Я помню, что ты каждый день носила его, и, когда отец спросил, откуда ты его взяла, ты сказала, что тебе его подарил один мальчик в школе.
Глаза ее засияли.
– Я до сих пор его ношу. – Ее тонкие пальцы коснулись звездочки, висевшей на тонкой цепочке на ее шее.
– У тебя нет мужчины, который дарил бы тебе теперь украшения? – сказал он полунасмешливо.
– Пока нет. – Она стиснула его в объятиях. – Я все равно не сниму эту звездочку, кто и что бы мне ни подарил. Она напоминает мне о слишком многих счастливых днях.
Он не мог четко вспомнить самого погребения. Словно его сознание было затуманено, так что даже сейчас, во сне, воспоминание было смутным, будто его и не было при этом обряде.
Потом, по искаильскому обычаю, была церемонная торжественная трапеза для семьи и друзей отца, которая предшествовала семидневному посту.
Мойши сидел рядом с Сандой. Слева от него расположилась высокая, довольно изящная женщина. Когда Санда ушла, он обратил на нее внимание и заметил, что она смотрит на него. Он повернулся и впервые посмотрел на нее. У нее были черные глаза и темные вьющиеся волосы. На ней было оливковозеленое блестящее платье, открывающее одно плечо. Линия шеи плавно переходила в очертания крепкой груди.
– Извини, что я так смотрю на тебя, – сказала она слегка хрипловатым голосом. – Но ты другой сын? Тот, что плавает по морям.
На мгновение их взгляды встретились.
– Я Элена. – Взгляд его был попрежнему непонимающим. Тогда она добавила: – Я жена Йусти.
Мойши замер как громом пораженный. Ведь именно изза гибели сына Йусти в драке Мойши пришлось много лет назад срочно покинуть Искаиль. Сын Йусти полез в драку с Йесой и выхватил нож. Йеса драться не умел и наверняка бы погиб, если бы Мойши не ввязался в схватку с ним. Йусти, земля которого граничила с землями его отца, был лишь немного его моложе.
– К несчастью, он болен, – сказала Элена. – Иначе он был бы здесь вместе со мной и почтил бы своего ближайшего соседа и друга. Когда он выздоровеет, он придет на могилу твоего отца и будет молиться за то, чтобы его странствие было спокойным и чтобы он обрел вечный мир.
– Ты хорошо знала моего отца?
– Увы, нет. Я ведь только недавно вышла за Йусти. После того, как умерла его прежняя жена, он взял меня. – Мойши подумал, что это какойто странный способ улаживать дела. – Мне так жаль твоего отца. Прощу, прими мои сердечные…
– Прости, – перебил ее Мойши и встал. Внезапно ему стало душно в закрытом помещении, и он вышел из комнаты. Прошел в кухню, но на этот раз там было полно поваров и слуг. Он увидел в одном углу Санду, вместе со слугой подсчитывавшую, сколько осталось еще вина, и подумал, что они попрежнему занимаются своим делом.
Он вышел в тихую ночь, поискал свои звезды – созвездия Южного Креста и Льва, но сейчас они были скрыты легкими облаками, и видны были только звезды первой величины. Луна казалась всего лишь бледным размытым пятном. С юговостока дул ветер, неся с собой жару и острый сухой воздух великой пустыни. Он снова подумал об отце, но не почувствовал ничего. Чувства молчали.
– И ты не будешь скучать по этой земле? – послышался сзади голос.
Он обернулся. Сзади, в лимонножелтом проеме двери, стояла Элена. Сейчас она казалась одновременно и холодноаристократичной, и страшно беззащитной.
– Я… прости, что заставила тебя уйти. Я хотела сказать тебе… – Она замялась, словно боялась сто. – Ты не будешь против, если я немного постою возле тебя? – В ее голосе звучала только печаль.
Он молча кивнул и отвернулся, сам не понимая, почему согласился. Надо было отправить ее назад, в дом. Он слышал шорох ее платья – оно пахло мускусом, ощутил тепло ее тела.
– Я всегда тоскую по Искаилю. – сказал он наконец.
– Тогда почему ты уезжаешь?
В высокой траве слева послышался шорох, и он подумал, что вернулся буробелый заяц.
– Первая моя любовь – это море, – сказал он, сам удивленный мягкостью своего голоса. – Но ведь можно любить многое.
– Да. Я вижу. – Она подняла руку, отбросила со лба прядь волос и заложила ее за ухо. На мгновение воцарилось молчание, затем она сказала: – Понятно, почему тебе интересно, зачем я вышла замуж за Йусти.
Он не сказал ничего, понимая, что любой ответ будет лишним и что она все равно расскажет ему, потому что именно ради этого она пришла сюда.
