зверобоем, которым Марья Ивановна набивала матрацы, чтобы гостям снились сладкие сны, душистым подмаренником, чистотелом, медуницей.
Осматривая крепость, содержимую Сандерсом в таком же порядке и ухоженности, как и домик с розарием, Пушкин будет поражен неприступностью ее в той стороне, которую штурмовала колонна де-Рибаса, но об этом разговор позже.
Русский флаг привел гарнизон Хаджибея в смятение. Янычары, преступив воинский долг, побежали вниз, к морю.
– Исчерпав все возможности к поражению неверных, – сказал двухбунчужный Ахмет-паша, обращаясь к воинам, – согласно воле аллаха должно спасать жизнь свою для поражения неверных в других битвах.
Из крепости Ахмет-паша вышел первым. За ним горделиво ступал чернобородый миралай Зулейн. В его глазах было презрение к неверным. Прочие османлисы в растерянности озирались вокруг.
В трех шагах от де-Рибаса Ахмет-паша остановился.
– Мы разбиты, – сказал паша. – Наша крепость разрушена. Аллах всемогущ. Такова его воля, и мы принимаем свою судьбу, какую бы казнь вы не измыслили нам.
В это время кошевой Чепига дал команду казакам: «В лаву!»
С пиками наперевес казачья конница врезалась в толпу тех, кто пытался бежать, отсекая замок от стоявших на приколе турецких баркасов. Пленив бегущих, казаки вздыбили и закружили лошадей у морского прибоя.
Готовые к бою, они ждали те два турецких судна, которые медленно приближались к берегу.
Турки прыгали в воду и выходили навстречу казакам с поднятыми Руками, что свидетельствовало об их миролюбивых намерениях. Последними вышли совершенные оборванцы, изможденные голодом и непосильными трудами. Бедолахи эти заговорили все сразу и притом на чистейшем украинском языке. Федир Черненко был, однако, более Удивлен тем, что один из оборванцев подошел напрямик к нему и спросил, не доводилось ли ему, Федиру, бывать в Миргороде? А уж коли в том городе он был, то не знает ли он Ганку, которая была за Павлом Навроцким – приятелем Федота Мирошниченко, державшего в женах Катерину.
Так как Федир Черненко знал Федота Мирошниченко и его приятеля Павла Навроцкого, то он подтвердил это и в том забожился. Более того, он сказал, что и Павло и Федот были славными казаками и добрыми гречкосеями.
После таких слов бедолаха спросил Федира:
– Не узнает ли он в нем Федота Мирошниченка?
Присмотревшись, Федир и в самом деле обнаружил некоторое его сходство с Федотом. Но Федот был ладным хлопцем, а тот бедолаха старым дедом, что и было сказано Федиром с откровенностью, достойной похвалы.
– Тож я был в неволе еще с первой турецкой войны, и продали меня на галеры.
Услышав такое, Федир Черненко обнял Федота Мирошниченко и стал потчевать его из подсумка чем Бог послал, но больше салом. Федот съел изрядный шмат того сала и спросил Федира, нету ли у него чего еще, что прилично было бы отведать православному человеку, не впадая в грех.
– Так что – пристанешь до сотни или как? – спросил Федота Федир.
– Нет, не пристану, – вздохнул Федот. – Навоевался я и в неволе беду познал. Пойду искать жену свою Катерину в Миргород. Жива она или нет, то не знаю.
– Возможно, что и жива. Только от тебя шестнадцать годов ни слуху, ни духу. Не мудрено ей и за кого другого пойти. Когда еще хлопцем я казаковал за порогами, Соломия обещала меня ждать, а вернулся через три года, то она уже была за Пилипенком. Он в Киеве торговал квашеной капустой. Что ж ты, говорю, натворила, матери твоей под хвост. Знала бы я, Федю, что ты живой, говорит, не пошла бы за Пилипенка. Когда Пилипенко вскоре от трясучей хвори помер, то Соломия говорит, пускай бы я пошел к ней и вместо Пилипенка торговал капустой, она бы мне в помощь. Это было после первой турецкой войны, после того, как я наказаковался. К тому времени для очищения грехов я решил пойти в монастырь послушником. Когда случилась эта война, то опять же я пошел в казаки, а Соломия одна в Киеве продает капусту.
– То добре, – сказал Федот.
– Однако пойду искать Катерину и детей своих, должно быть, они довольно повырастали.
Излишне говорить, что Федир дал Федоту коня, отбитого казаками у турок и все прочее для дальней и не лишенной опасности дороги.
Турецкая крепость Хаджибей пала. Это знаменательное событие произошло 14 сентября 1789 года в день Воздвижения Христа Спасителя.
