И никакого адреса отправителя. Как обычно.
Поскольку в тот вечер у меня не было других дел, я выпил два виски в “Шерлоке Холмсе” и побрел за угол в Главное управление, где отметился в читальном зале регистратуры и получил досье. На следующее утро в десять я занял место в приемной Барра, предварительно четко продиктовав свою фамилию его шикарной личной секретарше, которая, кажется, никогда обо мне не слышала. Впереди меня в очереди находился Брок из Московской резидентуры. Пока его не вызвали, мы были поглощены обсуждением крикета и ухитрились ни разу не вспомнить, что он работал под моим началом в Русском Доме, причем в последний период по делу Блейра. Через пару минут появился Питер Гиллам, прижимавший к себе несколько папок и выглядевший как с похмелья. Он недавно стал начальником секретариата Барра.
- Вы не будете возражать, если я протиснусь перед вами, а, старина? Он срочно меня вызвал. Черт бы его взял, хочет, чтобы я и во сне на него работал. Вы по какому делу?
- Проказа, - ответил я.
Нет в мире места, кроме Службы - за исключением, пожалуй, Москвы, - где за ночь можно стать никем. В катаклизмах, которые последовали за дезертирством Барли Блейра, даже такой шустрый предшественник Барра, как Клайв, не смог удержаться на скользкой палубе Пятого этажа. Последний раз о нем слышали, когда он направлялся занять целебный пост руководителя резидентуры в Гайане. Только наш юрисконсульт Гарри Палфри, как обычно, перенес все передряги, и, когда я вошел в сверкающий кабинет Барра, Палфри выскальзывал украдкой через другую дверь, хотя и недостаточно проворно, и потому наградил меня восторженной улыбкой. Для пущей важности он недавно отрастил себе усы.
- Нед! Потрясающе! Мы должны наконец пообедать вместе, - выдохнул он возбужденным шепотом и исчез ниже ватерлинии.
Как и его кабинет, Барр выглядел совершенно современным мужчиной. Откуда он взялся, было для меня загадкой; впрочем, я здорово отстал от событий. Одни говорили, что он из рекламы, другие - из Сити, а кто-то - что он из судебных инстанций. Какой-то остряк из почтовой службы Отдела сказал, что он появился из ниоткуда: что он таким и родился - с запахом крема после бритья и власти, в своей темно-синей официальной паре и лакированных туфлях с пряжками по бокам. Это был крупный мужчина с плавными движениями и до абсурда молодой. Пожимая его мягкую руку, вам тут же хотелось разжать свою, чтобы ненароком не причинить ему боль. Перед ним на солидном письменном столе лежало дело Фревина с приколотой к его обложке моей запиской, которую я набросал прошлой ночью.
- Откуда пришло это письмо? - даже не дав мне сесть, требовательно спросил он с акцентом северянина.
- Не знаю. Оно достоверное. Тот, кто его написал, хорошо подготовился.
- Вероятно, лучший друг Фревина, - сказал Барр, будто лучшие друзья именно этим и славились.
- Он правильно назвал время работы Модрияна и верно указал доступ Фревина, - сказал я. - Он знаком с порядком проведения проверок лояльности.
- Однако не произведение искусства, не так ли? Особенно если вы во все посвящены? Весьма вероятно, его коллега. Или его девушка. О чем вы хотите меня спросить?
Я не ожидал такого скорострельного допроса. За шесть месяцев пребывания в Отделе я поотвык от спешки.
- Полагаю, мне нужно бы знать, хотите ли вы, чтобы я занялся этим делом, - сказал я.
- А почему мне этого не хотеть?
- Это за пределами обычной компетенции Отдела. У Фревина потрясающий доступ. Его подразделение занимается пересылкой самых деликатных материалов Уайтхолла. Я подумал, что вы, возможно, предпочтете передать это дело Службе безопасности.
- Почему?
- Это по их части. Если за этим вообще что-то кроется, то это точно по их департаменту.
- Это наша информация, наш подарок судьбы, наше письмо, - возразил Барр с прямотой, тайно согревшей мне сердце. - Ну их к черту. Узнаем, с чем имеем дело, и тогда решим, к кому обращаться. Эти святоши по ту сторону парка только и думают, как бы возбудить дело да медали раздать. Разведданные собираем, как для базара. Если Фревин - агент, может, стоит дать ему поработать, а потом перевербовать? Может, он приведет с собой и братца Модрияна из Москвы. Кто знает? Но то, что эти деятели из безопасности не знают, это уж точно.
- Тогда не передать ли вам это дело Русскому Дому? - упрямился я.
- А зачем?
Я полагал, что предстану перед ним в непривлекательном виде, так как он все еще находился в том возрасте, когда неудача считается явлением безнравственным. Но он, по-моему, все-таки хотел узнать, почему не должен на меня рассчитывать.
