..
Окружающий мир исчез, остались только Ирина и Одиссей — две звезды в темноте Вселенной, и Одиссей был близко-близко, и был частью Ирины, и был внутри нее.
Ирина не заметила, когда и как произошло их соитие, ей казалось, что так было давно, всегда. «Божественный свет наполняет душу, и ты становишься сродни ангелам...» Ирина знала г что она больше не одинока, что пришел конец ее мучениям. Их близость не была просто физическим актом, но актом психологическим, эмоциональным, и даже символическим. Наконец-то она могла отдать всю себя, каждую клеточку своего тела, не думая, не страдая, не испытывая страха, ревности или скуки, и целиком принять того, кого любила, кого хотела, таким каким он был, плохим или хорошим; растворилась темнота в ее душе, ушла безвозвратно, потому что, обнимая Одиссея, растворяясь в нем, она примирилась сама с собой, и та ее часть, которую она всегда ненавидела, которой боялась и хотела отторгнуть от себя, не была больше инородной частью.
Грудь Ирины соприкасалась с грудью Одиссея, ее соски терлись о его гладкую странную кожу, ее руки обнимали его, пальцы чувствовали искривленный позвоночник, но ничего похожего на страх или отвращение не было в ее сердце — таким был Одиссей и таким она его любила.
Она открыла глаза, чтобы видеть его лицо, и вздрогнула от неожиданности, когда и его глаза распахнулись и с любовью посмотрели на нее; она окунулась в их глубину и узнала все, что случилось с ним в далеком необъятном космосе, среди звезд. Она видела то, что видел он, чувствовала то же, что чувствовал он, и два их сердца бились в унисон: их биение — тиканье космических часов в черном океане реальности — времени — энергии.
Во время близости, когда бедра Ирины двигались все быстрее и быстрее, а плоть тяжелела, наполнялась сладким ожиданием и изнывала от желания, Ирина увидела, почувствовала то загадочное неведомое существо, которое Одиссей встретил в космосе, которое показало ему вселенную (время) реальность; существо, пульсирующее, как сердце, существо с жидкими костями и твердыми мускулами, с органами чувств, собранными в звездчатый пучок, напоминающий голову, существо с телом, очертания которого уловить было невозможно, потому что тело его существовало одновременно в двух-трех измерениях и постоянно переходило из одного измерения в другое.
Одиссей не сошел с ума, а если он был сумасшедшим, то и Ирина стала сумасшедшей тоже. Два безумца. Но если это так, если все это было безумием, Ирина считала такое безумие счастьем и благодарила судьбу за такой чудесный дар.
Мгновение спустя тело Ирины уже содрогалось в сладостном экстазе, и Одиссей достиг вершины наслаждения одновременно с ней, и извержение было таким бурным и сильным, а его член проник так глубоко, что Ирина испытала оргазм вторично, со стоном прижавшись к груди Одиссея и слыша его стон не только ушами, но всем своим существом.
Вокруг них по воде шла сильная рябь; вода скрыла их, защитила от любопытных глаз, омыла и обласкала. Дельфин плавал на другом конце бассейна, спокойный, молчаливый, счастливый, потому что Одиссей был счастлив, довольный, потому что Одиссей был доволен.
Прошло много времени, пока Одиссей наконец оторвался от Ирины, вышел из нее, но Ирина не ощутила ни горького чувства, ни пустоты и внутренней неудовлетворенности, как обычно случалось с ней после окончания акта. Она полна была новыми образами, ощущениями, знаниями; она протянула руку и дотронулась до Одиссея, чтобы узнать: а вдруг у него вместо костей — жидкая субстанция?
Одиссей засмеялся и сказал, прочитав мысли Ирины:
— Нет-нет, пока еще нет. Но, может быть, однажды...
Ирина все еще дрожала, никак не могла прийти в себя. Все было так чудесно, необыкновенно, и только одна мысль угнетала ее: она лгала Валерию, Марсу, Наташе. Но она не хотела лгать Одиссею. И поэтому, стараясь не думать о последствиях, Ирина призналась:
— Марс просил меня кое-что у тебя узнать. Одиссей ничего не ответил. Дельфин подплыл ближе и посмотрел на Ирину странным напряженным взглядом. Она судорожно сглотнула слюну и на мгновение пожалела, что начала этот разговор, но продолжала говорить дальше:
— Марса интересует, откуда ты достал документы величайшей секретности, доступ к которым имеют немногие. — Ирина наблюдала за реакцией Одиссея затаив дыхание. — Ты сердишься на меня?
— Да ты что? Напротив, я благодарен тебе, что ты мне это сказала.
Ирина обвила руками шею Одиссея, прошептала:
— Я должна была сказать тебе с самого начала.
— Разве?
— Я не хочу тебе лгать. Никогда.
