На спинке стула висела моя зеленая куртка. Чуть позднее я должен был отправиться на прием к доктору Люсу, поэтому на мне были новые трусики, а голова свежевымыта. Очень хотелось писать, но я скрестил свои длинные ноги, чтобы отсрочить необходимый поход в туалет. Страх сковал мои члены. Я положил руку на словарь и принялся ее рассматривать. Она была изящна и имела форму листа, на пальце - плетеное колечко, подаренное мне Объектом. Нитки, из которых оно было связано, замусолились. Я отдернул руку и снова остался лицом к лицу с реальностью.
Передо мной было слово «чудовище», написанное черным по белому в затрепанном словаре большой столичной библиотеки. В почтенной книге размером с надгробие, страницы которой уже пожелтели от рук тысяч и тысяч предыдущих читателей. На них виднелись карандашные пометки и чернильные пятна, засохшая кровь и прилипшие крошки, а само издание для сохранности было приковано к столу цепью. Эта книга содержала в себе всю мудрость прошлого, свидетельствуя о нынешнем состоянии общества. Цепь же давала понять, что кое-кто из посетителей библиотеки мог вознамериться присвоить себе это знание, так как издание включало в себя все слова английского языка. Зато цепь ограничивала их до считанного десятка - «воровство», «кража», «присвоение чужой собственности», она говорила о «нищете», «недоверии», «неравенстве» и «упадке нравов». И Калли теперь изо всех сил держалась за эту цепь. Вглядываясь в это слово - «чудовище», - она накручивала ее себе на пальцы, пока те не побелели. Но слово никуда не девалось. Оно попрежнему оставалось на месте. И оно было написано отнюдь не на стене старой умывалки. В словаре Вебстера были граффити, но этот синоним не имел к ним никакого отношения. Он был авторитарен и официален, это был вердикт, вынесенный ей всей современной культурой. Чудовище. Вот кем она была. Вот о чем говорил доктор Люс со своими коллегами. Это все объясняло. Это объясняло слезы матери, когда та плакала в соседней комнате. Фальшивую жизнерадостность голоса Мильтона. Это объясняло причину их приезда в Нью-Йорк, где ничто не нарушало конфиденциальности происходящего. А также причину фотосъемок. Что делают люди, когда они сталкиваются с лох-несским чудовищем? Прежде всего они пытаются его сфотографировать. И Калли вдруг увидела себя именно с этой точки зрения. Она представила себя неуклюжим волосатым существом, вышедшим из чащобы. Рогатой гусеницей, высовывающей свою драконью пасть из ледяного озера. Глаза ее наполнились слезами, буквы начали расплываться, и она бросилась прочь из библиотеки.
Однако синоним не отставал. Словарь Вебстера продолжал гнаться за нею по коридорам библиотеки, выкрикивая ей вслед: «Чудовище! Чудовище!» Об этом кричали яркие флажки на улице. Она прочитывала это проклятие на рекламных щитах и афишах. Потом у библиотеки остановилось такси, и из него, размахивая руками, выскочил ее улыбающийся отец. При виде него Калли слегка воспрянула духом, и голос Вебстера умолк в ее голове. Ее отец не стал бы так улыбаться, если бы у него не было хороших известий для нее. Калли рассмеялась и, чуть не упав, бросилась вниз по лестнице. Однако не прошло и пяти секунд, которые ей потребовались на то, чтобы спуститься, как все изменилось. Чем больше она приближалась к Мильтону, тем яснее ей все становилось. Она уже знала: чем шире улыбка, тем хуже новости. Вспотевший в своем костюме Мильтон продолжал улыбаться, и в отблеске солнца снова промелькнула запонка с трагической маской.
Они всё знали. Ее родителям сказали, что она - чудовище. И тем не менее Мильтон открывал ей дверцу, а из машины на нее смотрела улыбающаяся Тесси. Такси довезло их до ресторана, и вскоре они уже сидели за столом и рассматривали меню.
Мильтон выждал, пока подадут напитки, и после этого с официальным видом приступил к разговору:
- Ты знаешь, что сегодня мы с мамой немного поболтали с твоим врачом. Самое приятное заключается в том, что уже на этой неделе ты вернешься домой и не пропустишь занятий. Теперь что касается неприятной стороны дела. Ты готова ее выслушать, Калли?
Взгляд Мильтона говорил о том, что все не так уж плохо.
- Неприятная сторона заключается в том, что тебе предстоит небольшая операция. Совсем небольшая. Операция - это даже не то слово. Доктор назвал это просто процедурой. Тебе дадут наркоз, и ты переночуешь в больнице. Вот и все. А если будет больно, тебе сделают обезболивающий укол.
