта мыла - «Спасательный круг», «Слоновую кость» и даже какую-то местную разновидность, которая на ощупь напоминала наждачную бумагу. Потом я оделся и тихо спустился вниз. Пересекая гостиную, я заметил, что над камином висит старая охотничья винтовка. На стене висело еще одно ружье. А на кухне Объект ел кашу и читал журнал. Она не подняла голову, когда я вошел. Я взял тарелку и сел напротив. Возможно, на моем лице что-то отразилось.
- Ну что? Раскаиваешься? - с саркастическим видом осведомился Объект, подперев голову рукой. Хотя и сама она выглядела не очень - под глазами были мешки, а веснушки походили на пятна ржавчины.
- По-моему, это ты должна раскаиваться, - ответил я.
- Если хочешь знать, мне не в чем раскаиваться, - заявил Объект.
- Ах да, для тебя же это привычное дело, - парировал я.
И вдруг она затряслась от ярости. Натянувшиеся на шее жилы прорезали кожу.
- Tы вела себя как настоящая шлюха! - набросилась она на меня.
- Я? А ты? Это ведь ты бросалась на шею Рексу.
- Я никуда не бросалась. Мы даже не дошли до этого.
- Врешь.
- По крайней мере, он не твой брат. - И она вскочила, глядя на меня ненавидящими глазами. Казалось, она вот-вот расплачется. Она даже не вытерла рот, и все ее губы были в джеме и крошках. Я был потрясен видом этого любимого мною лица, которое искажала ненависть. Вероятно, выражение моего лица тоже изменилось. Я чувствовал, что глаза у меня расширяются и меня затопляет страх.
Объект ждал от меня объяснений, но мне ничего не приходило в голову. Наконец она отшвырнула свой стул:
- Джером наверху. Почему бы тебе не залезть к нему в кровать? - и вылетела из кухни.
Я был в отчаянии. Раскаяние, и без того заполнявшее меня, вырвалось наружу. Оно подкашивало ноги и разрывало сердце. Мало того что я терял подругу меня еще охватила тревога по поводу своей репутации. Неужели я действительно шлюха? А ведь я даже не подучил никакого удовольствия. Но ведь я сделал это? Я позволил это сделать. За этим последовал страх расплаты. А что, если я забеременею? Что тогда? И на моем лице появилось сосредоточенное выражение, свойственное всем девочкам, когда они занимаются подсчетом дней и прикидывают количество выделений. Мне потребовалась целая минута, прежде чем я вспомнил, что не могу забеременеть. Это был единственный плюс моего позднего развития. Однако меня это не сильно утешило. Я не сомневался в том, что Объект больше никогда не будет со мной разговаривать.
Я снова поднялся наверх, лег в кровать и закрыл лицо подушкой, чтобы не видеть слепящего света летнего солнца. Но от реальности было не скрыться. Не прошло и пяти минут, как пружины кровати просели под новым весом. А когда я выглянул из-за подушки, то увидел, что это Джером.
Он, удобно устроившись, лежал на спине. Вместо халата на нем была охотничья куртка, из-под которой торчали его заношенные боксеры. В руке он держал кружку с кофе, и я заметил, что ногти у него покрыты черным лаком. В утреннем свете, лившемся из бокового окна, на его лице отчетливо проступала щетина. На фоне блеклых крашеных волос эти рыжие побеги выглядели как сама жизнь, возвращающаяся на выжженный пейзаж.
Джером зачастую принимал насмешливую позу, которая позволяла ему не участвовать в каждодневной жизни. И сейчас он напыщенно изображал любовную сцену. Он лежал на подушке, повернув ко мне голову, так что падавшая на лоб прядь волос закрывала ему глаза.
- Доброе утро, дорогая.
- Привет.
- Что-то мы хандрим?
- Да, - ответил я. - Я вчера здорово опьянела.
- А мне так не показалось, дорогая.
- И тем не менее это так.
Джером ничего не ответил, откинулся на подушки, отхлебнул кофе и вздохнул, постукивая пальцем по лбу.
- Если тебя мучают какие-нибудь банальные переживания, то имей в виду, что я по-прежнему уважаю тебя и прочее, - промолвил он.
Я промолчал. Ответ лишь подтвердил бы факт происп1едшего, в то время как я делал все от меня зависящее, чтобы подвергнуть его сомнению. Через некоторое время Джером отставил кружку и повернулся на бок, потом пододвинулся и положил голову мне на плечо. Он лежал и дышал. Затем, не открывая глаз, он приподнял голову, забрался ко мне под подушку и начал тыкаться в меня носом. Его волосы упали мне на шею, а трепещущие ресницы оставляли воздушные поцелуи на моем подбородке. Его нос оказался в ложбинке на моем горле. А потом в ход были пущены и жадные губы. Я хотел только одного - чтобы он ушел, и одновременно пытался вспомнить, а почистил ли я зубы. Джером медленно забирался на меня, а я, как и накануне, ощущал лишь тяжесть его тела. Именно так мужчины заявляют о своих намерениях, придавливая женщин, как крышка саркофага. Они называют это любовью.
С минуту все было вполне терпимо. Но потом он задрал куртку и уткнул в меня свой распаленный член, снова пытаясь пропихнуть его ко мне под рубашку. Лифчика на мне не было, а ватные тампоны я спустил в уборную. Руки Джерома поднимались все выше, но мне было наплевать. Я хотел, чтобы он все ощутил сам и понял что почем. Но мне не удалось его разочаровать. Он гладил меня и сжимал в своих объятиях, а нижняя часть его тела ходила ходуном, как крокодилий хвост. И тогда без тени иронии он лихорадочно прошептал:
- Я действительно влюбился в тебя.
И его губы принялись искать мои. Он запустил мне в рот язык. И я понял, что это первое проникновение лишь предваряет следующее. Но я был на это не способен.
- Прекрати, - сказал я.
- Что?
- Прекрати.
- Почему?
- Потому.
- Почему потому?
- Потому что мне это не нравится.
Он сел. И тут же вскочил, как персонаж из старого водевиля, под которым все время складывается раскладушка.
- И не злись на меня, - добавил я.
- А кто сказал, что я злюсь? - промолвил Джером и вышел из комнаты.
Остаток дня тянулся бесконечно долго. Я сидел в комнате, пока не увидел через окно, что Джером уходит со своей кинокамерой. Нетрудно было догадаться, что меня исключили из списка исполнителей. Родители Объекта вернулись после утреннего тенниса, и миссис Объект поднялась в ванную. Из окна я видел, как мистер Объект взял книгу и забрался в гамак. Я дождался, когда в ванной польется вода, вышел через кухню на улицу и в самом мрачном расположении духа направился к заливу.
С одной стороны дома находилось болото, а с другой - грязная гравиевая дорога, которая шла через поле, заросшее высокой желтой травой. Вследствие отсутствия деревьев я довольно быстро набрел на полузаросший исторический монумент, поставленный не то в память о какой-то битве, не то для напоминания о существовавшем здесь форте - буквы покрылись мхом, и мне не удалось прочитать всю надпись. Я постоял некоторое время перед ним, размышляя о первых поселенцах и о том, как они убивали друг друга из-за лисьих и бобровых шкур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164