что не следует ничего просить, но стоит предлагать свои руки и честно выполнять предложенную работу; что первый человек, желающий завязать с тобой дружбу, почти всегда бывает последним, с кем тебе хотелось бы иметь дело; что лучше быть одетым бедно, но чисто, чем богато, но неряшливо, а также массе других премудростей, о которых ничего не упоминали ни их деревенский учитель, ни отцовские книги.
Так что он, пожалуй, вполне мог задержаться на этой ферме до зимы, хотя еще не наступила и осень.
Но когда выпадет первый снег, он с тем же успехом мог оказаться и далеко на юге. Возможно, ему следует отправиться в один из приморских городов, как он поступил в прошлом году. Там, умея, в отличие от большинства своих товарищей-бродяг, читать и писать, он мог устроиться писцом или приказчиком к какому-нибудь торговцу и спокойно переждать зимнюю непогоду.
В прошлом году, нанявшись на рыбачью лодку, он совершил ошибку – да такую, что кости у него так и не отогрелись, а пальцы до сих пор помнили уколы крючков.
Пока Хэл думал о будущем, его руки проворно двигались, обрывая шишки хмеля со стеблей, обвивавших подпорки, и бросая их в мешок, висящий у него на шее. Закончив с одной лозой, он шагал к следующей, поднимая с земли концами своих ходулей облачка пыли в десяти футах под его ногами.
Он усмехнулся про себя. Когда он наконец научится оставлять завтрашние заботы на завтра и сосредоточиваться лишь на сегодняшнем дне?
Например, на Дольни с ее черными волосами до пояса, вечно готовыми изогнуться в улыбке губками цвета вишни и простыми платьицами, которые она носила, не надевая под них совсем ничего. Шестнадцатилетняя хохотушка была дочкой одной из стряпух фермера, и глаза ее обещали многое.
Прошлой ночью ее руки исполнили то, что обещали глаза, и уже почти рассвело, когда она натянула свое платьишко и отпихнула Хэла, сказав, что до рассвета должна быть в своей постели и что, возможно, завтра ночью – уже сегодня! – последует продолжение.
Он чуть не лопался от гордости: разве не его она предпочла всем другим кавалерам, с которыми гуляла по ночам прежде? Дольни клялась, что не позволила никому и пальчиком до нее дотронуться, хотя они и добивались ее благосклонности.
За время странствий Хэла Дольни была отнюдь не первой, побывавшей в его объятиях, зато – определенно – из всех встреченных была самой хорошенькой и самой страстной.
Охваченный возбуждением, Хэл споткнулся и едва не упал, усилием воли заставив себя думать о работе, как вдруг дракон, сидевший на скале над дальним концом поля, фыркнул и сорвался со своего насеста.
Сборщики испуганно закричали, женщины принялись визжать. Но дракон всего лишь разгонялся – или просто пугнул этих нелепых двуногих, копошащихся внизу, – а затем своими огромными крыльями поймал теплый ветер и взмыл высоко в воздух.
Хэл был не в силах оторвать от него глаза, глядя на то, как он кружит, то взмахивая огромными крыльями, то планируя на них.
Вот где ему хочется быть – в этой пронзительной синей выси вместе с этим удивительным зверем! Быть – не думая ни о ком внизу.
Кроме, пожалуй, Дольни, которую он посадил бы к себе за спину, а она бы смеялась, и ее смех звоном колокольчиков разносился бы по всему небу.
Возможно, они полетели бы на север, к овеянному дурной славой Черному острову, или, если уж быть более логичным, на юг, через весь Дирейн, над Чикорскими проливами, в крепость Паэстум, или дальше, мимо этого маленького вольного города, над Сэйджином и его владениями.
Это был уже перебор даже для его воображения; он вернул себя на землю и сосредоточился на сборе хмеля, поклявшись, что к вечеру наберет больше всех остальных сборщиков, сколь бы опытными и расторопными они ни были, и опять увидит сияющие глаза Дольни.
Трудно сказать, чего здесь было больше – снеди или разновидностей пива, которым по праву гордился этот край.
Были здесь и устрицы в бочонках, и речные раки, и ветчина, цыплята с перцем, пироги с пряной говядиной, пироги с почками, хлеб, соленья, картофельные лепешки, десяток видов приготовленных на пару овощей, закуски, с дюжину сортов сыра, сласти и еще уйма разнообразных яств.
Пиво было самое разное: легкое и светлое с хмелем, просто портер и очень темный и очень крепкий портер, эль, пшеничное и даже клубничное.
Все это было выставлено на длинных столах, и каждый мог есть и пить сколько влезет, вознаграждая себя за полуголодную городскую жизнь.