После этого Мильтон решил, что он выполнил свои обязанности. Теперь за дело взялась Тесси. Она наклонилась к Калли и похлопала ее по колену.
- Все будет хорошо, милая, - сдавленным голосом произнесла она. И Калли увидела, что глаза ее покраснели от слез.
- Что это за операция? - спросила Калли.
- Это просто небольшая косметическая процедура, - ответил Мильтон. - Как удаление родинки. - И он игриво зажал нос Калли двумя пальцами. - Или выправление носа.
- Не смей! - раздраженно отдернула голову Калли.
- Прости, - Мильтон, замигав, откашлялся.
- А что со мной такое? - срывающимся голосом спросила Калли. Слезы ручьями бежали по ее щекам. - Что со мной, папа?
Лицо Мильтона потемнело. Он тяжело сглотнул. Калли ждала, что он с минуты на минуту процитирует Вебстера, но он этого не сделал. Он просто смотрел на нее своими темными и полными любви глазами. И любви в глазах было столько, что не поверить ему было невозможно.
- У тебя что-то не в порядке с гормонами, - сказал он. - Я всегда считал, что у мужчин мужские гормоны, а у женщин - женские. Но, похоже, у всех есть и те и другие.
Калли ждала продолжения.
- Видишь ли, у тебя слишком много мужских гормонов и недостаточно женских. Поэтому доктор считает, что тебе время от времени надо делать инъекции, чтобы все пришло в норму.
Он так и не произнес этого слова. И мне не удалось вынудить его сделать это.
- Все дело в гормонах, - повторил Мильтон. - А это такая ерунда, по большому счету.
Люс считал, что пациентка в моем возрасте в состоянии все понять, и поэтому в тот день он выложил все начистоту. Своим медоточивым, обаятельным голосом, глядя прямо мне в глаза, он сообщил, что мой клитор несколько превышает размеры, свойственные обычным девочкам, после чего набросал мне те же схемы, что и моим родителям. А когда я потребовал от него объяснений относительно предстоящей операции, он лишь ответил:
- Нам надо привести в норму твои половые органы, - и ни слова не сказал про гипоспадию, так что я начал предполагать, что это слово не имеет ко мне отношения. Возможно, я просто не понял контекста? Может, доктор Люс имел в виду другого пациента? Словарь Вебстера утверждал, что гипоспадия является патологией пениса. Но ведь доктор Люс сказал, что у меня клитор. Я понимал, что и то и другое развивается из одних и тех же зародышевых половых желез, но какое это могло иметь значение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Передо мной было слово «чудовище», написанное черным по белому в затрепанном словаре большой столичной библиотеки. В почтенной книге размером с надгробие, страницы которой уже пожелтели от рук тысяч и тысяч предыдущих читателей. На них виднелись карандашные пометки и чернильные пятна, засохшая кровь и прилипшие крошки, а само издание для сохранности было приковано к столу цепью. Эта книга содержала в себе всю мудрость прошлого, свидетельствуя о нынешнем состоянии общества. Цепь же давала понять, что кое-кто из посетителей библиотеки мог вознамериться присвоить себе это знание, так как издание включало в себя все слова английского языка. Зато цепь ограничивала их до считанного десятка - «воровство», «кража», «присвоение чужой собственности», она говорила о «нищете», «недоверии», «неравенстве» и «упадке нравов». И Калли теперь изо всех сил держалась за эту цепь. Вглядываясь в это слово - «чудовище», - она накручивала ее себе на пальцы, пока те не побелели. Но слово никуда не девалось. Оно попрежнему оставалось на месте. И оно было написано отнюдь не на стене старой умывалки. В словаре Вебстера были граффити, но этот синоним не имел к ним никакого отношения. Он был авторитарен и официален, это был вердикт, вынесенный ей всей современной культурой. Чудовище. Вот кем она была. Вот о чем говорил доктор Люс со своими коллегами. Это все объясняло. Это объясняло слезы матери, когда та плакала в соседней комнате. Фальшивую жизнерадостность голоса Мильтона. Это объясняло причину их приезда в Нью-Йорк, где ничто не нарушало конфиденциальности происходящего. А также причину фотосъемок. Что делают люди, когда они сталкиваются с лох-несским чудовищем? Прежде всего они пытаются его сфотографировать. И Калли вдруг увидела себя именно с этой точки зрения. Она представила себя неуклюжим волосатым существом, вышедшим из чащобы. Рогатой гусеницей, высовывающей свою драконью пасть из ледяного озера. Глаза ее наполнились слезами, буквы начали расплываться, и она бросилась прочь из библиотеки.
