Я описывал Большую Мечеть с её двадцатью одной аркой, украшенной терракотовой мозаикой в красных и желтых тонах; двери, обитые блестящей латунью, и четырнадцать сотен колонн, поддерживающих крышу мечети. Я говорил об алебастровых решетках, о мраморных стенах, о том, как весь месяц Рамадан мечеть освещают двадцать тысяч светильников.
Вернувшись мыслью к Апельсиновому двору, я рассказывал о жарких спокойных днях, о звуках воды, падающей в чаши фонтанов, о шорохе ног молящихся, о запахе роз, жасмина и цветущих деревьев. О путниках из дальних стран, о гранатах, абрикосах, о винограде и пальмах… и о многом-многом другом.
Самым прилежным слушателем, ловившим каждое мое слово с горящими от возбуждения глазами, был Алан. Этот юноша, подумал я, достоин спасения. У него душа поэта, у него есть воображение и разум, мир создан для таких, как он.
— Я устал, — остановился я наконец. — Сегодня мне пришлось долго ехать верхом… — и повернулся к Шаразе: — Ты покажешь, где можно лечь спать?
Аким злобно покосился на меня:
— Алан покажет. — Он помолчал и добавил: — Тебе нет нужды уезжать сразу… Останься на несколько дней.
Высокий молодой человек фыркнул насмешливо:
— Ты пришел с красивыми россказнями, но в лохмотьях.
— Не трудись до пота, широкогрудый друг мой, — улыбнулся я ему. — Когда придет час, ты получишь свою порку. Не напрашивайся заранее.
Я помолчал.
— Если хотите знать, я только недавно бежал из тюрьмы. — Я назвал замок. — У меня есть враги, и сейчас они меня ищут. Мои враги — это и ваши враги, я ведь говорил вам о Йусуфе и о том, что он ищет всех, кто скрывается в горах…
И посоветовал Акиму:
— Выставь стражу и выбери в горах место, куда вы сможете убежать. Я тебя предостерег. Они намерены прочесать все горы, и найдут вас. Спрячь все ценности и свои стада.
Аким предложил мне остаться — большая уступка с его стороны, и я впервые понял тогда, что многие битвы легче выиграть словом, а не мечом — и с лучшими результатами.
— Я останусь, Аким, и послушаю, как ты воевал. Смею думать, ты много знаешь такого, о чем стоит порассказать.
— Много. — Было видно, что он доволен. — Хорошо будет потолковать с другим солдатом.
Пришел Алан со свечой, и я последовал за ним. В мавританских домах редко устраивают помещения специально для сна. Люди спят везде, где можно устроиться на ночь; однако Алан отвел меня в уединенную комнату и принес воды для мытья. Выходя вслед за ним из главного зала, я поймал во взгляде того самого незаконнорожденного потомка вестготов — если он действительно был таковым — некое выражение, которое не сулило ничего хорошего.
Вот эту победу придется завоевывать не словом, а мечом.
Шараза тогда стояла в дверях, оперев откинутую назад голову о косяк, и смотрела на меня из-под опущенных ресниц.
А вот эту победу придется завоевывать другим оружием.
Глава 18
За последующие два дня ничего не решилось, разве что разгладилась часть морщин у меня в желудке. Шараза оставалась такой же неуловимой и такой же притягательной, но с Акимом мы, к моему удивлению, подружились.
Истории, которые он мне рассказывал, повествовали о войнах и кровопролитии, о риске и необузданности, о подъемах на крепостные стены и поединках. Невольно Аким сообщил мне много интересного о войне, и я, не зная, что ждет меня впереди, жадно впитывал его слова — и учился.
Он бился за мавров против готов и за готов против мавров, уцелел во множестве жестоких схваток в проломах городских стен, в уличных боях, в сражениях между противниками, укрепившимися в соседних домах.
Незаконный сын вестгота носил имя Арик, и я знал, что он намерен меня убить. Арик решил, что Шараза предназначена для него, и, пока я не появился на сцене, это представлялось ему неизбежным. И сейчас, пылая от ревности, он слонялся вокруг и бросал в мою сторону устрашающие взоры.
Девушка часто оказывалась поблизости, но, хоть мне и не чуждо тщеславие, я прекрасно понимал, что её интерес относится большей частью не ко мне, а к моим рассказам о платьях, городах и повадках других женщин.
А вот Арик по своей глупости этого понять не мог. Шараза, думаю, давно лелеяла какие-то свои собственные мечты, и он в них никоим образом не фигурировал. Мои слова лишь подогревали эти мечты.
И Алан тоже ни на шаг не отходил от меня, когда я рассказывал о Кордове.