— Похвальное намерение. — Одиссей улыбнулся. Он произнес эту фразу таким тоном, что было ясно, — подобное желание он считает практически неосуществимым.
— Мне бы хотелось... — начала Ирина и замялась. — Мне нужен человек, которому я бы полностью доверяла, на которого могла положиться, не боялась бы рассказать ему все-все.
— А Волков не годится на эту роль? «Ну вот, — подумала Ирина, — наступил тот самый момент. Я должна рассказать. Одиссей поймет, обязательно меня поймет». И, набрав в легкие побольше воздуху, Ирина начала сбивчиво рассказывать:
— Я была в Америке, в Бостоне. Работала там какое-то время. Встречалась со студентами — в Кембридже полно студентов из самых разных стран. Мне все там нравилось: университет, студенты, бесконечный обмен мнениями, вообще, атмосфера студгородка. Я буквально ходила пьяная от всего этого. А потом, когда вернулась в Москву, очарование кончилось; я стала скучать по студентам, по Кембриджу, по Америке. Я оставила часть своей души там, в другом полушарии. Я была безнадежно влюблена и не находила себе места. Можно ли влюбиться в город, в университет? Почему нет? Но я страдала от этой любви, тоска по Америке камнем лежала у меня на сердце. — Ирина остановилась и перевела дух. Дельфин подплыл ближе, у него был такой вид, словно он тоже слушал. — Теперь я знаю, какие чувства испытывала шекспировская Джульетта. Часто любовь и страдание неотделимы друг от друга.
— Да, — согласился Одиссей. — Это правда. И воспоминания тоже часто причиняют боль. Воспоминания о том, что было и чего не было, грустные мысли о непройденных дорогах, о несовершенных поступках, о непережитых чувствах.
Ирина наблюдала за игрой света и тени на лице Одиссея, и видела на нем печаль, и ощущала эту печаль всем сердцем.
— Ты находишься здесь по собственной воле? — спросила она.
— Вопрос из области метафизики, — сказал Одиссей. — Даже не уверен, что я в состоянии на него ответить. Знаний может не хватить.
Ирина вскинула голову, но ничего не ответила, промолчала. Она уже немного научилась пользоваться паузами в разговоре.
— Вопрос о свободе выбора — очень непростой и очень важный, Допустим, человек уверен, что он делает что-то по своему собственному желанию, но так ли это на самом деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Окружающий мир исчез, остались только Ирина и Одиссей — две звезды в темноте Вселенной, и Одиссей был близко-близко, и был частью Ирины, и был внутри нее.
Ирина не заметила, когда и как произошло их соитие, ей казалось, что так было давно, всегда. «Божественный свет наполняет душу, и ты становишься сродни ангелам...» Ирина знала г что она больше не одинока, что пришел конец ее мучениям. Их близость не была просто физическим актом, но актом психологическим, эмоциональным, и даже символическим. Наконец-то она могла отдать всю себя, каждую клеточку своего тела, не думая, не страдая, не испытывая страха, ревности или скуки, и целиком принять того, кого любила, кого хотела, таким каким он был, плохим или хорошим; растворилась темнота в ее душе, ушла безвозвратно, потому что, обнимая Одиссея, растворяясь в нем, она примирилась сама с собой, и та ее часть, которую она всегда ненавидела, которой боялась и хотела отторгнуть от себя, не была больше инородной частью.
Грудь Ирины соприкасалась с грудью Одиссея, ее соски терлись о его гладкую странную кожу, ее руки обнимали его, пальцы чувствовали искривленный позвоночник, но ничего похожего на страх или отвращение не было в ее сердце — таким был Одиссей и таким она его любила.
Она открыла глаза, чтобы видеть его лицо, и вздрогнула от неожиданности, когда и его глаза распахнулись и с любовью посмотрели на нее; она окунулась в их глубину и узнала все, что случилось с ним в далеком необъятном космосе, среди звезд. Она видела то, что видел он, чувствовала то же, что чувствовал он, и два их сердца бились в унисон: их биение — тиканье космических часов в черном океане реальности — времени — энергии.
Во время близости, когда бедра Ирины двигались все быстрее и быстрее, а плоть тяжелела, наполнялась сладким ожиданием и изнывала от желания, Ирина увидела, почувствовала то загадочное неведомое существо, которое Одиссей встретил в космосе, которое показало ему вселенную (время) реальность; существо, пульсирующее, как сердце, существо с жидкими костями и твердыми мускулами, с органами чувств, собранными в звездчатый пучок, напоминающий голову, существо с телом, очертания которого уловить было невозможно, потому что тело его существовало одновременно в двух-трех измерениях и постоянно переходило из одного измерения в другое.
