Кит, которому уже исполнилось в этом году восемь лет, улыбаясь и сморщив нос, смотрел на Эмму.
- Впрочем, если хочешь, то можешь взглянуть на нее.
- Нет. Ведь предполагается, что это сюрприз.
- Она может тебе не понравиться, мамочка. Тогда я нарисую другую. Нет, будет лучшейшим, если ты посмотришь прямо сейчас. Пошли.
Кит схватил Эмму за руку и поволок ее за собой к столу.
- Не лучшейшим, а самым лучшим, мой дорогой, - поправила его Эмма и взглянула на „картину”. Рисунок был совершенно детский, неуклюже скомпонованный, с полным отсутствием всякого понятия о перспективе. Безвкусно подобранные краски были положены как придется. „Картина” изображала мужчину в военной форме. Эмма невольно затаила дыхание, у нее не было никаких сомнений в том, кого нарисовал Кит. Достаточно было взглянуть на черную полоску над верхней губой, обозначавшую усы, и на ярко-синие глаза.
- Очень хорошо, дорогой, - с задумчивым лицом проговорила Эмма.
- Это дядя Пол. Похож, правда? Ну что ты скажешь? Тебе действительно нравится, мамочка?
- Да, действительно. А где твоя сестра? - спросила Эмма, меняя тему разговора.
- А, эта старая надутая Эдвина закрылась у себя в комнате, читает там или еще что делает. Она не захотела играть со мной утром. Ну и ладно, подумаешь какое дело! Лучше я закончу этот рисунок, мамочка.
Кит вскарабкался на стул, схватил кисточку и с новым рвением и пылом набросился на свою картину. Его веснушчатое лицо изображало крайнюю степень сосредоточенности.
- Я должен привести его для тебя в полный порядок, мамочка. Думаю поместить сюда еще кенгуру и белого медведя.
- Ты, наверное, хотел сказать - мишку-коала, Кит?
- Да-да, мишку, мамочка. Дядя Пол говорил, что у них в Австралии много таких мишек.
- Да, дорогой! - рассеянно ответила Эмма. - Ужин через полчаса, Кит. Не забудь привести себя в порядок перед тем, как сойти вниз.
Эмма погладила его по голове, взъерошив волосы, и поспешила в свою спальню, чувствуя, что ей необходимо побыть одной, собраться с мыслями.
Зимнее солнце заливало комнату чистым светом через высокие окна, придавая золотистый оттенок персикового цвета стенам и такому же ковру. Мягкие и сочные цвета георгианских антиков оживляли комнату. Зажженные лампы с хрустальными плафонами тепло светились на фоне розоватых стен, огонь весело пылал в камине. Но Эмма почти не замечала обстановки, окружавшей ее. Она стояла перед камином, протянув к огню озябшие руки и дрожа от холода, с раннего детства, казалось, накопившегося в ее жилах. У нее стучало в голове, и она чувствовала себя еще более подавленной, чем обычно в последнее время.
Неожиданное объяснение Дэвида в любви и ее отказ снова оживили в ее душе слегка притупившуюся муку, причиненную ей Полом Макгиллом. Постоянно таившееся в глубине ее мозга чувство сейчас мучило ее сильнее прежнего, и она чувствовала себя совершенно разбитой. Несколько мгновений спустя она подошла к комоду и выдвинула нижний ящик. Запустив руку под кипу шелковых ночных сорочек, Эмма достала фотографию Пола, которую она сама запрятала сюда несколько недель назад, будучи не в силах ежедневно видеть ее на своем туалетном столике. Эмма долго и пристально всматривалась в любимое, такое знакомое ей лицо, видела его открытый взгляд из-под густых темных бровей, широкий улыбающийся рот, и ее раненое сердце мучительно заныло в груди. Приступ дикого гнева неожиданно охватил ее, и, яростно сверкнув глазами, она изо всех сил швырнула фотографию через всю комнату. Но стоило портрету вылететь у нее из рук, Эмма горько пожалела о содеянном и побежала поднять его. Серебряная рамка погнулась, стекла разлетелось вдребезги, но, к счастью, сама фотография не пострадала. Эмма опустилась на колени и принялась собирать осколки стекла в корзину для бумаг. Потом она села в кресло и, прижав к груди фотографию, задумалась о Поле. Эта фотография была сделана в январе прошлого года, перед самым его отъездом из Англии, когда они жили вместе в отеле „Ритц”. Пол тогда еще носил военную форму, делавшую его необыкновенно красивым. Мысленным взором Эмма видела Пола, стоявшего на причале в Юстоне в ожидании катера, который должен был отвезти его на пароход. Он сжимал ее лицо в своих ладонях и смотрел прямо в глубину ее глаз своими истекающими любовью глазами.
- Я вернусь, моя самая любимая. Клянусь, что я буду здесь раньше, чем ты успеешь заметить мое отсутствие.
И она, глупая, поверила ему! Эмма взглянула на фото.
- Почему ты не вернулся, Пол? Ты же обещал мне! Ты же клялся, что ничто не сможет разлучить тебя со мной!
Ее вопрос глухо прозвучал в пустой комнате, но она не услышала ответа на него. Лишь еще сильнее стало охватившее ее горе и отчаяние Пол дважды написал ей, и она немедленно ответила на его письма. К своему удивлению, она не получила ответа на свое второе письмо. Думая, что оно могло затеряться, через некоторое время она написала ему снова, но и это ее письмо осталось без ответа. Тогда, переступив через собственную гордость, она послала ему короткую осторожную записку и стала ждать от него хотя бы слова в ответ. Но Пол хранил полное молчание. Потрясенная, находившаяся в полном замешательстве, Эмма не знала, что ей предпринять. Она совершенно растерялась.
В октябре Эмма с горечью убедила себя в том, что у Пола просто не хватило мужества сообщить, что он больше не любит ее. Все было кончено - вот единственное разумное объяснение, которое она, глубоко переживая, могла подобрать его молчанию. Он просто больше не нуждался в ней. Она сыграла свою роль, пока Пол был в Англии один, вдали от семьи, а теперь он вернулся к своей обычной жизни - ведь он женатый мужчина.
Эмма с холодным безжизненным лицом откинулась на спинку кресла, отрешенно глядя перед собой широко Раскрытыми сухими глазами. Она выплакала свои слезы раньше, когда многие месяцы подряд ночи напролет рыдала по Полу Макгиллу. Она больше не нужна ему - вот и все, ничего с этим не поделаешь…
- Можно войти, мама? - спросила Эдвина, приоткрыв дверь и заглядывая в спальню матери.
- Да, дорогая, - ответила Эмма, торопливо сунув фотографию под кресло и заставив себя улыбнуться дочери. - Ты хорошо провела утро? Я прошу прощения за то, что мне в твой день пришлось поехать на фабрику, но это было крайне необходимо.
- Ты слишком много работаешь, мама, - укоризненно произнесла Эдвина, опускаясь в кресло напротив и расправляя юбку из шотландки.
Не обращая внимания на замечание и наставительный тон дочери, Эмма бодрым голосом сказала:
- Вы с Китом так и не сказали мне, что вам хотелось бы получить в подарок на Рождество. Может быть, на следующей неделе вы поедете со мной в универмаг и выберете себе подарки сами?
- Я не знаю, что мне хочется на Рождество, - ответила Эдвина, холодно глядя на мать своими серебристо-серыми глазами, - но я точно знаю, что мне нужно мое свидетельство о рождении, мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149