На рассвете следующего дня, когда Крокетт первым подошел к прииску, то увидел возле установленной таблички вооруженного охранника. Тот преградил ему путь.
— У вас какое-то дело?
— Я Уилл Крокетт!
Охранник пожал плечами.
— А мне наплевать, кто вы такой! Есть пропуск — проходите, а нет — значит, нельзя.
— Послушай, какого черта? Я владелец этого прииска!
— Мне приказано пускать только тех, у кого есть пропуск. Это распоряжение суперинтенданта Хескета, и он…
— Супер-кого?
Охранник, здоровый парень с дубинкой в руках и револьвером на поясе, проговорил:
— Мистер, если вам нужно пройти, то попросите разрешение на это в письменной форме. Вы отдаете мне письмо к мистеру Хескету, а я позабочусь, чтобы его ему передали.
Он махнул рукой на территорию прииска.
— Сейчас идут взрывные работы. Мы бы не хотели, чтобы с вами что-нибудь случилось.
Уилл посмотрел на него, потом на здание, где располагалась контора, повернулся и пошел прочь.
— Какая неслыханная наглость! — сказал он, придя в кондитерскую. — Да провалиться мне на месте, если я напишу это письмо!
— У него теперь контрольный пакет, вот он и устанавливает свои правила.
Новость быстро дошла до Тревэллиона. Он только что закончил сверлить шпуры и набивать их взрывчаткой и поднялся на поверхность. Молча выслушав рассказ Уилла, Вэл воздержался от комментариев, так как считал его слишком прямолинейным и простодушным.
Помимо этой истории, в то время существовали еще две темы для разговоров — это соперничество Хинана и Сэйерса и предстоящие выборы. Кандидатом выставлялся Сьюард. Южане грозили отделиться.
Когда Тревэллиона спрашивали об этом, он пожимал плечами.
— Я плохо разбираюсь в политике. На Востоке не жил, знаю только Западное побережье.
На самом деле его раздражало, что он так мало знает. Прежде он избегал разговоров о политике и лишь изредка читал о ней в случайно подвернувшихся газетах, как правило далеко не свежих. Теперь же, уже почти год будучи гражданином, он с некоторой неловкостью ощущал собственное неведение.
Однажды при нем упомянули о Линкольне и спросили:
— А ты что о нем думаешь?
— О ком? — переспросил Тревэллион, и все посмотрели на него с недоумением.
— Эйб Линкольн из Иллинойса.
— Что-то не слышал о таком.
Выручил его Ледбеттер:
— Да наверняка слышал! Ну помнишь, он еще вел спор с Дугласом?
— А-а, тот самый? Я был тогда на Западе. Так и не знаю, о чем они там говорили.
В шахту Тревэллион вернулся, когда пороховой дым рассеялся. Он подошел к разлому. Осмотрев его, присел на груду обломков, подобрал несколько штук и принялся разглядывать их, потом снова взглянул на разлом. Теперь жила шла вглубь. Но стала шире. Присвистнув от удивления, Вэл вышел на воздух.
Через некоторое время он снова спустился под землю, отбросил породу и тщательно рассортировал ее. Порода оказалась богатой, но легко крошилась — с такой трудно работать. Вэл никогда не отличался болтливостью и теперь предпочел помалкивать о своих делах. К счастью, никто пока не догадывался о его открытии, и он понимал, чем дольше сохранит его в тайне, тем лучше.
Умывшись, Тревэллион снял грязную одежду, переоделся в чистую и приготовил кофе, потом вышел на улицу. Близился вечер, и многие уже закончили работу. Кое-где еще раздавались тяжелые удары дробильных машин, но Вэл их не слышал — он давно научился не обращать внимания на подобные звуки.
Спустившись немного вниз по склону, он сел на большой камень и принялся изучать гору. Конечно, трудно сейчас сказать, в каком направлении пойдет жила. Не один он в Комстоке ломал над этим голову. Тревэллион посмотрел на соседний участок, расположенный к северу. Он принадлежит ирландцу по имени Лайдон. А тот, что лежал к востоку, являлся собственностью голландца-парикмахера.
Вэл зашел в парикмахерскую.
— Постричься можно?
— Устраивайся вон там на стуле.
Тревэллион опустился на плетеный стул, разглядывая себя в зеркало. Были времена, когда он стригся чаще.
— Увидишь в волосах песок, не утруждайся, чтобы выгрести его.
— А что так? Расплатиться, что ли, нечем? Деньги-то у тебя есть?
— У меня участок на Седьмой миле. Живу на то, что зарабатываю.
— А разве бывший участок Макнила не твой?
— Мой. Я там и поселился.
— Но ты и копаешь там немножко. Разве не так?
— Пробовал. Только что-то не густо, вот и решил расширить скважины. А пока взялся за фундамент.
— Фундамент?
— Хочу построить себе дом. Надоело мне ютиться на жесткой койке Макнила. Мечтаю о настоящем доме в шесть комнат. Только вот места маловато. Интересно, кто занимает соседний участок, к северу от меня? Я бы купил его по сходной цене…
— Мой тот, что к востоку.
— Вот как? Ах ты черт! Будь он к северу, мы бы с тобой могли совершить хорошую сделку.
Закончив стрижку, голландец спросил:
— Так, значит, мой участок тебя не интересует?
— Да нет вроде. — Тревэллион помолчал, словно раздумывая над предложением. — Хотя если бы цена оказалась подходящей, то… — Он надел пальто. — Можно еще и сад развести. Натаскал бы земли из долины. Сад как раз хорошо разбить к востоку от дома.
— Только вдруг там окажется руда? — высказал предположение голландец.
— Что ж, может и такое случиться. Мой участок не показатель. Ты не пробовал пойти вглубь? В этих местах вся лучшая руда залегает глубоко, и, чтобы разрабатывать ее, нужны денежки, и притом немалые.
Тревэллион переменил тему и завел разговор о несостоявшемся приезде Поуни. Ситуация на Востоке с каждым днем становилась все серьезнее, и отсутствие новостей беспокоило.
— Я за Штаты, — заявил голландец. — Если южане отделятся, будет война. Это единственное, что можно сказать с полной уверенностью.
Вошедший посетитель услышал последние слова и включился в разговор.
— Да, это точно, — мрачно подтвердил он. — И вот еще что: Терри собирается присоединить Комсток к Югу!
— Откуда тебе это известно? — поинтересовался Тревэллион.
Тот посмотрел на него, хотел что-то сказать, потом пожал плечами.
— Да так, люди болтают, — пробормотал он. Потом, словно пожалев, что вообще вступил в разговор, повернулся и вышел.
— Так говорил, будто знает что-то, — заметил Вэл.
— Да нет, просто понял вдруг, что совсем не знает нас, и тут же осекся. — Голландец сел, стряхивая волосы с рукавов. — Терри много чего обещает, и ему верят. Ко мне, правда, не очень-то заходят, ведь я для них иностранец, чужак. — Он посмотрел на Тревэллиона. — А ты корнуоллец, так ведь?
— Да. Но теперь я американец. — Тревэллион широко взмахнул рукой. — Родился за морем, но вся жизнь прошла у меня здесь. Я считаю эту страну своей родиной, как считал бы любую другую, если бы прожил там достаточно долго.
— Да-а, хорошо бы знать, где осядешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112