Он три раза пытался… привести план в исполнение. И однажды у него чуть не получилось. Я же чувствовала… чувствую омерзение от одной только такой мысли. Он любил говорить об этом, рассказывал мне на ухо, что мы с ним станем делать, какие черные радости нам предстоит испытать, когда он останется наедине со мной. Мой брат был очень черным колдуном, даже чернее, чем отец, и его мечты о том, как распорядиться могуществом и властью, чтобы играть людьми, как куклами, были столь же отвратительны, как те ужасные книги и старинные манускрипты, из которых он черпал свои фантазии.
Именно поэтому я не могла по-настоящему ненавидеть тебя, Дамастес, хотя именно ты был виновен в его смерти. Когда я пыталась быть честной сама с собою, то не могла не признать, что мы, Товиети, принесли тебе гораздо больше несчастий.
Я не знал, что сказать, да и вообще – стоило ли что-нибудь говорить?..
– Ну, – резко произнесла Симея, – разве это не омерзительно? Теперь ты, наверно, сожалеешь, что спал со мною? И считаешь, что я столь же порочна, как и все мое семейство? – Она села в постели. – А может быть, ты находишь все это интригующим и возбуждаешься от того, что слышишь? Единственный мужчина, которому я прежде все это рассказывала, мой первый любовник, завалил меня, как только я закрыла рот. Дамастес, не ужели так думают все мужчины?
– Нет, – медленно ответил я. – Это меня не возбуждает. И не знаю, должно ли, может ли это возбуждать других мужчин. Мне так не кажется. Я думал лишь о том, до какого зла могут дойти люди, если они могущественны, если они волшебники. Я счастлив, что во мне нет ни тени Таланта, если он несет с собой такое. – Я тоже сел и ласково обнял ее за плечи. – Но я знаю одно: то, что кто-то другой мог хотеть или выдумывать, не имеет никакого отношения к тебе, к тому, чем ты являешься. Разве не так?
Ее плечи под моей рукой задрожали.
– Нет, не име… не должно иметь.
– Из всего, что ты рассказала о своей семье, меня волнует только одно. Ты сказала, что Амбойна всегда тревожились только о себе, и ни о ком другом.
– А разве я теперь Амбойна? – задумчиво произнесла она. – Или всего лишь Симея-Товиети?
– С моей точки зрения, вряд ли это лучше.
– Должно быть лучше, – возразила она. – Товиети, по крайней мере, борются за свободу людей.
– Нельзя освободить человека, задушив его, – сказал я. А мысленно продолжил: или убивая беременную женщину.
Симея опять надолго умолкла.
– Да, – сказала она в конце концов. – Да, нельзя. Но я полагаю, когда человек служит тому, что он считает великой целью, то ему всегда приходится поступать примерно так же.
Внезапно я разозлился.
– Насрать на все великие цели! – рявкнул я. – Это означает, что ты можешь творить все, что заблагорассудится, до тех пор, пока тебе мерещится впереди этот выдуманный блеск. Пропади оно пропадом! Как раз сейчас мы находимся в самом сердце того, что получилось именно из-за таких вот мыслей, в пустыне, которая когда-то была самой прекрасной частью Нумантии!
Но Симея, конечно же, поняла, что я сердился не на нее.
– Я знаю, – печально ответила она. – Я знаю.
В каюте было абсолютно тихо, и я слышал, как ветерок стучался в иллюминаторы, как река журчала за дощатыми бортами.
– Но ведь может быть и по-другому, правда? – спросила она, заглянув мне в лицо.
– Хорошо бы, – ответил я и почувствовал, что ярость, только что владевшая мною, исчезла без остатка. – А если не может, то все, что я делаю… и ты делаешь… В общем, с таким же успехом можно было бы просто мочиться против ветра.
– Давай ляжем, – попросила она. – Можно, я положу голову тебе на плечо?
Я лег на спину, и она прижалась ко мне.
– Расскажи мне, каким Юрей был раньше, – прошептала она, – и каким он станет снова.
Я начал рассказ и понял, что у меня получается сказка.
– Это было волшебное место, – начал я свой рассказ. – Очень древнее. Когда-то короли Нумантии приезжали сюда на все лето. С гор дул приятный прохладный ветерок, игравший листьями деревьев в бесчисленных парках города. А деревья там были такие, каких я ни когда и нигде больше не видел: шестидесяти футов в обхвате, с многоцветными листьями, такими большими, что под каждым листом можно было, как под зонтиком, прятаться от тех теплых ласковых дождей, которые иногда случались там в жаркий сезон. А в центре города находился не дворец или мрачная крепость, а сад с множеством фонтанов. Их струи пели, омывая колонны из черного мрамора, инкрустированные золотом, а вода, смеясь, сбегала водопадами в маленькие бассейны. По всему городу протекали каналы, соединявшие…
Дыхание Симеи стало спокойным, потом она начала ровно посапывать, и я почувствовал, что ее тело, прижимавшееся ко мне, расслабилось.
