Это была земля обнаженных скал, зубчатых гребней, величественных пиков и природных твердынь, которые вовеки не покорятся человеку, — неприступность их превосходила всякое воображение.
Пот струйками стекал по телу, раздражая кровоточащие раны, голова под беспощадным солнцем пульсировала от боли. Я нигде не мог найти воды, а в седельных сумках оказалось лишь немного пищи. Но единственным спасением для меня было затеряться в пустынных горах, имеющих мрачную славу, — по слухам, здесь скрывались разбойники.
Незадолго до заката солнца послышался звон колокольчика.
Проезжая по усыпанному камнями склону, я натолкнулся на козий помет и следы крохотных копытец. Поднялся на гребень — и увидел стадо прямо перед собой. Не меньше двух сотен коз, охраняемых тремя мужчинами и двумя огромными свирепыми собаками.
И ещё с ними была девушка.
Она сделала несколько шагов навстречу мне и остановилась, расставив крепкие ноги; ветхую юбчонку трепал ветер. Ее нечесаные волосы растрепались, но в глазах и повадке сквозила очаровательная дерзость, а тонкая ткань обрисовывала такие линии тела, что у меня пересохло во рту и сердце застучало, как барабан.
Она стояла на месте, пока я предоставил Берберу выбирать путь между россыпями камней. Мужчины кричали ей что-то, но, поскольку она не двигалась, оставили коз и направились к ней — и ко мне.
Все они были вооружены и поглядывали на моего коня и скимитар так, словно уже владели всем этим. Ну, а я точно так же посматривал на девушку.
— Что тебе нужно? — дерзко спросила она.
— Еды и вина, — ответил я, позволив своим глазам говорить более красноречиво, чем языку, — и, может быть, места, где можно спокойно отдохнуть.
Девчонка надменно глянула на меня из-под длинных ресниц:
— Еду и вино ты можешь получить. А что до покоя, то здесь вряд ли его найдешь!
Я вынул ногу из стремени и предложил:
— Поедем?
Она взглянула на меня, потом вскинула голову и, опершись босой ногой на стремя, поднялась на коня рядом со мной. Я обхватил рукой её талию.
— Который из них твой мужчина? — спросил я.
— Из этих-то? — переспросила она презрительно. — Никто! Куда им! Хотя каждый хотел бы. Они боятся моего отца.
— Глупцы.
— Погоди… — взгляд её стал холодным. — Ты ещё не видел моего отца.
Пастухи все втроем закричали ей, чтобы она сошла с коня, но девушка обругала их — обругала со злостью и выразительностью. Я подумал, что она моложе, чем выглядит; но сколько б ей ни было лет, это дикая кошка… впрочем, такая, которую стоило бы приручить.
— Слезай! — закричал высокий парень, похожий на случайного отпрыска какого-нибудь вестготского воина. — Слезай! Или я вышибу его из седла!
— Попытайся, — предложил я, — и я тебя растопчу конем.
Он свирепо уставился на меня, но вся смелость его уже вышла криком. Рука моя лежала на рукояти скимитара, а Бербер стоял в двух скачках от парня, и был он из тех коней, что срываются в галоп прямо с места.
Если бы пастух только начал поднимать лук, я прирезал бы его, как свинью, которой он, в сущности, и был; однако свинья эта была достаточно мускулистой, и я начал раздумывать, как же должен выглядеть отец этой девчонки. Похоже, мне предстоит это выяснить.
Она указала на торную тропу, и мы двинулись по ней; Бербер насторожил уши и ускорил шаг. Минуту спустя мы свернули в красивую зеленую долину, совершенно скрытую голыми холмами. На дне её небольшой пригорок венчали обнесенные стеной руины — старый замок, кое-как приведенный в порядок.
Когда мы подъехали к воротам, из них вышел самый крупный человек, какого я когда-либо видел. Он оказался на полторы головы выше меня и почти в полтора раза шире. Руки у него были громадные, глаза свирепые. Он носил бороду, а волосы свисали до плеч, черные, как вороново крыло.
Меня великан удостоил лишь беглого взгляда, но на Бербере и скимитаре его глаза задержались значительно дольше.
— Слезай оттуда! — гаркнул он на девушку, словно та была за два поля от него.
Она собралась повиноваться, но я намеренно придержал её, притянул к себе и легонько поцеловал в щеку.
— Отец тебя убьет! — прошипела дикарка, потом спрыгнула на землю и не спеша удалилась — все с тем же поразительно дерзким видом.
Он быстро шагнул ко мне, потянувшись к уздечке. Заставив Бербера отпрянуть в сторону, я вынул меч:
— Убери-ка руки, друг великан, или станешь одноруким великаном…
Гигант второй раз взглянул на меня. Это был грубый, злобный человек, он привык, что люди его боятся, и потому не сразу нашелся с ответом — а я тем временем спокойно продолжил:
— Я не ищу приключений. Твоя дочь была настолько любезна, что пригласила меня поесть и попить. Если ты дашь мне это, я уеду своей дорогой.
