– Но я пришла, – отозвалась она, оглядывая гостиную и отмечая, что в ней ничего не изменилось с тех пор, как она последний раз была здесь, разве что ковер выглядел более потертым, а занавеси на окнах – выцветшими.
– Я никого больше не пригласил, – сказал он. – Надеюсь, вы не возражаете. Мы будем вдвоем – вы и я, Элли. И потом… – он улыбнулся с извиняющимся видом, – весьма немногие леди примут нынче приглашение графа Хэрроуби. Вы знаете… меня ведь не считают респектабельным человеком.
– Вот как? – На его лице и фигуре явственно проступили приметы его образа жизни. Они молчали, потому что экономка – Эллен не знала ее, как и нового дворецкого, – принесла поднос с чаем.
– Я налью чаю? – в смущении обратилась она к тому, кого всегда называла отцом.
– Если бы вы не ушли от меня, – сказал он, протягивая руку и указывая, что она должна сесть рядом с подносом, – я не стал бы такой развалиной, которую вы видите перед собой. Я любил вас, дитя мое. Вам не надо было уходить.
– Вы ведь запили не сразу после моего ухода, – возразила она, подавая ему чашку с чаем. – Будьте же честны с самим собой. А мне ни к чему нести на своих плечах тяжесть вины за вашу слабость.
Он улыбнулся почти по-мальчишески.
– Вы совершенно правы, – сказал он. – Но вы всегда были ко мне добры, Элли. И всегда называли вещи своими именами. Всегда прогоняли меня, когда я был под хмельком. Помните?
Он засмеялся.
– Иногда – не часто, признаюсь, – я соблюдал трезвость только для того, чтобы прийти в детскую либо в классную комнату и повидать вас. А потом уже напивался. Но в те дни не очень сильно, дитя мое. Не так сильно. Возьмите печенье.
Они посмотрели друг на друга.
– Вы всегда были для меня святым Георгием, – проговорила она, – который может защитить меня от драконов.
– Вот как, Элли? А он был к вам добр?
Она поняла, что говорит он не о Чарли.
– Да, – ответила она, – он был ко мне добр.
– Но драконов не убивал? – Он снова по-мальчишески улыбнулся.
– Я стала старше, – ответила она. – Я поняла, что не бывает людей непогрешимых. Даже среди отцов.
– Расскажите мне о вашей жизни, – попросил он. – Мне кажется, Элли, будто бы вы умерли и воскресли из мертвых.
Она рассказала ему об Испании и о Бельгии. Рассказала о Чарли и о Дженнифер, о своих друзьях. Она спохватилась, когда кончила описывать свою встречу с сэром Джаспером Симпсоном, – говорить так долго! Но он слушал ее с интересом, не спуская глаз.
– Вам следовало обратиться за помощью ко мне, Элли, – сказал он, – а не к нему. Вам кажется, что он в большей степени ваш отец, чем я?
– Он дед Дженнифер, – возразила она. – И встреча с ним была очень важна, папа. – Она крепко закусила губу и закрыла глаза, произнеся это слово.
– А может статься, – сказал он, – может статься, что именно я ваш отец, Элли.
Она покачала головой, не отводя глаз от серебряного молочника, стоящего на подносе, – такого знакомого молочника.
Он встал и потянул шнурок со звонком, прося унести поднос. Когда лакей вышел, он подошел к Эллен и сел рядом с ней.
– Не уходите, – сказал он, беря ее за руку. – Посидите и поговорите со мной еще немного, Элли.
Она посмотрела на его руку; ее Эллен узнала бы из сотни других – с тупыми пальцами в темных волосках и ногтями, в ширину большими, чем в длину. Руки, которые держали ее, когда она была малым ребенком; руки, за которые она хваталась, когда училась ходить, хотя толком уже не помнила, где и когда все это происходило.
– Что вы хотели этим сказать? – вскинула она на него потрясенный взгляд.
Он посмотрел на нее глазами с красными прожилками из-под нависших век.
– Мы с вашей матерью, – сказал он, – ссорясь, старались ранить друг друга словами как можно больнее, пусть даже в наших словах не было правды. Я думаю, вы моя дочь, Элли.
– Она же сказала, что это не так. И он… отец… не возражал.
– Когда ваша мать ждала вас, мне даже в голову не приходило спрашивать, от кого младенец. А ведь будь у меня хоть какое-то сомнение, уж я бы спросил, верно? Я всегда знал, когда у нее кто-то появлялся. Но в то время у меня не возникло никаких подозрений. И потом ваша матушка была осторожна. Она бы постаралась не наживать ребенка не от меня. Вы были у нас первым и – как оказалось – единственным ребенком. Вам следовало бы родиться мальчиком, Элли. Моим наследником. Я думаю, что вы моя дочь.
– Но зачем же она так сказала? – спросила Эллен.
– Чтобы сделать мне больно. Только это. Она знала, что вы единственная, кого я люблю по-настоящему. И ей хотелось настроить меня против вас. Вам этого знать не полагалось. Но я пришел и сказал вам, да? Наверное, в ту минуту я почувствовал себя обманутым. А потом ваша мать сбежала с Фенчерчем, и больше я никогда ее не видел. В последний раз, когда я слышал о ней, она находилась в Вене с кем-то, кого я совершенно не знаю. Мы не были с ней славной парой, детка. В том, что случилось, виновата не только она. Но вы пострадали больше всех.
– Да, – сказала она, – это так. Но наверное, все в жизни не случайно. Если бы я не поехала в Испанию, я не познакомилась бы со своим будущим мужем. Даже подумать страшно, что я могла бы прожить жизнь и не встретиться с ним.
Он похлопал ее по руке.
– Скажите-ка еще разок то слово, – попросил он, – то слово, что недавно у вас сорвалось. Так приятно было слышать, Элли.
Она взглянула на него и сглотнула.
– Папа?.. А знаете, я никогда не называла его так.
Он снова похлопал ее по руке.
Она посмотрела на него как бы мимо налитых кровью глаз, красных в прожилках щек и двойного подбородка. Он был ее отцом. Она лежала клубочком на широких коленях и играла цепочкой от его часов. Тогда казалось, что ничто в мире не может угрожать ей.
– Я жду ребенка. – Она сама удивилась, когда вдруг произнесла эти слова. – И не от мужа. Я зачала его от любовника меньше чем через месяц после смерти мужа. А теперь я позволила всем думать, что он от Чарли, и вот не знаю, что мне делать.
«Поделись с папой всеми своими трудностями, Эллен. Сядь к нему на колени, и он все уладит».
– Вот как, Элли? – сказал он, поглаживая ее по спине теплой широкой ладонью. – Важно, счастливы ли вы были при этом. Вы его любили?
– Да, любила, – ответила она. – Страстно и беззаветно папа. Целую неделю никого не существовало в мире. Всего лишь неделю. Даже меньше. Это друг Чарли и мой друг. Внезапно, прежде чем кто-то из нас понял, что происходит, мы стали любовниками. Но все это было очень странно. Я любила Чарли. Или думала, что любила. А теперь я чувствую себя такой виноватой и смятенной, что перестала понимать, что же такое любовь.
– Успокойтесь, детка, – сказал он, похлопав ее по руке, – скоро появится дитя, Элли, вы полюбите его и поймете. А он знает?
– Нет. – Она стиснула руки. – Я не могла ему сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78