Между тем в них говорилось, что с Царицына посылались на Дон в казачьи городки стрельцы для проведывания всяких вестей, что казаки на Дону живут мирно, а азовские, крымские и турецкие люди ходили на них войной, громили городки, людей побили на переходах; что казаки верхних и нижних юртов, если не будет по весне прислано царское жалованье, вина да хлеба, – «помрут с голоду, а нет – на море пойдут промышлять. Богдан Хмельниченко вскоре придет на выручку к ним…»
«С Яика, – сообщал царицынскому воеводе Васька Угримов, – перешло на Дон в верхний городок, в Кремянные, полторы тысячи человек. И будут они громить на Волге все корабли, которые плывут в Хвалынское море, и корабли султана во Черном море. С Дону много казаков пробираетца, и хотят они великое разбойство учинить, хвалятца побить царицынских служилых людей за то, что от них всюду чинитца теснота».
«А Царицын, – прибавлял от себя царицынский воевода Левка Волконский, – воровским казакам стал пуще Азова. Нигде им, казакам, от царицынских служилых людей с Дону на Волгу и с Волги на Дон нет переходов».
Воронежский воевода Мирон Андреевич Вельяминов сообщал, что два царевича крымских собирают людей и хотят идти войной под государевы окраины по последнему зимнему пути в великий пост.
Отяжелевшая голова Филарета не знала покоя, а дьяк Грамотин говорил, что есть еще весьма худые вести.
– Ох, боже! Спокой мне нужен. Тревожно у меня на душе, а Михайло все болен…
– Султан прислал на Дон своих лазутчиков. Они хотят смануть казаков в Царьград, – сообщил Грамотин.
– Дознаться! Не выйдет, султан. Казаки нам верны! – со злостью сказал патриарх.
– Да литовский король приглашает казаков к себе на службу.
– Дознаться!
– И персидский шах, – продолжал Грамотин, тоже уже уставший, – прислал к казакам свою грамоту…
– Чти грамоту! – насторожившись, прервал его патриарх.
– И писано в той шаховой грамоте: «…За то я вас, атаманов и казаков, похваляю, что вы голов своих не щадите и без повеленья государя своего, моего брата, городы турские берете и моих недругов, турского царя людей, под меч клоните. А я еще о том у бога милости прошу, чтоб вам турские городы брать, а моих недругов доставать. Пришлите, казаки, ко мне, с моим послом Маратканом, своих посланцев. А как пришлете своих казаков, я вас пожалую за вашу службу…»
Патриарх вскипел, крикнул:
– Кормильцы нашлись! Эко куда закинул. Мы землю шахову стережем, людей его спасаем. А он! Ну, кизилбашский шах, гляди, чтоб твое мясо не съели. Держать на Москве гонца кизилбашского, доколе все подлинно не сыщется!.. А что ж атаманы донские шаху ответили?
– Да они сказывали, что, мол, без государевой воли и его указа своих казаков к кизилбашскому шаху послать не смеют.
– Ну, слава тебе господи! – облегченно вздохнул Филарет. – Тоже люди русские, люди православные. Вижу я, что со всех сторон Московское государство норовят рвать. Ох, тяжко! Иди-ка, Иван, к себе в приказ. Дай роздых мне.
Думный дьяк Грамотин ушел, а патриарх погрузился в тяжелые мысли.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Гордый турецкий султан лелеял замысел: стать владыкой над всеми странами Европы и Азии. С восходом солнца он призвал к себе лукавого верховного визиря Магомет-пашу и умнейшего грека Фому Кантакузина. В беседах с ними султан ублажал свое горячее сердце мечтами о больших завоеваниях.
– Аллах вознесет дела храбрейшего Амурата, защитника Мекки, и Медины, и других святых мест! – явившись к султану, сказал верховный визирь и сотворил молитву. – Он вознесет султана, доблестного наследника Византийской империи, царя обоих морей, владетеля Египта, Эфиопии, счастливой Аравии – родины пророка, земли Аден, Африканской цезарии, Триполи, Туниса, Кипрского острова, Родоса, Крита и других островов; императора Вавилонского и Бактрийского, Лаксы, Ревана, Карса, Эрзерума, Шехерезула, Моссула, Диарбекира, Дамаска, Алеппо, властелина Крымского ханства. Вознесет великий аллах сильного и храброго, как лев, султана Амурата царем персидским и эриванским…
Верховный визирь Магомет-паша, зная нрав султана, добавлял к его титулу многое на всякий случай – загодя.
Большая чалма султана сверкала ослепительной белизной. Одежда его блестела золотом. Пояс искрился множеством алмазов и жемчугов. Он легко ходил по коврам. Проницательные глаза султана, неуловимые и быстрые, беспокойно метались. Выслушав восхваления визиря, Амурат сел, развалясь, на большой, вышитой золотом подушке. Подавшись вперед, султан положил свою крепкую руку на колено, остановил взгляд на Магомет-паше, как будто ожидал от верховного визиря еще каких-то слов.
Осторожный Магомет-паша, однако, ничего не прибавил к сказанному.
Султан спросил:
– Здорова ли султанша?
Магомет-паша покорно ответил, что султанша здорова и желает Амурату побольше тепла и солнца.
– Крепки ли стены тюрьмы моего брата Ибрагима?
– Султан султанов, царь царей, государь всех мусульман, – ответил верховный визирь, низко согнувшись, – тюрьма Ибрагима весьма крепка, но власть всесильного Амурата еще крепче.
– Султан султанов, – сказал и Фома Кантакузин, – легче верблюду переплыть Черное море, нежели Ибрагиму покинуть тюрьму в Галате.
Султан едва заметно улыбнулся: он остался доволен ответом остроумного грека.
Магомет-паша вспомнил о страшных днях, когда султан в великом гневе безжалостно умертвил всех своих братьев и едва не убил свою мать, пытавшуюся спасти детей. И только беспутный, ленивый и слабоумный, трусливый и безобразный Ибрагим спасся от смерти. Но Амурат заточил Ибрагима в тюрьму и велел янычарам держать ничтожного урода под стражей до тех пор, пока он не отдаст свою душу аллаху.
Не торопясь, султан спросил:
– Правда ли, что крымский хан Джан-бек Гирей дал обещание держать с русским царем крепкую дружбу и любовь?
Магомет-паша молитвенно приложил руку к груди.
– Аллах! – сказал он. – Джан-бек Гирей действительно обещал это.
Амурат злобно сжал губы.
– Так ли? – спросил он Кантакузина.
– Не совсем так, – сказал посол. – Джан-бек Гирей, как и султан султанов, царь царей, всесильный Амурат, не признает всех титулов царя московского.
Султан блеснул зубами.
– Титул царя я презираю!
– Джан-бек Гирей короля литовского пограбил, – сказал посол, – несметное богатство в Бахчисарай привез. Людей захватил, сокровища забрал.
– В Бахчисарай? – гневно спросил султан. – Джан-бек – лиса, все от меня утаивает. Многие места он, Джан-бек Гирей, пограбил, Бегадыр-Гирея, брата родного, обобрал, – мне не сказал. Слышал я, что и Сафат-Гирей султаном недоволен. В Адзаке нет тишины. Ай, Русь, казак якши! Гусейн-паша, Пиали-паша и Мустафа-паша – яман! – горячо проговорил султан. – Не выполняете моей воли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133