Улыбался он нешироко, но сердечно: из-под на удивление тонких губ показались белые, как сахар, зубы. Одет Осия был в местную униформу: клетчатую рубашку и джинсы, заправленные в поношенные, но чистые рабочие ботинки – однако почему-то казалось, что на нем костюм.
Йен несколько рассердился. У Торсенов водятся деньги, и нет ничего плохого в том, что с ними живет старый слуга – как нет ничего плохого в том, что этот слуга негр. Но, черт возьми, Торри, мог бы и предупредить об этом!
Пока Йен подымался на ноги, Мэгги уже встала и пожала руку Осии.
– Я Мэгги, – сказала она.
– Осия Линкольн, – представился тот и, прихрамывая, шагнул вперед.
– Йен Сильверстейн, – произнес Йен, пожимая руку Осии. Пальцы у того оказались очень тонкие и длинные, словно у пианиста, а пожатие было легким, но не слабым. Он как-то странно держал левую руку, прижимая ее к боку.
Неотчетливая речь, рука, прижатая к боку… Сложив два и два, Йен сделал вывод: Осия некогда претерпел травму или повреждение правого полушария головного мозга, что привело к частичному параличу левой половины тела.
– Шалом, Йен, – произнес Осия с сильным, легко узнаваемым акцентом. – Наим мэод ма шломха?
Йен меньше всего ожидал услышать приветствие на чистейшем иврите. Помедлив мгновение, он извлек из памяти шаблонную фразу:
– Ани лё мидабэр иврит тов.
Это была чистая правда.
– Что, еще один еврей? – ухмыльнулся Торри.
– Да, еще один. – Высокий человек еле заметно улыбнулся, поворачиваясь обратно к Йену. – Рад познакомиться, – сказал он.
Слова Осии звучали искренне, несмотря на старательно четкое произношение и на то, что они были простой вежливостью.
Карин уже стояла у раковины: открыв кран, она немного подождала, а потом взяла высокий стакан и наполнила его водой. Затем поставила стакан перед Осией, который сделал глоток, затем другой, пока не выпил половину. После этого он опустил стакан обратно на стол. Было что-то странное в руке, которая сжимала стакан, но Йен не успел понять, в чем дело, как Осия уже сложил руки на коленях самым, что ни на есть, естественным жестом.
– Я почистил стойла, с лошадьми все порядке, только мне кажется, что Джесси несколько застоялась, – произнес Осия, чуть приподнимая уголки рта.
Карин сделала строгое лицо, но ее выдавали сияющие глаза.
– Думаю, тебе придется поездить на ней, Торри, и если ты хочешь, чтобы твои друзья помогали по хозяйству, то это вполне подходящая обязанность.
Торри рассмеялся.
– Попробуем как-нибудь пережить. Я еще не видел Джесси. – Он поднялся. – Как вы посмотрите на то, если мы прогуляемся в сарай, а потом в город?
– Обед в шесть.
– Мы можем встретиться с Джеффом в «Пообедай за полушку» и позже, после ужина.
Карин нахмурилась.
– Не далеко ли?
– Да нет, но мы бы съездили на машине.
– А потом попросите Ола отвезти вас домой, когда бар закроется?
– Зачем? Йен же не пьет, забыла?
Йен поднял свою чашку.
– В самом деле. Галлоны и галлоны кофе.
– Ну просто настоящий скандинав!
Йен улыбнулся и благодарно кивнул, когда Карин налила ему еще своего слабого кофе.
И тут до него дошло. Ладони у Осии были не розоватые и даже нисколько не светлее его темного, как черный кофе, лица. Насколько Йен мог судить, тот был черный с головы до пят.
Ничего страшного, просто странно. Вся семья странная, начиная от матери, которая играет на бирже в двух тысячах милях от Уолл-стрит, и матерого фехтовальщика, который проводит время, выслеживая волков, до высокого, худого и черного так называемого дядюшки.
Не строй из себя придурка, сказал себе Йен,ты ведь не видел нормальных семей.
Глава 3
Волки
Джефф Бьерке сидел за угловым столом и прихлебывал пиво: даже Закон может позволить себе чуток расслабиться после долгого бдения – но изредка, чтобы не дать повод к сплетням, – а у стойки бара под вывеской «Милер» – с одним «л» – снова, как всегда в последнее время, зашел разговор о волках.
Заведение «Пообедай за полушку» нисколько не изменилось с тех пор, как мальчишкой Джефф забегал сюда после школы выпить газировки: выстроившиеся вдоль стены столы за обшарпанными перегородками покрывал тот же самый пестрый линолеум, а крохотное окошко в единственной вращающейся двери в кухню было настолько грязным, что Джефф не видел, горел ли за ним свет.
Блин, даже люди – двое перед стойкой, один за ней – совершенно не изменились! Нет, конечно, Арни еще сильнее облысел, у Орфи и брюшко, и очки сделались толще, а за стойкой бара высокий костлявый Ол Хонистед двигался уже не так проворно, как раньше; но последние лет двадцать или около того Джефф, приходя сюда, каждый раз заставал одну и ту же сцену: три грации, проводящие время за спором.
– Гуннар говорит, у него десять коров зарезали, – сказал Арни Сельмо, сдвигая на затылок кепку с длинным козырьком, чтобы влить в себя очередную порцию пива, а потом тем же движением возвращая кепку на место, как будто она была в состоянии прикрыть его лысину. – По мне, это уже не волк-одиночка.
Джефф спрятал улыбку. У каждого свои секреты, раскрывать которые, когда того требовал долг, Джеффу не доставляло никакого удовольствия. Кроме работы, старый Джон Хонистед оставил своему преемнику и ответственность. Значок, машина, полицейский участок с крохотным обезьянником в цоколе ратуши – это все рабочие инструменты, а не суть дела.
Джефф скорее был блюстителем справедливости, нежели городским полицейским. Копы беспокоятся из-за соблюдения правил; у справедливости свои резоны. Живи сам и давай жить другим.
Если не все, то большинство смотрело на вещи подобным образом. А этого вполне достаточно. Лет десять назад в город забрела тощая двенадцатилетняя девочка, которая не пожелала назвать свою фамилию, только имя – Кэйти: она сбежала от отчима, обращавшегося с ней с нечеловеческой жестокостью. Ее взяли к себе Аарстеды, посчитав, что их ферма прокормит лишний рот.
Аарстеды выдавали Кэйти за дальнюю родственницу Боба, которая приехала жить на ферме, но девочка не походила на Аарстедов, и их словам не очень-то поверили, хотя мало кто усомнился вслух. Уже не в первый и не в последний раз беглецу случалось находить в здешних местах приют, и приходилось полагаться, к примеру, на Боба Аарстеда или доктора Шерва, или на Минни Хансен, или Майкла Бьерке – чтобы поступить правильно.
Самые говорливые кумушки продолжали трепать языками, но после того, как Аарстеды отвели Кэйти к доку Шерву, чтобы тот осмотрел девочку и поговорил с ней, доктор сам побеседовал с самыми разговорчивыми, чем дело и кончилось. Никто больше не приставал ни к доку Шерву, ни к Бобу Аарстеду.
Джефф не то чтобы обожал Боба, но ведь зятю не обязательно быть без ума от тестя?
Орфи Сельмо (дальняя родня Арни, но в каком именно колене, сказать трудно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81