Однако синоним не отставал. Словарь Вебстера продолжал гнаться за нею по коридорам библиотеки, выкрикивая ей вслед: «Чудовище! Чудовище!» Об этом кричали яркие флажки на улице. Она прочитывала это проклятие на рекламных щитах и афишах. Потом у библиотеки остановилось такси, и из него, размахивая руками, выскочил ее улыбающийся отец. При виде него Калли слегка воспрянула духом, и голос Вебстера умолк в ее голове. Ее отец не стал бы так улыбаться, если бы у него не было хороших известий для нее. Калли рассмеялась и, чуть не упав, бросилась вниз по лестнице. Однако не прошло и пяти секунд, которые ей потребовались на то, чтобы спуститься, как все изменилось. Чем больше она приближалась к Мильтону, тем яснее ей все становилось. Она уже знала: чем шире улыбка, тем хуже новости. Вспотевший в своем костюме Мильтон продолжал улыбаться, и в отблеске солнца снова промелькнула запонка с трагической маской.
Они всё знали. Ее родителям сказали, что она - чудовище. И тем не менее Мильтон открывал ей дверцу, а из машины на нее смотрела улыбающаяся Тесси. Такси довезло их до ресторана, и вскоре они уже сидели за столом и рассматривали меню.
Мильтон выждал, пока подадут напитки, и после этого с официальным видом приступил к разговору:
- Ты знаешь, что сегодня мы с мамой немного поболтали с твоим врачом. Самое приятное заключается в том, что уже на этой неделе ты вернешься домой и не пропустишь занятий. Теперь что касается неприятной стороны дела. Ты готова ее выслушать, Калли?
Взгляд Мильтона говорил о том, что все не так уж плохо.
- Неприятная сторона заключается в том, что тебе предстоит небольшая операция. Совсем небольшая. Операция - это даже не то слово. Доктор назвал это просто процедурой. Тебе дадут наркоз, и ты переночуешь в больнице. Вот и все. А если будет больно, тебе сделают обезболивающий укол.
После этого Мильтон решил, что он выполнил свои обязанности. Теперь за дело взялась Тесси. Она наклонилась к Калли и похлопала ее по колену.
- Все будет хорошо, милая, - сдавленным голосом произнесла она. И Калли увидела, что глаза ее покраснели от слез.
- Что это за операция? - спросила Калли.
- Это просто небольшая косметическая процедура, - ответил Мильтон. - Как удаление родинки. - И он игриво зажал нос Калли двумя пальцами. - Или выправление носа.
- Не смей! - раздраженно отдернула голову Калли.
- Прости, - Мильтон, замигав, откашлялся.
- А что со мной такое? - срывающимся голосом спросила Калли. Слезы ручьями бежали по ее щекам. - Что со мной, папа?
Лицо Мильтона потемнело. Он тяжело сглотнул. Калли ждала, что он с минуты на минуту процитирует Вебстера, но он этого не сделал. Он просто смотрел на нее своими темными и полными любви глазами. И любви в глазах было столько, что не поверить ему было невозможно.
- У тебя что-то не в порядке с гормонами, - сказал он. - Я всегда считал, что у мужчин мужские гормоны, а у женщин - женские. Но, похоже, у всех есть и те и другие.
Калли ждала продолжения.
- Видишь ли, у тебя слишком много мужских гормонов и недостаточно женских. Поэтому доктор считает, что тебе время от времени надо делать инъекции, чтобы все пришло в норму.
Он так и не произнес этого слова. И мне не удалось вынудить его сделать это.
- Все дело в гормонах, - повторил Мильтон. - А это такая ерунда, по большому счету.
Люс считал, что пациентка в моем возрасте в состоянии все понять, и поэтому в тот день он выложил все начистоту. Своим медоточивым, обаятельным голосом, глядя прямо мне в глаза, он сообщил, что мой клитор несколько превышает размеры, свойственные обычным девочкам, после чего набросал мне те же схемы, что и моим родителям. А когда я потребовал от него объяснений относительно предстоящей операции, он лишь ответил:
- Нам надо привести в норму твои половые органы, - и ни слова не сказал про гипоспадию, так что я начал предполагать, что это слово не имеет ко мне отношения. Возможно, я просто не понял контекста? Может, доктор Люс имел в виду другого пациента? Словарь Вебстера утверждал, что гипоспадия является патологией пениса. Но ведь доктор Люс сказал, что у меня клитор. Я понимал, что и то и другое развивается из одних и тех же зародышевых половых желез, но какое это могло иметь значение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164