- Отдел по положению не может выполнять оперативных функций, - пояснил я. - Мы существуем для вывески и выслушиваем одиноких. Нам не положено проводить тайные расследования или содержать агентов. Мы не имеем права заниматься подозреваемыми с допуском, как у Фревина.
- Вы ведь можете прослушивать его разговоры по телефону, верно?
- Да, если получу на это ордер.
- Организовать слежку тоже можете, верно? Говорят, вам раньше доводилось это делать.
- Могу, но только по вашему личному распоряжению.
- Ну, скажем, я его дам. Отдел ведь имеет право запросить характеристику. Изобразите из себя этакого мистера Трудягу. По всем данным, вам это неплохо удается. Речь идет о проверке благонадежности, так ведь? А у Фревина подошло время проверки, верно? Так вот и займитесь им.
- В случаях проверки Отдел обязан заранее согласовать все запросы со Службой безопасности.
- Считайте, что это сделано.
- Не могу, пока не получу письменного подтверждения.
- Можете. Вы не какой-нибудь халтурщик. Вы - великий Нед. Вы нарушили столько же правил, сколько и соблюли, - я все о вас прочитал. К тому же вы лично знаете Модрияна.
- Знаю, да не очень.
- То есть?
- Один раз с ним поужинал и один раз играл с ним в скуош. Едва ли можно сказать, что я знаю его.
- В скуош - где?
- В “Ланздауне” [22].
- Как это произошло?
- Модрияна нам официально представили как связного посольства с Московским центром. Я пытался договориться с ним по поводу Барли Блейра. Насчет обмена.
- Почему не удалось?
- Барли не согласился принять наше предложение. Он тогда уже заключил собственную сделку. Ему была нужна его женщина, а не мы.
- Как он играл?
- Ловко.
- Вы его обыграли?
- Да.
Он прервал свой допрос и внимательно оглядел меня. Казалось, что тебя изучает младенец.
- Вы с этим справитесь, верно? У вас ведь сейчас обстановка не очень напряженная? В свое время вам кое-что удавалось. К тому же у вас есть сердце, чем мало кто может похвалиться в этом заведении.
- А почему она должна быть напряженной?
Ответа не последовало. Вернее, он ответил не сразу. Похоже, он что-то пережевывал, прежде чем ответить.
- Господи, да кто в наши дни верит в женитьбу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Поскольку в тот вечер у меня не было других дел, я выпил два виски в “Шерлоке Холмсе” и побрел за угол в Главное управление, где отметился в читальном зале регистратуры и получил досье. На следующее утро в десять я занял место в приемной Барра, предварительно четко продиктовав свою фамилию его шикарной личной секретарше, которая, кажется, никогда обо мне не слышала. Впереди меня в очереди находился Брок из Московской резидентуры. Пока его не вызвали, мы были поглощены обсуждением крикета и ухитрились ни разу не вспомнить, что он работал под моим началом в Русском Доме, причем в последний период по делу Блейра. Через пару минут появился Питер Гиллам, прижимавший к себе несколько папок и выглядевший как с похмелья. Он недавно стал начальником секретариата Барра.
- Вы не будете возражать, если я протиснусь перед вами, а, старина? Он срочно меня вызвал. Черт бы его взял, хочет, чтобы я и во сне на него работал. Вы по какому делу?
- Проказа, - ответил я.
Нет в мире места, кроме Службы - за исключением, пожалуй, Москвы, - где за ночь можно стать никем. В катаклизмах, которые последовали за дезертирством Барли Блейра, даже такой шустрый предшественник Барра, как Клайв, не смог удержаться на скользкой палубе Пятого этажа. Последний раз о нем слышали, когда он направлялся занять целебный пост руководителя резидентуры в Гайане. Только наш юрисконсульт Гарри Палфри, как обычно, перенес все передряги, и, когда я вошел в сверкающий кабинет Барра, Палфри выскальзывал украдкой через другую дверь, хотя и недостаточно проворно, и потому наградил меня восторженной улыбкой. Для пущей важности он недавно отрастил себе усы.
- Нед! Потрясающе! Мы должны наконец пообедать вместе, - выдохнул он возбужденным шепотом и исчез ниже ватерлинии.
Как и его кабинет, Барр выглядел совершенно современным мужчиной. Откуда он взялся, было для меня загадкой; впрочем, я здорово отстал от событий. Одни говорили, что он из рекламы, другие - из Сити, а кто-то - что он из судебных инстанций. Какой-то остряк из почтовой службы Отдела сказал, что он появился из ниоткуда: что он таким и родился - с запахом крема после бритья и власти, в своей темно-синей официальной паре и лакированных туфлях с пряжками по бокам. Это был крупный мужчина с плавными движениями и до абсурда молодой. Пожимая его мягкую руку, вам тут же хотелось разжать свою, чтобы ненароком не причинить ему боль. Перед ним на солидном письменном столе лежало дело Фревина с приколотой к его обложке моей запиской, которую я набросал прошлой ночью.