Он помолчал — за это время я смог медленно посчитать до десяти — потом сказал:
— Слезай. Заходи.
— Сначала я позабочусь о коне.
— Алан сделает это. — Хозяин показал на стройного темнолицего юношу с быстрыми, смышлеными глазами.
Соскочив на землю, я попросил:
— Поухаживай за ним как следует. Это отличный конь.
У парнишки вспыхнули глаза.
— Конечно, — сказал он. Потом предостерег шепотом: — Ты с моим дядей поосторожнее. Если только дотронешься до Шаразы, он тебя убьет. Хотя вообще, — добавил Алан, — он и так может тебя убить.
— Человек, который хочет убивать, — заметил я, — должен и сам быть готов умереть.
Шараза придержала дверь, когда я входил. Ее отец уже сидел за грубым дощатым столом, наливая вино из кувшина. На столе лежал хлеб, сыр и баранья нога. Я вдруг понял, что голоден как волк.
Еще полчаса назад у меня в мыслях не было ничего, кроме этого, но вот Шараза… от такой девчонки что угодно полезет в голову…
Он пристально глядел на меня с противоположного конца стола.
— Меня зовут Аким. Это моя долина.
— А я Матюрен, солдат.
— Ба!.. — фыркнул он. — Какие сейчас солдаты! Вот в мои молодые годы…
— В твои молодые годы, — сказал я, — солдаты были не лучше, чем сейчас. Я разделю с тобой хлеб и вино, дружище, но только не думай, что я один из твоих козлов… или из тех барашков, которые у вас тут зовутся мужчинами. Я мужчина не хуже, чем ты… чем ты есть сейчас или был когда-то.
Хозяин с бешенством уставился на меня. Я ему ничуть не нравился, да и он нравился мне нисколько не больше, а похвальбой меня не возьмешь. Я мог держаться с ним на равных — ложь за ложь, хвастовство за хвастовство. Правда, солдатом я не был, но оружием умел владеть. Мой клинок бывал обагрен кровью, как подобает хорошему клинку, однако в такое время правдой ограничиваются только люди, у которых не хватает воображения. Если он хочет войны, то и в этом я ему не уступлю, война за войну, битва за битву… а насчет вранья я его явно перешибу, потому что больше читал.
Потянувшись через стол, я взял у него из-под носа кружку и подтолкнул к нему свою:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Пот струйками стекал по телу, раздражая кровоточащие раны, голова под беспощадным солнцем пульсировала от боли. Я нигде не мог найти воды, а в седельных сумках оказалось лишь немного пищи. Но единственным спасением для меня было затеряться в пустынных горах, имеющих мрачную славу, — по слухам, здесь скрывались разбойники.
Незадолго до заката солнца послышался звон колокольчика.
Проезжая по усыпанному камнями склону, я натолкнулся на козий помет и следы крохотных копытец. Поднялся на гребень — и увидел стадо прямо перед собой. Не меньше двух сотен коз, охраняемых тремя мужчинами и двумя огромными свирепыми собаками.
И ещё с ними была девушка.
Она сделала несколько шагов навстречу мне и остановилась, расставив крепкие ноги; ветхую юбчонку трепал ветер. Ее нечесаные волосы растрепались, но в глазах и повадке сквозила очаровательная дерзость, а тонкая ткань обрисовывала такие линии тела, что у меня пересохло во рту и сердце застучало, как барабан.
Она стояла на месте, пока я предоставил Берберу выбирать путь между россыпями камней. Мужчины кричали ей что-то, но, поскольку она не двигалась, оставили коз и направились к ней — и ко мне.
Все они были вооружены и поглядывали на моего коня и скимитар так, словно уже владели всем этим. Ну, а я точно так же посматривал на девушку.
— Что тебе нужно? — дерзко спросила она.
— Еды и вина, — ответил я, позволив своим глазам говорить более красноречиво, чем языку, — и, может быть, места, где можно спокойно отдохнуть.
Девчонка надменно глянула на меня из-под длинных ресниц:
— Еду и вино ты можешь получить. А что до покоя, то здесь вряд ли его найдешь!
Я вынул ногу из стремени и предложил:
— Поедем?
Она взглянула на меня, потом вскинула голову и, опершись босой ногой на стремя, поднялась на коня рядом со мной. Я обхватил рукой её талию.
— Который из них твой мужчина? — спросил я.
— Из этих-то? — переспросила она презрительно. — Никто! Куда им! Хотя каждый хотел бы. Они боятся моего отца.
— Глупцы.
— Погоди… — взгляд её стал холодным. — Ты ещё не видел моего отца.