Некоторые сборщики прихватили с собой музыкальные инструменты, и теперь звучал нестройный хор из полудюжины гитар, пары лютен, нескольких деревянных дудок, трех или четырех небольших барабанов, деревянных свистков и нескольких певцов и певиц.
Ребятишки носились в толпе, поглощенные своими забавами. Собаки гоняли кошек, заливаясь отчаянным лаем, когда кто-нибудь из кошачьей породы награждал обидчика ударом когтистой лапы.
Хэл Кэйлис бродил в этой давке в поисках Дольни.
В конце концов он увидел ее, пробежавшую за руку с сыном одного из местных фермеров, выдающемуся лишь своими мускулами да белокурыми волосами. Они пробежали по склону холма и скрылись за кустами.
Ее смех звучал еще некоторое время после того, как она скрылась из виду.
Хэл решил было отправиться за ней, но что он мог ей сказать? У него не было никаких прав на нее, как не было никаких прав на нее у его многочисленных предшественников.
Ему хотелось обругать Дольни, но он понимал, что это ничего не даст. Если у него есть хоть капля мозгов, надо просто посмеяться над собственной глупостью, заставившей его считать себя чем-то большим, чем еще одна прихоть этой маленькой вертихвостки. Хэл выругался вслух, но вышло неубедительно.
«Ну и ладно, – подумал он. – Пойду тогда надерусь».
Он понятия не имел, почему ему в голову пришла именно эта мысль. Ему трижды случалось напиваться, и отвратительны были не только его ощущения на следующее утро, но и то головокружение, отупение и тошнота, которые приходили вместе с опьянением.
Тем не менее он отыскал массивную деревянную кружку и отправился к пивным бочонкам. Самым крепким должно быть темное, рассудил он, и мрачно наполнил кружку до самых краев.
Наверное, он надеялся впасть в забытье, но даже после двух с половиной кружек ничего не произошло. В действительности пиво еще больше обострило все его чувства, придало ему энергии. Он почувствовал, как его наполняет какая-то сила, и при мысли о том, что упустил Дольни, Хэл чуть было не разрыдался.
Он оглянулся по сторонам, подумывая, чем бы заняться и кого бы вместо нее охмурить, когда услышал далекий драконий крик. Затем увидел и самого дракона, устраивающегося на каменном выступе на ночлег.
Хэлу в голову пришла одна мысль.
Если глупышка Дольни не хочет лететь с ним, что ж, он полетит один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Так что он, пожалуй, вполне мог задержаться на этой ферме до зимы, хотя еще не наступила и осень.
Но когда выпадет первый снег, он с тем же успехом мог оказаться и далеко на юге. Возможно, ему следует отправиться в один из приморских городов, как он поступил в прошлом году. Там, умея, в отличие от большинства своих товарищей-бродяг, читать и писать, он мог устроиться писцом или приказчиком к какому-нибудь торговцу и спокойно переждать зимнюю непогоду.
В прошлом году, нанявшись на рыбачью лодку, он совершил ошибку – да такую, что кости у него так и не отогрелись, а пальцы до сих пор помнили уколы крючков.
Пока Хэл думал о будущем, его руки проворно двигались, обрывая шишки хмеля со стеблей, обвивавших подпорки, и бросая их в мешок, висящий у него на шее. Закончив с одной лозой, он шагал к следующей, поднимая с земли концами своих ходулей облачка пыли в десяти футах под его ногами.
Он усмехнулся про себя. Когда он наконец научится оставлять завтрашние заботы на завтра и сосредоточиваться лишь на сегодняшнем дне?
Например, на Дольни с ее черными волосами до пояса, вечно готовыми изогнуться в улыбке губками цвета вишни и простыми платьицами, которые она носила, не надевая под них совсем ничего. Шестнадцатилетняя хохотушка была дочкой одной из стряпух фермера, и глаза ее обещали многое.
Прошлой ночью ее руки исполнили то, что обещали глаза, и уже почти рассвело, когда она натянула свое платьишко и отпихнула Хэла, сказав, что до рассвета должна быть в своей постели и что, возможно, завтра ночью – уже сегодня! – последует продолжение.
Он чуть не лопался от гордости: разве не его она предпочла всем другим кавалерам, с которыми гуляла по ночам прежде? Дольни клялась, что не позволила никому и пальчиком до нее дотронуться, хотя они и добивались ее благосклонности.
За время странствий Хэла Дольни была отнюдь не первой, побывавшей в его объятиях, зато – определенно – из всех встреченных была самой хорошенькой и самой страстной.