Как-то вечером, когда мы ненадолго остались вдвоем, я сказал, повернувшись к нему:
— Алан, ты должен идти в Кордову или в Севилью. Там ты будешь счастливее… Ступай в Севилью, — посоветовал я, — отыщи Иоанна Севильского и скажи ему, что тебя послал Матюрен Кербушар.
Эти слова услышал Аким и тут же резко повернулся. Раньше я не называл себя иначе как Матюрен, а фамилии в то время имели лишь немногие жители Европы.
— Кербушар? Твое имя — Кербушар?
— Да.
Он хлопнул ладонью по столу:
— Ну, как же я раньше-то не разглядел? Ты же похож на него, на Кербушара-Корсара!
Как прозвенело в его устах это имя! Как прозвучало!
— Я его сын.
Он перевел дух и подпер голову руками.
— Я видел его однажды. Это было в Альмерии, этом городе пиратов и морских разбойников. Он появился с дюжиной кораблей, нагруженных добычей вровень с бортами! Ох, как мы глазели! У нас слюнки текли! Золото, шелка, пряности, драгоценности… Он все это выгрузил. Если бы Кербушар кликнул добровольцев, город опустел бы — все пошли бы служить ему… Никогда не было второго такого как он, ни одного! Он совершал набеги на греческие острова, захватил богатый приз у Триполи, а второй ограбил прямо в виду родосских берегов! — Аким восторженно треснул кулаком по столу. — Помню еще, с ним был один солдат, человек, которого я знал в другое время, по другой войне. Тайллефер звали его, он…
— Что? — я схватил великана за руку. — Тайллефер был с моим отцом?
— А-а, так ты его знаешь? Значит, знаешь, что он подлец, хотя боец первоклассный, — он презрительно скривился. — Да, Тайллефер был с ним, и я ещё этому подивился, потому что не такой он человек, чтобы служить другому… Разве что собирался предать этого другого ради награды, а за Кербушара многие её назначали… Тайллефер дрался рядом со мной при защите Калатравы в 1158 году… Мы вместе отбивали мусульман в проломе стены, но все равно я никогда ему не доверял…
Наш дом сжег Тайллефер — вместе с бароном де Турнеминем, врагом моего отца. Не он ли принес барону весть о смерти Кербушара? И разве не мог он предать отца, если предательство было в его натуре?
Это следовало обдумать…
* * *
На третий день утром ко мне пришел Алан:
— Будь осторожен, — прошептал он, — Арик намерен убить тебя.
Настало время уезжать. Я не желал вреда этому неуклюжему гиганту, да и судьба моя ожидала меня за пределами этой долины. Кроме того, действительно существовала опасался, что солдаты Йусуфа отыщут даже это затерянное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Вернувшись мыслью к Апельсиновому двору, я рассказывал о жарких спокойных днях, о звуках воды, падающей в чаши фонтанов, о шорохе ног молящихся, о запахе роз, жасмина и цветущих деревьев. О путниках из дальних стран, о гранатах, абрикосах, о винограде и пальмах… и о многом-многом другом.
Самым прилежным слушателем, ловившим каждое мое слово с горящими от возбуждения глазами, был Алан. Этот юноша, подумал я, достоин спасения. У него душа поэта, у него есть воображение и разум, мир создан для таких, как он.
— Я устал, — остановился я наконец. — Сегодня мне пришлось долго ехать верхом… — и повернулся к Шаразе: — Ты покажешь, где можно лечь спать?
Аким злобно покосился на меня:
— Алан покажет. — Он помолчал и добавил: — Тебе нет нужды уезжать сразу… Останься на несколько дней.
Высокий молодой человек фыркнул насмешливо:
— Ты пришел с красивыми россказнями, но в лохмотьях.
— Не трудись до пота, широкогрудый друг мой, — улыбнулся я ему. — Когда придет час, ты получишь свою порку. Не напрашивайся заранее.
Я помолчал.
— Если хотите знать, я только недавно бежал из тюрьмы. — Я назвал замок. — У меня есть враги, и сейчас они меня ищут. Мои враги — это и ваши враги, я ведь говорил вам о Йусуфе и о том, что он ищет всех, кто скрывается в горах…
И посоветовал Акиму:
— Выставь стражу и выбери в горах место, куда вы сможете убежать. Я тебя предостерег. Они намерены прочесать все горы, и найдут вас. Спрячь все ценности и свои стада.
Аким предложил мне остаться — большая уступка с его стороны, и я впервые понял тогда, что многие битвы легче выиграть словом, а не мечом — и с лучшими результатами.
— Я останусь, Аким, и послушаю, как ты воевал. Смею думать, ты много знаешь такого, о чем стоит порассказать.
— Много. — Было видно, что он доволен. — Хорошо будет потолковать с другим солдатом.