- Откуда пришло это письмо? - даже не дав мне сесть, требовательно спросил он с акцентом северянина.
- Не знаю. Оно достоверное. Тот, кто его написал, хорошо подготовился.
- Вероятно, лучший друг Фревина, - сказал Барр, будто лучшие друзья именно этим и славились.
- Он правильно назвал время работы Модрияна и верно указал доступ Фревина, - сказал я. - Он знаком с порядком проведения проверок лояльности.
- Однако не произведение искусства, не так ли? Особенно если вы во все посвящены? Весьма вероятно, его коллега. Или его девушка. О чем вы хотите меня спросить?
Я не ожидал такого скорострельного допроса. За шесть месяцев пребывания в Отделе я поотвык от спешки.
- Полагаю, мне нужно бы знать, хотите ли вы, чтобы я занялся этим делом, - сказал я.
- А почему мне этого не хотеть?
- Это за пределами обычной компетенции Отдела. У Фревина потрясающий доступ. Его подразделение занимается пересылкой самых деликатных материалов Уайтхолла. Я подумал, что вы, возможно, предпочтете передать это дело Службе безопасности.
- Почему?
- Это по их части. Если за этим вообще что-то кроется, то это точно по их департаменту.
- Это наша информация, наш подарок судьбы, наше письмо, - возразил Барр с прямотой, тайно согревшей мне сердце. - Ну их к черту. Узнаем, с чем имеем дело, и тогда решим, к кому обращаться. Эти святоши по ту сторону парка только и думают, как бы возбудить дело да медали раздать. Разведданные собираем, как для базара. Если Фревин - агент, может, стоит дать ему поработать, а потом перевербовать? Может, он приведет с собой и братца Модрияна из Москвы. Кто знает? Но то, что эти деятели из безопасности не знают, это уж точно.
- Тогда не передать ли вам это дело Русскому Дому? - упрямился я.
- А зачем?
Я полагал, что предстану перед ним в непривлекательном виде, так как он все еще находился в том возрасте, когда неудача считается явлением безнравственным. Но он, по-моему, все-таки хотел узнать, почему не должен на меня рассчитывать.
- Отдел по положению не может выполнять оперативных функций, - пояснил я. - Мы существуем для вывески и выслушиваем одиноких. Нам не положено проводить тайные расследования или содержать агентов. Мы не имеем права заниматься подозреваемыми с допуском, как у Фревина.
- Вы ведь можете прослушивать его разговоры по телефону, верно?
- Да, если получу на это ордер.
- Организовать слежку тоже можете, верно? Говорят, вам раньше доводилось это делать.
- Могу, но только по вашему личному распоряжению.
- Ну, скажем, я его дам. Отдел ведь имеет право запросить характеристику. Изобразите из себя этакого мистера Трудягу. По всем данным, вам это неплохо удается. Речь идет о проверке благонадежности, так ведь? А у Фревина подошло время проверки, верно? Так вот и займитесь им.
- В случаях проверки Отдел обязан заранее согласовать все запросы со Службой безопасности.
- Считайте, что это сделано.
- Не могу, пока не получу письменного подтверждения.
- Можете. Вы не какой-нибудь халтурщик. Вы - великий Нед. Вы нарушили столько же правил, сколько и соблюли, - я все о вас прочитал. К тому же вы лично знаете Модрияна.
- Знаю, да не очень.
- То есть?
- Один раз с ним поужинал и один раз играл с ним в скуош. Едва ли можно сказать, что я знаю его.
- В скуош - где?
- В “Ланздауне” [22].
- Как это произошло?
- Модрияна нам официально представили как связного посольства с Московским центром. Я пытался договориться с ним по поводу Барли Блейра. Насчет обмена.
- Почему не удалось?
- Барли не согласился принять наше предложение. Он тогда уже заключил собственную сделку. Ему была нужна его женщина, а не мы.
- Как он играл?
- Ловко.
- Вы его обыграли?
- Да.
Он прервал свой допрос и внимательно оглядел меня. Казалось, что тебя изучает младенец.
- Вы с этим справитесь, верно? У вас ведь сейчас обстановка не очень напряженная? В свое время вам кое-что удавалось. К тому же у вас есть сердце, чем мало кто может похвалиться в этом заведении.
- А почему она должна быть напряженной?
Ответа не последовало. Вернее, он ответил не сразу. Похоже, он что-то пережевывал, прежде чем ответить.
- Господи, да кто в наши дни верит в женитьбу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104