Я лежал, глядя в потолок, и размышлял о том, что она рассказала мне и что я сказал ей, и спрашивал себя о том, что будет через шесть месяцев, через год, через два года.
Я уже как-то думал об этом и нашел очень маловероятным, что мне удастся остаться в живых до тех пор, пока не наступит время, хоть немного похожее на мир. Тогда я нашел в этой мысли странное успокоение.
Ну а если предположить, что я все-таки уцелею?
Что тогда?
Порой казалось, что время принадлежало нам одним, но это ощущение проходило, как только я вспоминал, что наше путешествие продолжалось всего несколько дней.
А потом у меня в голове сам собой возник вопрос, который я не торопился пока что задавать себе: что с армией?
Сотворив заклинание Чаши Ясновидения, Симея увидела на юге длинные мрачные колонны поредевшей армии Байрана, мрачно отступавшей в направлении Майсира.
Она попробовала посмотреть на север, где находился Тенедос, но ощутила нарастающее недоброе давление и прервала волшебство.
– Он все еще там, – сказала она. – Увы, нам не повезло: ни один из его демонов так и не сожрал его.
– Они знают, что от такой пищи у любого из них случится понос, – отозвался я. – А что делается в Никее?
Она попробовала посмотреть туда, но вскоре призналась, что не может сказать наверняка, но ей кажется, что она и там чувствует близкое присутствие Тенедоса.
Я предположил, что обе стороны сохраняли прежние позиции: Великий Совет – в столице, а Тенедос – где-то неподалеку. Хорошо бы в районе дельты Латаны.
Несомненно, Тенедос узнал о смерти Байрана и отступлении майсирцев. Но это всего лишь избавляло его от одной и, пожалуй, самой опасной для него угрозы и позволяло сосредоточиться сначала на моих мятежниках, которые были самыми серьезными из оставшихся у него противников, а затем разобраться и с Советом.
Симея была не в состоянии направить Чашу Ясновидения на мою армию, но она попыталась послать Синаит… не известие, нет; она назвала это ощущением… В общем, сообщить ей, что мы живы и движемся к своим со всей возможной скоростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Именно поэтому я не могла по-настоящему ненавидеть тебя, Дамастес, хотя именно ты был виновен в его смерти. Когда я пыталась быть честной сама с собою, то не могла не признать, что мы, Товиети, принесли тебе гораздо больше несчастий.
Я не знал, что сказать, да и вообще – стоило ли что-нибудь говорить?..
– Ну, – резко произнесла Симея, – разве это не омерзительно? Теперь ты, наверно, сожалеешь, что спал со мною? И считаешь, что я столь же порочна, как и все мое семейство? – Она села в постели. – А может быть, ты находишь все это интригующим и возбуждаешься от того, что слышишь? Единственный мужчина, которому я прежде все это рассказывала, мой первый любовник, завалил меня, как только я закрыла рот. Дамастес, не ужели так думают все мужчины?
– Нет, – медленно ответил я. – Это меня не возбуждает. И не знаю, должно ли, может ли это возбуждать других мужчин. Мне так не кажется. Я думал лишь о том, до какого зла могут дойти люди, если они могущественны, если они волшебники. Я счастлив, что во мне нет ни тени Таланта, если он несет с собой такое. – Я тоже сел и ласково обнял ее за плечи. – Но я знаю одно: то, что кто-то другой мог хотеть или выдумывать, не имеет никакого отношения к тебе, к тому, чем ты являешься. Разве не так?
Ее плечи под моей рукой задрожали.
– Нет, не име… не должно иметь.
– Из всего, что ты рассказала о своей семье, меня волнует только одно. Ты сказала, что Амбойна всегда тревожились только о себе, и ни о ком другом.
– А разве я теперь Амбойна? – задумчиво произнесла она. – Или всего лишь Симея-Товиети?
– С моей точки зрения, вряд ли это лучше.
– Должно быть лучше, – возразила она. – Товиети, по крайней мере, борются за свободу людей.
– Нельзя освободить человека, задушив его, – сказал я. А мысленно продолжил: или убивая беременную женщину.