Над морем восходило солнце, ветер утих, волна угомонилась, только накат с шумом пенился и растекался на мокром песке вдоль берега. Солнце уже поднялось весьма изрядно когда со стороны Усатова хутора показался конный разъезд. Высланное вперед боевое охранение главных сил корпуса медленно приближалось к месту победы, только что одержанной над неприятелем его авангардной дивизией. Де-Рибас в окружении офицеров и старшин стоял там, где дымился замок. Он глядел через зрительную трубу в сторону моря. Залив был чист. В это утро море было не голубым, а белесым и холодным.
– Важно, господа, не столько взятие замка Хаджибей, сколько утверждение отечества нашего на берегах сей бухты. По мореходным достоинствам и месторасположению суждено ей стать важным в коммерции портом России Новой, края весьма способного для земледельческой промышленности и скоторазведения. При достаточности прилежных поселян произведениями сей промышленности и скотоводства будет заполнена вся Европа с немалыми выгодами государству Российскому.
Из рапортов полковника Хвостова и секунд-майора Воейкова стало известно, что в победной баталии за Хаджибей было захвачено 12 неприятельских пушек, 22 бочки пороху и 800 ядер различного калибра. Кроме того, было взято 7 знамен и 79 пленных, из них 13 начальственных людей различного звания с двухбунчужным пашой. Более двухсот османлисов было убито в сражении. Российская сторона понесла урон ранеными 33 человека и убитыми 5. Виктория была значительной и малокровной. Это дало основание утверждать, что де-Рибас был офицером не только отменной храбрости, но и большого ума, ибо не каждая победа над неприятелем веселит душу.
– Ваше пг'ревосходительство, позвольте пг'ринять к сведению отличившихся охотников из отг'ряда полковника Хвостова. Не откажите выслушать, ваше пг'ревосходительство, – обратился к де-Рибасу Гриневский.
– Прошу вас, майор.
– Полагал бы отличить егог'рьевским в тг'ретьей степени кг'рестом солдат Казуг'рского, Федоскина, Стенько, казаков Пог'рохню и Ог'рлика. Свег'рх того, ваше пг'ревосходительство, удостоить казака Ог'рлика производством в хог'рунжие. Указанные солдаты и казаки в сг'ражении явили беспг'римег'рную хг'рабг'рость и сообг'разительность. Пг'рощу заметить, ваше пг'ревосходительство, пг'ри овладении стеной снашей стог'роны потег'рь не было, непг'риятель был захвачен вг'расплох. В самом замке его'сопротивление по внезапности нашего втог'ржения было беспог'рядочным и малоуспешным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Осматривая крепость, содержимую Сандерсом в таком же порядке и ухоженности, как и домик с розарием, Пушкин будет поражен неприступностью ее в той стороне, которую штурмовала колонна де-Рибаса, но об этом разговор позже.
Русский флаг привел гарнизон Хаджибея в смятение. Янычары, преступив воинский долг, побежали вниз, к морю.
– Исчерпав все возможности к поражению неверных, – сказал двухбунчужный Ахмет-паша, обращаясь к воинам, – согласно воле аллаха должно спасать жизнь свою для поражения неверных в других битвах.
Из крепости Ахмет-паша вышел первым. За ним горделиво ступал чернобородый миралай Зулейн. В его глазах было презрение к неверным. Прочие османлисы в растерянности озирались вокруг.
В трех шагах от де-Рибаса Ахмет-паша остановился.
– Мы разбиты, – сказал паша. – Наша крепость разрушена. Аллах всемогущ. Такова его воля, и мы принимаем свою судьбу, какую бы казнь вы не измыслили нам.
В это время кошевой Чепига дал команду казакам: «В лаву!»
С пиками наперевес казачья конница врезалась в толпу тех, кто пытался бежать, отсекая замок от стоявших на приколе турецких баркасов. Пленив бегущих, казаки вздыбили и закружили лошадей у морского прибоя.
Готовые к бою, они ждали те два турецких судна, которые медленно приближались к берегу.
Турки прыгали в воду и выходили навстречу казакам с поднятыми Руками, что свидетельствовало об их миролюбивых намерениях. Последними вышли совершенные оборванцы, изможденные голодом и непосильными трудами. Бедолахи эти заговорили все сразу и притом на чистейшем украинском языке. Федир Черненко был, однако, более Удивлен тем, что один из оборванцев подошел напрямик к нему и спросил, не доводилось ли ему, Федиру, бывать в Миргороде? А уж коли в том городе он был, то не знает ли он Ганку, которая была за Павлом Навроцким – приятелем Федота Мирошниченко, державшего в женах Катерину.
Так как Федир Черненко знал Федота Мирошниченко и его приятеля Павла Навроцкого, то он подтвердил это и в том забожился. Более того, он сказал, что и Павло и Федот были славными казаками и добрыми гречкосеями.
