Дездемона еще раз пожала плечами. Обессилевшая от волнений и покинутая святым Христофором, она перестала сопротивляться стечению обстоятельств, над которыми к тому же была не властна.
- Если вы с Мильти хотите пожениться, я вас благословляю, - произнесла она и, откинувшись на подушки, снова смежила веки, будучи не в силах переносить все страдания этой жизни. - И пусть Господь хранит ваших детей от гибели в океане.
В моей семье свадебные застолья всегда были приправлены похоронными отзвуками. Моя бабка никогда не согласилась бы выйти замуж за деда, если бы не была уверена в том, что до свадьбы ей дожить не удастся. И согласие на свадьбу моих родителей она дала только потому, что считала - Мильтон не доживет и до конца недели.
Отец в это время считал то же самое. Стоя на носу корабля, он всматривался вдаль, пытаясь различить свой быстро приближающийся конец. Он не молился и не пытался уладить свои отношения с Богом. Он ощущал маячившую впереди вечность и не старался скрасить ее человеческими надеждами. Вечность была такой же огромной и холодной, как расстилающийся вокруг океан, и единственное, что Мильтон ощущал в этой пустоте, так это гул собственного сознания. Где-то там, за водным простором, находилась пуля, которая должна была положить конец его жизни. Возможно, она уже была вставлена в ружье, а может, еще хранилась в амуниции какогонибудь японца. Ему был двадцать один год, у него была сальная кожа и большой кадык. Ему подумалось, что глупо было сбегать на войну из-за любви, но он тут же пресек эти мысли, вспомнив, что любовь эта была не к кому-нибудь, а к Теодоре. Перед ним возникло ее лицо, и тут его похлопали по плечу.
- У тебя есть знакомые в Вашингтоне?
И моему отцу вручили распоряжение о переводе- ему предстояло явиться в Военно-морскую академию в Аннаполисе. Мильтон прошел вступительный экзамен, набрав девяносто восемь баллов.
В любой греческой драме должен быть свой deus ex machina. Мой появляется в виде веревочной люльки, которая подхватывает моего отца с борта транспортного судна и переносит его на палубу эсминца, возвращающегося на материк. В Сан-Франциско он садится в элегантный пульмановский вагон, который довозит его до Аннаполиса, где его и зачисляют кадетом в академию.
Когда он позвонил домой, чтобы сообщить новости, Дездемона воскликнула:
- Я же говорила, что святой Христофор спасет тебя от этой войны!
- Вот он и спас.
- Теперь тебе придется ремонтировать церковь.
- Что?
- Церковь.
- Да, конечно, конечно, - ответил кадет Стефанидис и, возможно, был тогда вполне искренен. Он испытывал огромную благодарность за то, что остался в живых. Но поездка в Вифинию по разным причинам откладывалась, а через год он женился и стал отцом. Война закончилась. Он отучился в Аннаполисе и воевал на корейской войне. И только после этого вернулся в Детройт и занялся семейным бизнесом. Время от времени Дездемона продолжала напоминать своему сыну о его обязательствах перед святым Христофором, но мой отец всегда находил оправдания для того, чтобы не отдавать долг. Его промедление привело к сокрушительным последствиям, если вы, конечно, в это верите, лично я временами верю, особенно когда в жилах начинает бурлить старая греческая кровь.
Мои родители поженились в июне 1946 года. Майкл Антониу сделал благородный жест и пришел на свадьбу. Будучи уже рукоположенным священником он выглядел величественным и благодушным, но ко второму часу свадебного приема он уже не мог справиться с собственной подавленностью. За столом он пил слишком много шампанского, а как только заиграл оркестр, схватился за подружку невесты - Зою Стефанидис.
Зоя была выше его почти на целый фут. Он пригласил ее на танец, и уже через мгновение они скользили по бальной зале.
- Тесси мне столько писала о тебе.
- Надеюсь, ничего плохого?
- Напротив. Она рассказывала о том, какая ты хорошая христианка.
Ряса скрывала его маленькие ножки, и Зое было трудно за ними уследить. Тесси танцевала с Мильтоном, облаченным в белую военно-морскую форму.
Когда пары оказывались рядом, Зоя бросала на Тесси комические взгляды и произносила одними губами: «Я тебя убью!» А потом кавалеры развернули своих дам и оказались лицом к лицу.
- Привет, Майк, - сердечно воскликнул Мильтон.
- Теперь уже отец Майк, - ответил отвергнутый поклонник.
- Получил повышение? Поздравляю. Надеюсь, я могу доверить тебе свою сестру.
И он повлек Тесси прочь, оглядываясь с извиняющейся улыбкой. Зое, которая знала, насколько несносным может быть ее брат, стало жалко отца Майка, и она предложила ему кусок свадебного торта.
EX OVO OMNIA
Теперь подведем итоги: Сурмелина Зизмо, в девичестве Паппасдиамондопулис, была не только моей двоюродной сестрой, но и моей бабкой. Мой отец приходился племянником своим родным родителям. А мои дед и бабка одновременно являлись двоюродным дедом и двоюродной бабкой. Мои родители приходились мне троюродными братом и сестрой. Генеалогическое древо Стефанидисов, представленное в «Аутосомальной передаче рецессивных черт» доктора Люса, содержит еще большее количество подробностей, которые, боюсь, не будут вам интересны. Я уделил внимание лишь нескольким последним трансмиссиям, и сейчас мы уже почти добрались до конца. А теперь в честь моей преподавательницы латыни мисс Барри я хочу обратить ваше внимание на приведенную выше цитату: «Все от яйца». Я поднимаюсь из-за парты, как мы делали всегда, когда она входила в класс, и слышу, как она спрашивает:
- Дети, кто из вас может перевести эту фразу и назвать ее источник?
Я поднимаю руку.
- Мисс Стефанидис, начнем с того, кто является соплеменником Гомера.
- Это из Овидия. «Метаморфозы». История творения.
- Потрясающе. Можете ли вы перевести нам это?
- Все происходит из яйца.
- Вы слышите, дети? Эта классная комната, ваши сияющие личики и даже старик Цицерон на моем столе - все это произошло из яйца.
Среди многочисленных тайн, которыми доктор Филобозян делился с нами в течение многих лет за обеденным столом (помимо чудовищных последствий материнского воображения), была и созданная в XVII веке теория преформации. Преформисты с цирковыми именами Спаллазани, Сваммердам и Левенгук считали, что с момента творения все человечество уже существовало в миниатюре в семени Адама и яйцеклетках Евы, где каждый человек был вставлен в другого, как в русской матрешке. Все началось с того, что Ян Сваммердам с помощью скальпеля снял внешний покров с какого-то насекомого. С какого? Ну… с представителя семейства Phylum arthropoda. Точное латинское название? Bombyx mori. Насекомое, которого Сваммердам использовал в 1650 году в своих опытах, было не кем иным, как шелкопрядом. Сняв слой кожного покрова перед собравшимися интеллектуалами, Сваммердам продемонстрировал находившуюся внутри крохотную модель будущего мотылька с хоботком, усиками и сложенными крыльями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164