Охваченный возбуждением, Хэл споткнулся и едва не упал, усилием воли заставив себя думать о работе, как вдруг дракон, сидевший на скале над дальним концом поля, фыркнул и сорвался со своего насеста.
Сборщики испуганно закричали, женщины принялись визжать. Но дракон всего лишь разгонялся – или просто пугнул этих нелепых двуногих, копошащихся внизу, – а затем своими огромными крыльями поймал теплый ветер и взмыл высоко в воздух.
Хэл был не в силах оторвать от него глаза, глядя на то, как он кружит, то взмахивая огромными крыльями, то планируя на них.
Вот где ему хочется быть – в этой пронзительной синей выси вместе с этим удивительным зверем! Быть – не думая ни о ком внизу.
Кроме, пожалуй, Дольни, которую он посадил бы к себе за спину, а она бы смеялась, и ее смех звоном колокольчиков разносился бы по всему небу.
Возможно, они полетели бы на север, к овеянному дурной славой Черному острову, или, если уж быть более логичным, на юг, через весь Дирейн, над Чикорскими проливами, в крепость Паэстум, или дальше, мимо этого маленького вольного города, над Сэйджином и его владениями.
Это был уже перебор даже для его воображения; он вернул себя на землю и сосредоточился на сборе хмеля, поклявшись, что к вечеру наберет больше всех остальных сборщиков, сколь бы опытными и расторопными они ни были, и опять увидит сияющие глаза Дольни.
Трудно сказать, чего здесь было больше – снеди или разновидностей пива, которым по праву гордился этот край.
Были здесь и устрицы в бочонках, и речные раки, и ветчина, цыплята с перцем, пироги с пряной говядиной, пироги с почками, хлеб, соленья, картофельные лепешки, десяток видов приготовленных на пару овощей, закуски, с дюжину сортов сыра, сласти и еще уйма разнообразных яств.
Пиво было самое разное: легкое и светлое с хмелем, просто портер и очень темный и очень крепкий портер, эль, пшеничное и даже клубничное.
Все это было выставлено на длинных столах, и каждый мог есть и пить сколько влезет, вознаграждая себя за полуголодную городскую жизнь.
Некоторые сборщики прихватили с собой музыкальные инструменты, и теперь звучал нестройный хор из полудюжины гитар, пары лютен, нескольких деревянных дудок, трех или четырех небольших барабанов, деревянных свистков и нескольких певцов и певиц.
Ребятишки носились в толпе, поглощенные своими забавами. Собаки гоняли кошек, заливаясь отчаянным лаем, когда кто-нибудь из кошачьей породы награждал обидчика ударом когтистой лапы.
Хэл Кэйлис бродил в этой давке в поисках Дольни.
В конце концов он увидел ее, пробежавшую за руку с сыном одного из местных фермеров, выдающемуся лишь своими мускулами да белокурыми волосами. Они пробежали по склону холма и скрылись за кустами.
Ее смех звучал еще некоторое время после того, как она скрылась из виду.
Хэл решил было отправиться за ней, но что он мог ей сказать? У него не было никаких прав на нее, как не было никаких прав на нее у его многочисленных предшественников.
Ему хотелось обругать Дольни, но он понимал, что это ничего не даст. Если у него есть хоть капля мозгов, надо просто посмеяться над собственной глупостью, заставившей его считать себя чем-то большим, чем еще одна прихоть этой маленькой вертихвостки. Хэл выругался вслух, но вышло неубедительно.
«Ну и ладно, – подумал он. – Пойду тогда надерусь».
Он понятия не имел, почему ему в голову пришла именно эта мысль. Ему трижды случалось напиваться, и отвратительны были не только его ощущения на следующее утро, но и то головокружение, отупение и тошнота, которые приходили вместе с опьянением.
Тем не менее он отыскал массивную деревянную кружку и отправился к пивным бочонкам. Самым крепким должно быть темное, рассудил он, и мрачно наполнил кружку до самых краев.
Наверное, он надеялся впасть в забытье, но даже после двух с половиной кружек ничего не произошло. В действительности пиво еще больше обострило все его чувства, придало ему энергии. Он почувствовал, как его наполняет какая-то сила, и при мысли о том, что упустил Дольни, Хэл чуть было не разрыдался.
Он оглянулся по сторонам, подумывая, чем бы заняться и кого бы вместо нее охмурить, когда услышал далекий драконий крик. Затем увидел и самого дракона, устраивающегося на каменном выступе на ночлег.
Хэлу в голову пришла одна мысль.
Если глупышка Дольни не хочет лететь с ним, что ж, он полетит один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107