Симея опять надолго умолкла.
– Да, – сказала она в конце концов. – Да, нельзя. Но я полагаю, когда человек служит тому, что он считает великой целью, то ему всегда приходится поступать примерно так же.
Внезапно я разозлился.
– Насрать на все великие цели! – рявкнул я. – Это означает, что ты можешь творить все, что заблагорассудится, до тех пор, пока тебе мерещится впереди этот выдуманный блеск. Пропади оно пропадом! Как раз сейчас мы находимся в самом сердце того, что получилось именно из-за таких вот мыслей, в пустыне, которая когда-то была самой прекрасной частью Нумантии!
Но Симея, конечно же, поняла, что я сердился не на нее.
– Я знаю, – печально ответила она. – Я знаю.
В каюте было абсолютно тихо, и я слышал, как ветерок стучался в иллюминаторы, как река журчала за дощатыми бортами.
– Но ведь может быть и по-другому, правда? – спросила она, заглянув мне в лицо.
– Хорошо бы, – ответил я и почувствовал, что ярость, только что владевшая мною, исчезла без остатка. – А если не может, то все, что я делаю… и ты делаешь… В общем, с таким же успехом можно было бы просто мочиться против ветра.
– Давай ляжем, – попросила она. – Можно, я положу голову тебе на плечо?
Я лег на спину, и она прижалась ко мне.
– Расскажи мне, каким Юрей был раньше, – прошептала она, – и каким он станет снова.
Я начал рассказ и понял, что у меня получается сказка.
– Это было волшебное место, – начал я свой рассказ. – Очень древнее. Когда-то короли Нумантии приезжали сюда на все лето. С гор дул приятный прохладный ветерок, игравший листьями деревьев в бесчисленных парках города. А деревья там были такие, каких я ни когда и нигде больше не видел: шестидесяти футов в обхвате, с многоцветными листьями, такими большими, что под каждым листом можно было, как под зонтиком, прятаться от тех теплых ласковых дождей, которые иногда случались там в жаркий сезон. А в центре города находился не дворец или мрачная крепость, а сад с множеством фонтанов. Их струи пели, омывая колонны из черного мрамора, инкрустированные золотом, а вода, смеясь, сбегала водопадами в маленькие бассейны. По всему городу протекали каналы, соединявшие…
Дыхание Симеи стало спокойным, потом она начала ровно посапывать, и я почувствовал, что ее тело, прижимавшееся ко мне, расслабилось.
Я лежал, глядя в потолок, и размышлял о том, что она рассказала мне и что я сказал ей, и спрашивал себя о том, что будет через шесть месяцев, через год, через два года.
Я уже как-то думал об этом и нашел очень маловероятным, что мне удастся остаться в живых до тех пор, пока не наступит время, хоть немного похожее на мир. Тогда я нашел в этой мысли странное успокоение.
Ну а если предположить, что я все-таки уцелею?
Что тогда?
Порой казалось, что время принадлежало нам одним, но это ощущение проходило, как только я вспоминал, что наше путешествие продолжалось всего несколько дней.
А потом у меня в голове сам собой возник вопрос, который я не торопился пока что задавать себе: что с армией?
Сотворив заклинание Чаши Ясновидения, Симея увидела на юге длинные мрачные колонны поредевшей армии Байрана, мрачно отступавшей в направлении Майсира.
Она попробовала посмотреть на север, где находился Тенедос, но ощутила нарастающее недоброе давление и прервала волшебство.
– Он все еще там, – сказала она. – Увы, нам не повезло: ни один из его демонов так и не сожрал его.
– Они знают, что от такой пищи у любого из них случится понос, – отозвался я. – А что делается в Никее?
Она попробовала посмотреть туда, но вскоре призналась, что не может сказать наверняка, но ей кажется, что она и там чувствует близкое присутствие Тенедоса.
Я предположил, что обе стороны сохраняли прежние позиции: Великий Совет – в столице, а Тенедос – где-то неподалеку. Хорошо бы в районе дельты Латаны.
Несомненно, Тенедос узнал о смерти Байрана и отступлении майсирцев. Но это всего лишь избавляло его от одной и, пожалуй, самой опасной для него угрозы и позволяло сосредоточиться сначала на моих мятежниках, которые были самыми серьезными из оставшихся у него противников, а затем разобраться и с Советом.
Симея была не в состоянии направить Чашу Ясновидения на мою армию, но она попыталась послать Синаит… не известие, нет; она назвала это ощущением… В общем, сообщить ей, что мы живы и движемся к своим со всей возможной скоростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129