Он не считал черных за людей. Я пыталась протестовать, но на Юге, мэм, слово негритянки — ничто против слова белого человека. Я не могла смириться со своим положением и пыталась не подчиняться его приказам. Тогда он меня попросту избивал.
— Сисси, таких, как он, немного на Юге. Большинство хозяев искренне любили своих… рабов. Некоторые даже считали их членами семьи…
— Вы хоть сами понимаете, что говорите, мэм? Да, я знаю, что не все белые — звери. Потому я и помогаю сейчас белым северянам. Но есть и другие. Моя спина — тому доказательство. Раб лишен свободы. Он лишен права выбора, права распоряжаться собственной жизнью. Захочет хозяин — полюбит раба, сделает его членом своей семьи, а не захочет — отлупит палкой до смерти. Но нас это не устраивает! Рабство узаконивает торговлю человеческим товаром, разрешает белым вершить судьбу черных, разлучать их семьи, насиловать жен, отнимать детей.
— Да, но…
— Не может быть никаких «но», мэм! Я знаю, что вы хороший человек. Я верю, что в вашей семье никогда не было рабов. Но мы не о вас говорим, а о ваших соседях-южанах! О мятежниках!
— Мы просто отстаиваем права свободных штатов, Сисси.
— А ч отстаиваю права свободных людей, мэм! Сидни печально вздохнула.
— Рабство — это, безусловно, зло. Но сама подумай, Сисси, что будет, если тысячи и десятки тысяч негров вдруг в одночасье обретут свободу? Куда они пойдут? Без денег, без жилья, без земли! Да они умрут с голоду! Институт рабства нельзя просто взять и отменить. Его нужно изживать планомерно, со временем…
— Так не бывает. Поверьте мне, моего прежнего хозяина никто не убедил бы в том, что ему нужно одарить своих негров землей и отпустить на все четыре стороны. Такие люди понимают только один язык — язык силы! Очищение от греха всегда проходит через кровопролитие.
Иначе не получается.
Сидни подошла к Сисси и осторожно провела кончиком пальца по шраму у нее на плече.
— Мне стыдно, Сисси… Мне стыдно за то, что белые люди так надругались над тобой…
Сисси улыбнулась.
— Не переживайте, мэм. Вы тут ни при чем. Мне, между прочим, тоже стыдно, что я вынуждена была предать вас тогда.
Они обнялись.
— Вы все еще сочувствуете мятежникам? — тихо спросила Сисси.
— Я сочувствую южанам, — ответила Сидни. — Но я согласна со многим из того, что ты сказала.
— Хорошо. Я верю в это. Пойдемте.
— Знаешь, Сисси… мой двоюродный брат отчаянно рвется на свободу. Он врач, а в нашей армии не хватает врачей.
— Я слышала, что он спас капитана Холстона.
— Ты хорошо с ним знакома?
— Да и восхищаюсь им! — честно призналась Сисси.
— В таком случае я рада, что ты будешь рядом с ним, когда он вернется.
— А вы?
Сидни опустила глаза и покачала головой.
— А меня к тому времени может здесь не оказаться.
— Он любит вас, мэм.
Сидни грустно улыбнулась. Она влюбилась в Джесса еще в Ричмонде. Даже теперь ему достаточно было только взглянуть на нее, чтобы смутить, ..
— Не забывай, Сисси, что он организовал мой арест и лично проводил в тюрьму.
— Но вы шпионили!
— Я не могла по-другому. Пойми, Сисси, он северянин, я южанка. Я против рабства и была даже против отделения от федерального государства, но началась война, и между нами возникла пропасть. Война еще не окончена.
— Как же вы можете выступать на стороне Юга? Там же торгуют людьми!
— Ты даже представления не имеешь о том, как много южан не приемлют этого! Но война не окончена, пойми же наконец!
— Вы вышли замуж за капитана, разве это вас ни к чему не обязывает?
— Я вышла за него замуж, ты права. И верю, что наступит день, когда мы перестанем находиться во враждебных лагерях.
— А сейчас?
— А сейчас идет война.
— Ну и что?
— Он — янки, а я — мятежница.
Поток раненых южан, поступавших в федеральные тюрьмы — и, в частности, в Старый Капитолий, — не ослабевал. Джулиан, впрочем, ни в чем не нуждался. В его распоряжение предоставили все необходимые медицинские инструменты, перевязочные материалы, лигатуры, эфир. В армии конфедератов у него не было почти ничего, здесь он имел почти все.
Кроме свободы.
Сидни часто навещала его и даже помогала перевязывать раненых. Но когда она уходила, вокруг Джулиана вновь смыкалась пустота. Каждый раз он спрашивал ее о жене, но новостей все не было.
— А чего ты ждал? Что она сразу же примчится в Вашингтон, чтобы повидаться с тобой? Не забывай, она в действующей армии! — посмеиваясь, говорила Сидни.
— Я же запретил ей это! Там слишком опасно, женщине нечего делать на поле брани…
Сидни улыбнулась.
— Рианнон — особая женщина. Не думаю, что она чем-то рискует.
Джулиан поморщился.
— Ты не понимаешь! Ты думаешь, что ей стоит только закрыть глаза, как она сразу видит будущее? Если бы! Ее видения возникают сами собой, она не может вызывать их по заказу. Они не спасут ее, если что случится. Пойми, не спасут!
— В конце концов Рианнон не девочка. Она сумеет позаботиться о себе.
— Она носит под сердцем моего ребенка, черт возьми! Сидни надолго замолчала и только пораженно смотрела на Джулиана. Потом наконец пробормотала:
— Понимаю…
— Нет, ты ничего не понимаешь! Рианнон должна сидеть дома, с мужем, а не бегать под пулями!
— Но ты же в тюрьме, какой там, к черту, дом?
— Я скоро буду на свободе.
— Джулиан, что ты задумал? Сам же говорил, что надо ждать помощи от Йена!
— Вот я и жду.
— Не подставляйся янки, Джулиан. Тебе свернут шею.
— Я буду осторожен.
Шанс предоставился той же ночью. Спустя всего полчаса после того, как в тюремном дворе скончался раненый, которого Джулиан даже не успел посмотреть. Охранники собирались вывезти на кладбище очередную порцию «готовых». Мертвые тела свалили у стены во дворе. Гробовщики, нанятые федеральным правительством, торопливо сколачивали для них убогие деревянные гробы.
Джулиан стоял над молоденьким конфедератом, который умер от гангрены, и тупо смотрел на его разгладившееся в смерти безусое лицо. В этот момент он почувствовал, как его плеча коснулась чья-то ладонь.
— Идет война, доктор. Вы не в силах принять на себя всю эту боль. Вы ничем не провинились перед этим мальчиком. Таких, как он, тут много, а вы один.
— Я знаю… — пробормотал он. — Просто…
— Поймите, вы и так делаете, что можете. Сколько жизней вы спасли? Об этом думайте. Не терзайтесь попусту.
Бель-Бойд была писаной красавицей, но в глубине души — настоящей разбойницей. Они быстро сошлись и часто беседовали друг с другом вечерами. Джулиан был в курсе, что про них писали светские хроникеры, но не обращал внимания. С некоторых пор он вообще старался поменьше обращать внимания на газетчиков из Вашингтона…
— Я понимаю. Я стараюсь…
Он мучился сознанием своего бессилия, испытывал вину перед безымянным солдатом и ничего не мог с этим поделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88