После таких слов бедолаха спросил Федира:
– Не узнает ли он в нем Федота Мирошниченка?
Присмотревшись, Федир и в самом деле обнаружил некоторое его сходство с Федотом. Но Федот был ладным хлопцем, а тот бедолаха старым дедом, что и было сказано Федиром с откровенностью, достойной похвалы.
– Тож я был в неволе еще с первой турецкой войны, и продали меня на галеры.
Услышав такое, Федир Черненко обнял Федота Мирошниченко и стал потчевать его из подсумка чем Бог послал, но больше салом. Федот съел изрядный шмат того сала и спросил Федира, нету ли у него чего еще, что прилично было бы отведать православному человеку, не впадая в грех.
– Так что – пристанешь до сотни или как? – спросил Федота Федир.
– Нет, не пристану, – вздохнул Федот. – Навоевался я и в неволе беду познал. Пойду искать жену свою Катерину в Миргород. Жива она или нет, то не знаю.
– Возможно, что и жива. Только от тебя шестнадцать годов ни слуху, ни духу. Не мудрено ей и за кого другого пойти. Когда еще хлопцем я казаковал за порогами, Соломия обещала меня ждать, а вернулся через три года, то она уже была за Пилипенком. Он в Киеве торговал квашеной капустой. Что ж ты, говорю, натворила, матери твоей под хвост. Знала бы я, Федю, что ты живой, говорит, не пошла бы за Пилипенка. Когда Пилипенко вскоре от трясучей хвори помер, то Соломия говорит, пускай бы я пошел к ней и вместо Пилипенка торговал капустой, она бы мне в помощь. Это было после первой турецкой войны, после того, как я наказаковался. К тому времени для очищения грехов я решил пойти в монастырь послушником. Когда случилась эта война, то опять же я пошел в казаки, а Соломия одна в Киеве продает капусту.
– То добре, – сказал Федот.
– Однако пойду искать Катерину и детей своих, должно быть, они довольно повырастали.
Излишне говорить, что Федир дал Федоту коня, отбитого казаками у турок и все прочее для дальней и не лишенной опасности дороги.
Турецкая крепость Хаджибей пала. Это знаменательное событие произошло 14 сентября 1789 года в день Воздвижения Христа Спасителя.
Над морем восходило солнце, ветер утих, волна угомонилась, только накат с шумом пенился и растекался на мокром песке вдоль берега. Солнце уже поднялось весьма изрядно когда со стороны Усатова хутора показался конный разъезд. Высланное вперед боевое охранение главных сил корпуса медленно приближалось к месту победы, только что одержанной над неприятелем его авангардной дивизией. Де-Рибас в окружении офицеров и старшин стоял там, где дымился замок. Он глядел через зрительную трубу в сторону моря. Залив был чист. В это утро море было не голубым, а белесым и холодным.
– Важно, господа, не столько взятие замка Хаджибей, сколько утверждение отечества нашего на берегах сей бухты. По мореходным достоинствам и месторасположению суждено ей стать важным в коммерции портом России Новой, края весьма способного для земледельческой промышленности и скоторазведения. При достаточности прилежных поселян произведениями сей промышленности и скотоводства будет заполнена вся Европа с немалыми выгодами государству Российскому.
Из рапортов полковника Хвостова и секунд-майора Воейкова стало известно, что в победной баталии за Хаджибей было захвачено 12 неприятельских пушек, 22 бочки пороху и 800 ядер различного калибра. Кроме того, было взято 7 знамен и 79 пленных, из них 13 начальственных людей различного звания с двухбунчужным пашой. Более двухсот османлисов было убито в сражении. Российская сторона понесла урон ранеными 33 человека и убитыми 5. Виктория была значительной и малокровной. Это дало основание утверждать, что де-Рибас был офицером не только отменной храбрости, но и большого ума, ибо не каждая победа над неприятелем веселит душу.
– Ваше пг'ревосходительство, позвольте пг'ринять к сведению отличившихся охотников из отг'ряда полковника Хвостова. Не откажите выслушать, ваше пг'ревосходительство, – обратился к де-Рибасу Гриневский.
– Прошу вас, майор.
– Полагал бы отличить егог'рьевским в тг'ретьей степени кг'рестом солдат Казуг'рского, Федоскина, Стенько, казаков Пог'рохню и Ог'рлика. Свег'рх того, ваше пг'ревосходительство, удостоить казака Ог'рлика производством в хог'рунжие. Указанные солдаты и казаки в сг'ражении явили беспг'римег'рную хг'рабг'рость и сообг'разительность. Пг'рощу заметить, ваше пг'ревосходительство, пг'ри овладении стеной снашей стог'роны потег'рь не было, непг'риятель был захвачен вг'расплох. В самом замке его'сопротивление по внезапности нашего втог'ржения было беспог'рядочным и малоуспешным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102