– Он был так добр ко мне. Я приехала с юга, где на границе до сих пор не утихают схватки. – Она имела в виду границу между Искаилем и Адемом. Для искаильтян эта междоусобица была древней и жестокой, поскольку, как говорили, они в свое время пришли из Адема. – Там погибла моя семья. Родители, сестры. – Она помолчала, облизнула губы. – Я приехала сюда совсем без ничего, и Йусти взял меня к себе. Я не была нищей, но, честно говоря, мне некуда было идти. Мой отец както рассказывал о нем. но это было так давно, когда я была еще девочкой. Йусти никогда не спрашивал, сколько я буду у него жить и уеду ли я вообще. – Свет луны на миг стал ярче, затем плотное облако быстро заслонило луну и погасило ее лучи. – Жена его уже некоторое время болела, и ее постоянные просьбы, требование внимания раздражали его. Тут я и пригодилась. Я оставалась с ней до конца, пока она не умерла. Потом он пришел и попросил меня стать его женой.
– Ты вышла за него замуж по расчету?
– По расчету? Ты о чем?
– Изза его денег.
Она удивленно посмотрела на него.
– Вовсе нет. – Она не обиделась. Пожала плечами. – Наверное, тогда мне был необходим отец.
Он услышал в ее голосе затаенное разочарование.
– Но не сейчас.
– Я не хочу причинять ему боль. Но теперь… теперь мне нужно коечто другое. – Ее холодные пальцы прикоснулись к его шее, согреваясь от тепла тела Мойши. Прикосновение было очень нежным, и она знала, куда класть пальцы.
И вдруг ему все это не показалось абсурдным или даже неправильным, а, наоборот, самым естественным делом. Он тоже этого хотел.
– Иди сюда, – громко прошептал он и потянул ее за руку в высокую траву.
Они вместе опустились на траву.
– Я так одинока, – сказала она, прижимаясь губами к его губам, так что он не просто слышал ее слова, он их чувствовал.
Он медленно снял с нее платье. Ее кожа светилась в ночи, как маяк, указывающий путь… Куда? К утешению? К спасению? Может, ни к чему столь сложному. Может, только к наслаждению.
Ее кожа была мягче, чем он представлял, и влажной на ощупь, словно она была ночным цветком, покрытым росой.
Он долгодолго был с ней. Наверное, целую жизнь. И все время она шептала ему тихие ласковые слова, плакала и спрашивала, томно отвечала, и это единство душ он помнил куда лучше, чем телесную близость, которая была в чемто случайной, хотя, как часть целого, важной.
Когда все кончилось, ее щеки были мокрыми от слез благодарности за то, что он дал ей, за то, что он заполнил ее пустоту, за то, чем теперь она обладала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Глаза ее засияли.
– Я до сих пор его ношу. – Ее тонкие пальцы коснулись звездочки, висевшей на тонкой цепочке на ее шее.
– У тебя нет мужчины, который дарил бы тебе теперь украшения? – сказал он полунасмешливо.
– Пока нет. – Она стиснула его в объятиях. – Я все равно не сниму эту звездочку, кто и что бы мне ни подарил. Она напоминает мне о слишком многих счастливых днях.
Он не мог четко вспомнить самого погребения. Словно его сознание было затуманено, так что даже сейчас, во сне, воспоминание было смутным, будто его и не было при этом обряде.
Потом, по искаильскому обычаю, была церемонная торжественная трапеза для семьи и друзей отца, которая предшествовала семидневному посту.
Мойши сидел рядом с Сандой. Слева от него расположилась высокая, довольно изящная женщина. Когда Санда ушла, он обратил на нее внимание и заметил, что она смотрит на него. Он повернулся и впервые посмотрел на нее. У нее были черные глаза и темные вьющиеся волосы. На ней было оливковозеленое блестящее платье, открывающее одно плечо. Линия шеи плавно переходила в очертания крепкой груди.
– Извини, что я так смотрю на тебя, – сказала она слегка хрипловатым голосом. – Но ты другой сын? Тот, что плавает по морям.
На мгновение их взгляды встретились.
– Я Элена. – Взгляд его был попрежнему непонимающим. Тогда она добавила: – Я жена Йусти.
Мойши замер как громом пораженный. Ведь именно изза гибели сына Йусти в драке Мойши пришлось много лет назад срочно покинуть Искаиль. Сын Йусти полез в драку с Йесой и выхватил нож. Йеса драться не умел и наверняка бы погиб, если бы Мойши не ввязался в схватку с ним. Йусти, земля которого граничила с землями его отца, был лишь немного его моложе.
– К несчастью, он болен, – сказала Элена. – Иначе он был бы здесь вместе со мной и почтил бы своего ближайшего соседа и друга. Когда он выздоровеет, он придет на могилу твоего отца и будет молиться за то, чтобы его странствие было спокойным и чтобы он обрел вечный мир.
– Ты хорошо знала моего отца?