Одиссей не сошел с ума, а если он был сумасшедшим, то и Ирина стала сумасшедшей тоже. Два безумца. Но если это так, если все это было безумием, Ирина считала такое безумие счастьем и благодарила судьбу за такой чудесный дар.
Мгновение спустя тело Ирины уже содрогалось в сладостном экстазе, и Одиссей достиг вершины наслаждения одновременно с ней, и извержение было таким бурным и сильным, а его член проник так глубоко, что Ирина испытала оргазм вторично, со стоном прижавшись к груди Одиссея и слыша его стон не только ушами, но всем своим существом.
Вокруг них по воде шла сильная рябь; вода скрыла их, защитила от любопытных глаз, омыла и обласкала. Дельфин плавал на другом конце бассейна, спокойный, молчаливый, счастливый, потому что Одиссей был счастлив, довольный, потому что Одиссей был доволен.
Прошло много времени, пока Одиссей наконец оторвался от Ирины, вышел из нее, но Ирина не ощутила ни горького чувства, ни пустоты и внутренней неудовлетворенности, как обычно случалось с ней после окончания акта. Она полна была новыми образами, ощущениями, знаниями; она протянула руку и дотронулась до Одиссея, чтобы узнать: а вдруг у него вместо костей — жидкая субстанция?
Одиссей засмеялся и сказал, прочитав мысли Ирины:
— Нет-нет, пока еще нет. Но, может быть, однажды...
Ирина все еще дрожала, никак не могла прийти в себя. Все было так чудесно, необыкновенно, и только одна мысль угнетала ее: она лгала Валерию, Марсу, Наташе. Но она не хотела лгать Одиссею. И поэтому, стараясь не думать о последствиях, Ирина призналась:
— Марс просил меня кое-что у тебя узнать. Одиссей ничего не ответил. Дельфин подплыл ближе и посмотрел на Ирину странным напряженным взглядом. Она судорожно сглотнула слюну и на мгновение пожалела, что начала этот разговор, но продолжала говорить дальше:
— Марса интересует, откуда ты достал документы величайшей секретности, доступ к которым имеют немногие. — Ирина наблюдала за реакцией Одиссея затаив дыхание. — Ты сердишься на меня?
— Да ты что? Напротив, я благодарен тебе, что ты мне это сказала.
Ирина обвила руками шею Одиссея, прошептала:
— Я должна была сказать тебе с самого начала.
— Разве?
— Я не хочу тебе лгать. Никогда.
— Похвальное намерение. — Одиссей улыбнулся. Он произнес эту фразу таким тоном, что было ясно, — подобное желание он считает практически неосуществимым.
— Мне бы хотелось... — начала Ирина и замялась. — Мне нужен человек, которому я бы полностью доверяла, на которого могла положиться, не боялась бы рассказать ему все-все.
— А Волков не годится на эту роль? «Ну вот, — подумала Ирина, — наступил тот самый момент. Я должна рассказать. Одиссей поймет, обязательно меня поймет». И, набрав в легкие побольше воздуху, Ирина начала сбивчиво рассказывать:
— Я была в Америке, в Бостоне. Работала там какое-то время. Встречалась со студентами — в Кембридже полно студентов из самых разных стран. Мне все там нравилось: университет, студенты, бесконечный обмен мнениями, вообще, атмосфера студгородка. Я буквально ходила пьяная от всего этого. А потом, когда вернулась в Москву, очарование кончилось; я стала скучать по студентам, по Кембриджу, по Америке. Я оставила часть своей души там, в другом полушарии. Я была безнадежно влюблена и не находила себе места. Можно ли влюбиться в город, в университет? Почему нет? Но я страдала от этой любви, тоска по Америке камнем лежала у меня на сердце. — Ирина остановилась и перевела дух. Дельфин подплыл ближе, у него был такой вид, словно он тоже слушал. — Теперь я знаю, какие чувства испытывала шекспировская Джульетта. Часто любовь и страдание неотделимы друг от друга.
— Да, — согласился Одиссей. — Это правда. И воспоминания тоже часто причиняют боль. Воспоминания о том, что было и чего не было, грустные мысли о непройденных дорогах, о несовершенных поступках, о непережитых чувствах.
Ирина наблюдала за игрой света и тени на лице Одиссея, и видела на нем печаль, и ощущала эту печаль всем сердцем.
— Ты находишься здесь по собственной воле? — спросила она.
— Вопрос из области метафизики, — сказал Одиссей. — Даже не уверен, что я в состоянии на него ответить. Знаний может не хватить.
Ирина вскинула голову, но ничего не ответила, промолчала. Она уже немного научилась пользоваться паузами в разговоре.
— Вопрос о свободе выбора — очень непростой и очень важный, Допустим, человек уверен, что он делает что-то по своему собственному желанию, но так ли это на самом деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151