Пришел Алан со свечой, и я последовал за ним. В мавританских домах редко устраивают помещения специально для сна. Люди спят везде, где можно устроиться на ночь; однако Алан отвел меня в уединенную комнату и принес воды для мытья. Выходя вслед за ним из главного зала, я поймал во взгляде того самого незаконнорожденного потомка вестготов — если он действительно был таковым — некое выражение, которое не сулило ничего хорошего.
Вот эту победу придется завоевывать не словом, а мечом.
Шараза тогда стояла в дверях, оперев откинутую назад голову о косяк, и смотрела на меня из-под опущенных ресниц.
А вот эту победу придется завоевывать другим оружием.
Глава 18
За последующие два дня ничего не решилось, разве что разгладилась часть морщин у меня в желудке. Шараза оставалась такой же неуловимой и такой же притягательной, но с Акимом мы, к моему удивлению, подружились.
Истории, которые он мне рассказывал, повествовали о войнах и кровопролитии, о риске и необузданности, о подъемах на крепостные стены и поединках. Невольно Аким сообщил мне много интересного о войне, и я, не зная, что ждет меня впереди, жадно впитывал его слова — и учился.
Он бился за мавров против готов и за готов против мавров, уцелел во множестве жестоких схваток в проломах городских стен, в уличных боях, в сражениях между противниками, укрепившимися в соседних домах.
Незаконный сын вестгота носил имя Арик, и я знал, что он намерен меня убить. Арик решил, что Шараза предназначена для него, и, пока я не появился на сцене, это представлялось ему неизбежным. И сейчас, пылая от ревности, он слонялся вокруг и бросал в мою сторону устрашающие взоры.
Девушка часто оказывалась поблизости, но, хоть мне и не чуждо тщеславие, я прекрасно понимал, что её интерес относится большей частью не ко мне, а к моим рассказам о платьях, городах и повадках других женщин.
А вот Арик по своей глупости этого понять не мог. Шараза, думаю, давно лелеяла какие-то свои собственные мечты, и он в них никоим образом не фигурировал. Мои слова лишь подогревали эти мечты.
И Алан тоже ни на шаг не отходил от меня, когда я рассказывал о Кордове.
Как-то вечером, когда мы ненадолго остались вдвоем, я сказал, повернувшись к нему:
— Алан, ты должен идти в Кордову или в Севилью. Там ты будешь счастливее… Ступай в Севилью, — посоветовал я, — отыщи Иоанна Севильского и скажи ему, что тебя послал Матюрен Кербушар.
Эти слова услышал Аким и тут же резко повернулся. Раньше я не называл себя иначе как Матюрен, а фамилии в то время имели лишь немногие жители Европы.
— Кербушар? Твое имя — Кербушар?
— Да.
Он хлопнул ладонью по столу:
— Ну, как же я раньше-то не разглядел? Ты же похож на него, на Кербушара-Корсара!
Как прозвенело в его устах это имя! Как прозвучало!
— Я его сын.
Он перевел дух и подпер голову руками.
— Я видел его однажды. Это было в Альмерии, этом городе пиратов и морских разбойников. Он появился с дюжиной кораблей, нагруженных добычей вровень с бортами! Ох, как мы глазели! У нас слюнки текли! Золото, шелка, пряности, драгоценности… Он все это выгрузил. Если бы Кербушар кликнул добровольцев, город опустел бы — все пошли бы служить ему… Никогда не было второго такого как он, ни одного! Он совершал набеги на греческие острова, захватил богатый приз у Триполи, а второй ограбил прямо в виду родосских берегов! — Аким восторженно треснул кулаком по столу. — Помню еще, с ним был один солдат, человек, которого я знал в другое время, по другой войне. Тайллефер звали его, он…
— Что? — я схватил великана за руку. — Тайллефер был с моим отцом?
— А-а, так ты его знаешь? Значит, знаешь, что он подлец, хотя боец первоклассный, — он презрительно скривился. — Да, Тайллефер был с ним, и я ещё этому подивился, потому что не такой он человек, чтобы служить другому… Разве что собирался предать этого другого ради награды, а за Кербушара многие её назначали… Тайллефер дрался рядом со мной при защите Калатравы в 1158 году… Мы вместе отбивали мусульман в проломе стены, но все равно я никогда ему не доверял…
Наш дом сжег Тайллефер — вместе с бароном де Турнеминем, врагом моего отца. Не он ли принес барону весть о смерти Кербушара? И разве не мог он предать отца, если предательство было в его натуре?
Это следовало обдумать…
* * *
На третий день утром ко мне пришел Алан:
— Будь осторожен, — прошептал он, — Арик намерен убить тебя.
Настало время уезжать. Я не желал вреда этому неуклюжему гиганту, да и судьба моя ожидала меня за пределами этой долины. Кроме того, действительно существовала опасался, что солдаты Йусуфа отыщут даже это затерянное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129