Ростопчин в венской коляске с графскими гербами подкатил к дому Бецкого. В коляску были заложены цугом две пары белых лошадей в яблоках. Дверцу коляски открыл ливрейный лакей, стоявший на запятках.
Человек Бецкого отвесил низкий поклон авантажному барину и с почтением открыл дверь вестибюля. Дремавший там лакей вскочил, в свою очередь низко поклонился Ростопчину, принял от него плащ и визитку.
Извещенный о Ростопчине Иван Иванович встал ему навстречу.
– Честь имею, ваше превосходительство, – сказал Ростопчин, и то, как это было сказано, свидетельствовало о понимании им собственного положения в свете.
– Милости прошу, граф.
– Благодарствую весьма, – Ростопчин чинно опустился в кресло.
– Наслышан об успехах ваших на службе. Весьма рад производству вас в значительный чин.
– Я, милостивый государь мой Иван Иванович, на службе с помыслами о пользах отечества и славе государыни. Рвение мое кем следует замечено и от кого следует мне воздано за труды мои. Нынче, почтенный Иван Иванович, к вам я по делу, от успешности которого зависит не только моя жизнь, но и счастье близкой к вам особы. Речь о дочери вашей Анастасии Ивановне, известной мне достоинствами не только в наружном превосходстве, но и в понимании правил высшего света.
– Благодарствую, голубчик. Благодарствую. Одолжили меня – старика чувствительно.
– Нахожу дочь вашу, милостивый государь, достойной супружества с персоной столь же заметной.
– Право не знаю, что и сказать, Федор Васильевич. Не мне – отцу хвалить Анастасию. Что же до супружества, то дело это свойства весьма тонкого.
– Но вы должно догадались, что визит мой и затеянный разговор не случайны. Я имею обыкновение обдумывать свои слова и поступки. Милостивый государь мой Иван Иванович, я прошу руки вашей дочери.
– Достаточно ли вы с ней знакомы?
– Имел честь.
– Если у вас чувства к ней и ее ответные к вам?
– Не скрою – Анастасия Ивановна мне по душе, но сентиментов между нами не было. Да и к чему им быть? Нахожу Анастасию Ивановну достойной стать мне супругой по основаниям имущественной состоятельности и положения в свете. Как вам, милостивый государь мой, должно быть известно, я граф и душевладелец в пространных имениях. Я желал бы знать, какое приданное полагается за Анастасией Ивановной?
– Да вы, батюшка, на негоцию эту смотрите как на дело решенное.
– Мне казалось…
– Что вам казалось?
– Честь, оказанная Анастасии Ивановне…
– Анастасия Ивановна – девица и в ее положении больше думает о любви и сердечности, нежели об оказанной ей чести быть просватанной за кавалера, к которому сердце не лежит.
– Могу ли я слова эти принять за отказ в руке вашей дочери?
– Рука Анастасии Ивановны принадлежит ей, потому все в ее воле. Коль вы, батюшка, представлены моей дочери, то соблаговолите на сей предмет объясниться с ней. Ежели Анастасия Ивановна скажется согласной быть супругой вашей, то я перечить в том ей не стану. Счастье дочери для меня выше иных соображений касательно ее судьбы.
В гостинную вошел камердинер Лука и бесстрастным голосом известил: Его благородие майор де-Рибас испрашивает соизволения вашего превосходительства быть принятым.
– Проси.
– Позвольте мне удалиться, милостивый государь, – сказал Ростопчин. – Весьма сожалею. Подобный исход не полагал, – Ростопчин встал и сухо поклонился Бецкому. У дверей гостинной лицом к лицу он столкнулся с де-Рибасом. В глазах Ростопчина были высокомерие и ненависть к жалкому авантюристу.
Де-Рибас, вовсе не знавший кто таков этот офицер, но полагая в нем персону значительную, невольно отступил и Ростопчин, окатив его презрением, прошел в вестибюль, где швейцар услужливо подал ему плащ и с поклоном открыл входную дверь.
Затевая сватовство Анастасии Бецкой, Ростопчин не был в уверенности в том какого рода чувства он питает к ней. В уважение им было принято положение Ивана Ивановича в свете и при дворе, влияние Бецкого на государыню.
Анастасия была девушкой миловидной, заметно кокетливой, весьма любопытной к большим и малым событиям в свете и, конечно же, болтушкой. При иных обстоятельствах Ростопчин прошел бы, на нее не глядя, потому как в его кругу были девицы гораздо более привлекательные и внешностью и манерами. Но то, что он, при его-то достоинствах был отвергнут и, разумеется, не Иваном Ивановичем, а его доченькой – это меняло дело. Ей бы за счастье принять его к ней внимание, а не определить ему афронт. Ростопчин был и достаточно умен, и весьма даже знал свет, чтобы не понимать возможные оттого пересуды и урон его чести, который нынче будет ему в удел. Ростопчин был унижен и оскорблен. Он мысленно проклинал свою самонадеянность, ставшую причиной его безрассудства. Чувства Ростопчина к Бецкому и его доченьке были близки к ненависти, когда мысли его обращались к ничтожному авантюристу, которому отдано было предпочтение перед ним – кавалером известным многими превосходствами. Ростопчин был душевно надломлен, в его понимании втоптан в грязь человеческой низости. И не было таких ругательных слов, которыми бы Ростопчин мысленно не наградил Бецкого и его дочь. Но в Ростопчине не было уверенности в том, что будь дано ему нынче заверение в согласии Анастасии на бракосочетание с ней, он не повторил бы сватовство. Теперь, когда Анастасия удалилась от него Ростопчин находил в ней те женские совершенства, которые ранее в ней им были незамечаемы.
Осада Очакова
Капитан де-Рибас, которого определили воспитателем в кадетский корпус, оказался не только мужественный и верным долгу солдатом, но и ловким кавалером. Он сразу же привлек к себе внимание достойных девиц из хорошо обеспеченных и благородных семей. Среди них особо была им отличима Анастасия Бецкая – дочь генерала и почитаемого при дворе сановника Ивана Ивановича Бецкого. Де-Рибас был принят и довольно обласкан в семействе Бецких и после недолгого ухажерства сделал Анастасии предложение стать его супругой в законе, которое в уважение к достоинствам искателя было принято Анастасией и одобрено ее тятенькой. В уважение на этот раз к Ивану Ивановичу Бецкому свадебную церемонию удостоили присутствием сама государыня и светлейший князь Григорий Потемкин.
Служба в кадетском корпусе в понятии де-Рибаса была далека от настоящего военного дела. Для решительного и успешного движения в чинах и производства в генералы полагались боевые заслуги. Между тем, их то у де-Рибаса не было, несмотря на то, что он уже ходил в полковниках. Рубеж производства из полковника в генералы был самым трудным.
Настасья Ивановна была решительной противницей отъезда мужа из Петербурга, но де-Рибас послал рапорт в ставку южных войск с прошением отозвать его из кадетского корпуса в действующую армию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102