Девочка оглянулась раз, другой и, миновав мост через Чернушку, неожиданно повернула вправо, к колхозным огородам. Витя прибавил шагу.
Костя недолго думая спустился со «школьной горы» напрямик к Чернушке, перешел ее вброд. Витя торопливо шагал от моста, крича Варе, чтобы она его подождала. Костя, выломав палку, принялся для виду рыться в обрывистом песчаном береге и, когда Витя приблизился, приглушенно позвал его:
– Кораблев, иди скорее сюда… Только тихо!
Мальчик с недовольным видом остановился:
– Чего там?
– Смотри, на какую я нору напал… Не иначе, барсук на зимовку залег.
Костя цепко схватил Витю за руку и потянул под обрыв. Тот окинул взглядом взрыхленный песок и ничего не увидел, кроме небольшой кротовой норки.
– А может, медведь? – насмешливо сказал он.
– Ты думаешь? – простодушно спросил Костя. – Давай покопаем. Небывалый же случай!
Витя с досадой выскочил на берег, оглянулся по сторонам. Вари нигде не было.
– Ты… ты чего мне голову морочишь, – резко обернулся Витя, – и по пятам за мной ходишь?.. Сыщик!
Костя помолчал немного и решил объясниться начистоту:
– А ты не очень досаждай ей. Варька и так как в воду опущенная. Чем ты ее донял? Говори!
– Ох и грозный, как я погляжу! – усмехнулся Витя, переходя на свой обычный полушутливый, полунасмешливый тон. – «Мы уж как-нибудь поладим, коль вместе сядем»… Без тебя обойдется!
– Бабушка надвое сказала: то ли будет, то ли нет, то ли дождик, то ли снег!
– Бывает и на старуху проруха.
– Имей в виду, Кораблев…
– Держи в памяти, Ручьев!..
Так, бросая друг другу многозначительные намеки, брели они вдоль берега реки, мимо колхозных огородов и ферм, пока не разошлись по домам.
Глава 5
Восьмой класс
Внешне в восьмом классе все обстояло благополучно. Ребята учились не хуже других, на уроках в меру шумели и проказничали. Они считали свой класс дружным и сплоченным и не без гордости похвалялись: «У нас ябедников нет… Сор из избы не выносим».
И чем внимательнее Галина Никитична присматривалась к школьникам, тем все более убеждалась, что класс не из легких.
Учительница нередко замечала, как Костя Ручьев схватывался в яростном споре с ее братом. Каждого из них поддерживали приятели, и весь класс делился на два лагеря.
Вот и сегодня в большую перемену вновь разгорелся спор. Костя достал тетрадку и объявил запись желающих работать в школьной бригаде высокого урожая.
– Опять просо будете выращивать? – невинным голосом спросил Кораблев.
– Будем! – вспыхнул Костя.
– Тогда не зевай, народ, записывайся! – засмеялся Витя. – Рекордный урожай обеспечен! У Ручьева уже есть опыт в таких делах…
– Ты его опыт не цепляй… Незадача у каждого может быть, – вступился за Ручьева Митя Епифанцев. – Почему ты особняком держишься, в бригаду к нам не идешь?
– Мне и прошлого лета хватит. По горло сыт… – отмахнулся Кораблев.
– Чудной ты! – удивился Митя. – В колхозе живешь, а колхоз тебе как дом неродной.
– Кто чудной-это еще дело темное. Ты как думаешь? Если человек в деревне родился, так для него весь свет на травках да зернышках клином сошелся? А если я математику люблю… Инженером желаю стать. Зачем мне твоя травка?.. Собирайте уж вы в бригаду тех, кому математика не по зубам.
– Ах, вот как? – бросил Костя. – Один ты у нас великий математик!
– Великий не великий, а на тройках не катаюсь. Да и вам от меня перепадает…
– Задаешься, Кораблев?
– И не думаю. Сами же ко мне с задачками бегаете. Я не навязываюсь.
Костя скрипнул зубами и подошел вплотную к Вите:
– Больше я у тебя по математике слова не спрошу. Баста! И ребятам закажу…
– Ничего… туго будет – прибежите, – улыбнулся Витя.
…Галине Никитичне казалось, что вот улягутся летние впечатления и ребята привыкнут друг к другу, сблизятся.
Но время шло, а класс бурлил, как в первые дни.
Учительнице все чаще приходилось выслушивать жалобы преподавателей: то восьмиклассники завели на уроке спор на постороннюю тему, то затеяли перестрелку горохом, то устроили «психическую атаку самоходных парт» на учительницу немецкого языка.
Галина Никитична задерживала ребят после урока и проводила собрание.
Но выявить виновников было почти невозможно. Класс или упрямо молчал, или говорил, что виноваты все тридцать человек.
Чаще же всего ответственность за проделки ребят принимал на себя староста класса, добродушный увалень Сема Ушков, про которого школьники говорили, что с ним не пропадешь.
– Моя вина. недосмотрел, – с простодушной улыбкой признавался он учительнице. – Погодите чуток…уж я их приберу к рукам!
Но проходил день, другой, и все повторялось снова.