Пастухи все втроем закричали ей, чтобы она сошла с коня, но девушка обругала их — обругала со злостью и выразительностью. Я подумал, что она моложе, чем выглядит; но сколько б ей ни было лет, это дикая кошка… впрочем, такая, которую стоило бы приручить.
— Слезай! — закричал высокий парень, похожий на случайного отпрыска какого-нибудь вестготского воина. — Слезай! Или я вышибу его из седла!
— Попытайся, — предложил я, — и я тебя растопчу конем.
Он свирепо уставился на меня, но вся смелость его уже вышла криком. Рука моя лежала на рукояти скимитара, а Бербер стоял в двух скачках от парня, и был он из тех коней, что срываются в галоп прямо с места.
Если бы пастух только начал поднимать лук, я прирезал бы его, как свинью, которой он, в сущности, и был; однако свинья эта была достаточно мускулистой, и я начал раздумывать, как же должен выглядеть отец этой девчонки. Похоже, мне предстоит это выяснить.
Она указала на торную тропу, и мы двинулись по ней; Бербер насторожил уши и ускорил шаг. Минуту спустя мы свернули в красивую зеленую долину, совершенно скрытую голыми холмами. На дне её небольшой пригорок венчали обнесенные стеной руины — старый замок, кое-как приведенный в порядок.
Когда мы подъехали к воротам, из них вышел самый крупный человек, какого я когда-либо видел. Он оказался на полторы головы выше меня и почти в полтора раза шире. Руки у него были громадные, глаза свирепые. Он носил бороду, а волосы свисали до плеч, черные, как вороново крыло.
Меня великан удостоил лишь беглого взгляда, но на Бербере и скимитаре его глаза задержались значительно дольше.
— Слезай оттуда! — гаркнул он на девушку, словно та была за два поля от него.
Она собралась повиноваться, но я намеренно придержал её, притянул к себе и легонько поцеловал в щеку.
— Отец тебя убьет! — прошипела дикарка, потом спрыгнула на землю и не спеша удалилась — все с тем же поразительно дерзким видом.
Он быстро шагнул ко мне, потянувшись к уздечке. Заставив Бербера отпрянуть в сторону, я вынул меч:
— Убери-ка руки, друг великан, или станешь одноруким великаном…
Гигант второй раз взглянул на меня. Это был грубый, злобный человек, он привык, что люди его боятся, и потому не сразу нашелся с ответом — а я тем временем спокойно продолжил:
— Я не ищу приключений. Твоя дочь была настолько любезна, что пригласила меня поесть и попить. Если ты дашь мне это, я уеду своей дорогой.
Он помолчал — за это время я смог медленно посчитать до десяти — потом сказал:
— Слезай. Заходи.
— Сначала я позабочусь о коне.
— Алан сделает это. — Хозяин показал на стройного темнолицего юношу с быстрыми, смышлеными глазами.
Соскочив на землю, я попросил:
— Поухаживай за ним как следует. Это отличный конь.
У парнишки вспыхнули глаза.
— Конечно, — сказал он. Потом предостерег шепотом: — Ты с моим дядей поосторожнее. Если только дотронешься до Шаразы, он тебя убьет. Хотя вообще, — добавил Алан, — он и так может тебя убить.
— Человек, который хочет убивать, — заметил я, — должен и сам быть готов умереть.
Шараза придержала дверь, когда я входил. Ее отец уже сидел за грубым дощатым столом, наливая вино из кувшина. На столе лежал хлеб, сыр и баранья нога. Я вдруг понял, что голоден как волк.
Еще полчаса назад у меня в мыслях не было ничего, кроме этого, но вот Шараза… от такой девчонки что угодно полезет в голову…
Он пристально глядел на меня с противоположного конца стола.
— Меня зовут Аким. Это моя долина.
— А я Матюрен, солдат.
— Ба!.. — фыркнул он. — Какие сейчас солдаты! Вот в мои молодые годы…
— В твои молодые годы, — сказал я, — солдаты были не лучше, чем сейчас. Я разделю с тобой хлеб и вино, дружище, но только не думай, что я один из твоих козлов… или из тех барашков, которые у вас тут зовутся мужчинами. Я мужчина не хуже, чем ты… чем ты есть сейчас или был когда-то.
Хозяин с бешенством уставился на меня. Я ему ничуть не нравился, да и он нравился мне нисколько не больше, а похвальбой меня не возьмешь. Я мог держаться с ним на равных — ложь за ложь, хвастовство за хвастовство. Правда, солдатом я не был, но оружием умел владеть. Мой клинок бывал обагрен кровью, как подобает хорошему клинку, однако в такое время правдой ограничиваются только люди, у которых не хватает воображения. Если он хочет войны, то и в этом я ему не уступлю, война за войну, битва за битву… а насчет вранья я его явно перешибу, потому что больше читал.
Потянувшись через стол, я взял у него из-под носа кружку и подтолкнул к нему свою:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129