– Увы, нет. Я ведь только недавно вышла за Йусти. После того, как умерла его прежняя жена, он взял меня. – Мойши подумал, что это какойто странный способ улаживать дела. – Мне так жаль твоего отца. Прощу, прими мои сердечные…
– Прости, – перебил ее Мойши и встал. Внезапно ему стало душно в закрытом помещении, и он вышел из комнаты. Прошел в кухню, но на этот раз там было полно поваров и слуг. Он увидел в одном углу Санду, вместе со слугой подсчитывавшую, сколько осталось еще вина, и подумал, что они попрежнему занимаются своим делом.
Он вышел в тихую ночь, поискал свои звезды – созвездия Южного Креста и Льва, но сейчас они были скрыты легкими облаками, и видны были только звезды первой величины. Луна казалась всего лишь бледным размытым пятном. С юговостока дул ветер, неся с собой жару и острый сухой воздух великой пустыни. Он снова подумал об отце, но не почувствовал ничего. Чувства молчали.
– И ты не будешь скучать по этой земле? – послышался сзади голос.
Он обернулся. Сзади, в лимонножелтом проеме двери, стояла Элена. Сейчас она казалась одновременно и холодноаристократичной, и страшно беззащитной.
– Я… прости, что заставила тебя уйти. Я хотела сказать тебе… – Она замялась, словно боялась сто. – Ты не будешь против, если я немного постою возле тебя? – В ее голосе звучала только печаль.
Он молча кивнул и отвернулся, сам не понимая, почему согласился. Надо было отправить ее назад, в дом. Он слышал шорох ее платья – оно пахло мускусом, ощутил тепло ее тела.
– Я всегда тоскую по Искаилю. – сказал он наконец.
– Тогда почему ты уезжаешь?
В высокой траве слева послышался шорох, и он подумал, что вернулся буробелый заяц.
– Первая моя любовь – это море, – сказал он, сам удивленный мягкостью своего голоса. – Но ведь можно любить многое.
– Да. Я вижу. – Она подняла руку, отбросила со лба прядь волос и заложила ее за ухо. На мгновение воцарилось молчание, затем она сказала: – Понятно, почему тебе интересно, зачем я вышла замуж за Йусти.
Он не сказал ничего, понимая, что любой ответ будет лишним и что она все равно расскажет ему, потому что именно ради этого она пришла сюда.
– Он был так добр ко мне. Я приехала с юга, где на границе до сих пор не утихают схватки. – Она имела в виду границу между Искаилем и Адемом. Для искаильтян эта междоусобица была древней и жестокой, поскольку, как говорили, они в свое время пришли из Адема. – Там погибла моя семья. Родители, сестры. – Она помолчала, облизнула губы. – Я приехала сюда совсем без ничего, и Йусти взял меня к себе. Я не была нищей, но, честно говоря, мне некуда было идти. Мой отец както рассказывал о нем. но это было так давно, когда я была еще девочкой. Йусти никогда не спрашивал, сколько я буду у него жить и уеду ли я вообще. – Свет луны на миг стал ярче, затем плотное облако быстро заслонило луну и погасило ее лучи. – Жена его уже некоторое время болела, и ее постоянные просьбы, требование внимания раздражали его. Тут я и пригодилась. Я оставалась с ней до конца, пока она не умерла. Потом он пришел и попросил меня стать его женой.
– Ты вышла за него замуж по расчету?
– По расчету? Ты о чем?
– Изза его денег.
Она удивленно посмотрела на него.
– Вовсе нет. – Она не обиделась. Пожала плечами. – Наверное, тогда мне был необходим отец.
Он услышал в ее голосе затаенное разочарование.
– Но не сейчас.
– Я не хочу причинять ему боль. Но теперь… теперь мне нужно коечто другое. – Ее холодные пальцы прикоснулись к его шее, согреваясь от тепла тела Мойши. Прикосновение было очень нежным, и она знала, куда класть пальцы.
И вдруг ему все это не показалось абсурдным или даже неправильным, а, наоборот, самым естественным делом. Он тоже этого хотел.
– Иди сюда, – громко прошептал он и потянул ее за руку в высокую траву.
Они вместе опустились на траву.
– Я так одинока, – сказала она, прижимаясь губами к его губам, так что он не просто слышал ее слова, он их чувствовал.
Он медленно снял с нее платье. Ее кожа светилась в ночи, как маяк, указывающий путь… Куда? К утешению? К спасению? Может, ни к чему столь сложному. Может, только к наслаждению.
Ее кожа была мягче, чем он представлял, и влажной на ощупь, словно она была ночным цветком, покрытым росой.
Он долгодолго был с ней. Наверное, целую жизнь. И все время она шептала ему тихие ласковые слова, плакала и спрашивала, томно отвечала, и это единство душ он помнил куда лучше, чем телесную близость, которая была в чемто случайной, хотя, как часть целого, важной.
Когда все кончилось, ее щеки были мокрыми от слез благодарности за то, что он дал ей, за то, что он заполнил ее пустоту, за то, чем теперь она обладала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74