Однажды на уроке химии кто-то из восьмиклассников натер чесноком столы. Сколько ни допытывалась Мария Антоновна, кто это сделал, класс продолжал молчать. И только Сема Ушков с серьезным видом принялся доказывать, что, как видно, по недосмотру произошла химическая реакция и выделился чесночный запах.
Надо сказать, что школьники недолюбливали Марию Антоновну и самые озорные шутки обычно проделывали на ее уроках. Объяснялось это, пожалуй, тем, что преподавательница химии была сухим, замкнутым человеком, в колхозе жила отчужденно, в дела школьников не вникала и по поводу каждой ребячьей проделки писала записки родителям или жаловалась Федору Семеновичу.
Вот и сейчас возмущенная Мария Антоновна заявила, что она немедля обо всем доложит директору школы, и вышла из класса.
– Жаловаться побежала! – засмеялся Сема Ушков. – Не робей, ребята, как-нибудь отговоримся.
– А все равно чеснок в ход пускать – это уж свинство! – сердито сказал Митя Епифанцев. – Сознавайся; кто это сделал?
В классе разгорелся спор: искать виновника или отвечать всем вместе? Не успели ребята ни до чего договориться, как в дверях показалась учительница химии, а с нею Галина Никитична.
– Вот, полюбуйтесь на своих! Это какой-то заговор молчания! Круговая порука!..
Мария Антоновна дрожащими руками собрала книги и шагнула к двери.
– Мои уроки здесь не нужны. Пока виновник не будет наказан, я не вернусь к вам, – сказала она и вышла из класса.
Галина Никитична медленно открыла форточку. Свежий воздух обдал ее разгоряченное лицо.
Класс выжидательно молчал.
А Галина Никитична, стараясь скрыть свое волнение, все еще стояла у форточки. Что было делать? Вновь разразиться упреками, требовать назвать виновника? Все это уже было испробовано и не помогло. Но и молчать больше было нельзя. Она обернулась к ученикам.
– Один из вас совершил недостойный поступок, – тихо сказала она, – а остальные двадцать девять человек сидят и думают:» «Мы ни в чем не виноваты, наша хата с краю». Нет, вы виноваты так же, как и тот, тридцатый. Так же, как и он, вы не любите ни свой класс, ни учителей, И мне нечего вам больше сказать… Я вам так же не нужна, как и Мария Антоновна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Костя недолго думая спустился со «школьной горы» напрямик к Чернушке, перешел ее вброд. Витя торопливо шагал от моста, крича Варе, чтобы она его подождала. Костя, выломав палку, принялся для виду рыться в обрывистом песчаном береге и, когда Витя приблизился, приглушенно позвал его:
– Кораблев, иди скорее сюда… Только тихо!
Мальчик с недовольным видом остановился:
– Чего там?
– Смотри, на какую я нору напал… Не иначе, барсук на зимовку залег.
Костя цепко схватил Витю за руку и потянул под обрыв. Тот окинул взглядом взрыхленный песок и ничего не увидел, кроме небольшой кротовой норки.
– А может, медведь? – насмешливо сказал он.
– Ты думаешь? – простодушно спросил Костя. – Давай покопаем. Небывалый же случай!
Витя с досадой выскочил на берег, оглянулся по сторонам. Вари нигде не было.
– Ты… ты чего мне голову морочишь, – резко обернулся Витя, – и по пятам за мной ходишь?.. Сыщик!
Костя помолчал немного и решил объясниться начистоту:
– А ты не очень досаждай ей. Варька и так как в воду опущенная. Чем ты ее донял? Говори!
– Ох и грозный, как я погляжу! – усмехнулся Витя, переходя на свой обычный полушутливый, полунасмешливый тон. – «Мы уж как-нибудь поладим, коль вместе сядем»… Без тебя обойдется!
– Бабушка надвое сказала: то ли будет, то ли нет, то ли дождик, то ли снег!
– Бывает и на старуху проруха.
– Имей в виду, Кораблев…
– Держи в памяти, Ручьев!..
Так, бросая друг другу многозначительные намеки, брели они вдоль берега реки, мимо колхозных огородов и ферм, пока не разошлись по домам.
Глава 5
Восьмой класс
Внешне в восьмом классе все обстояло благополучно. Ребята учились не хуже других, на уроках в меру шумели и проказничали. Они считали свой класс дружным и сплоченным и не без гордости похвалялись: «У нас ябедников нет… Сор из избы не выносим».
И чем внимательнее Галина Никитична присматривалась к школьникам, тем все более убеждалась, что класс не из легких.
Учительница нередко замечала, как Костя Ручьев схватывался в яростном споре с ее братом. Каждого из них поддерживали приятели, и весь класс делился на два лагеря.
Вот и сегодня в большую перемену вновь разгорелся спор. Костя достал тетрадку и объявил запись желающих работать в школьной бригаде высокого урожая.
– Опять просо будете выращивать? – невинным голосом спросил Кораблев.
– Будем! – вспыхнул Костя.
– Тогда не зевай, народ, записывайся! – засмеялся Витя. – Рекордный урожай обеспечен! У Ручьева уже есть опыт в таких делах…
– Ты его опыт не цепляй… Незадача у каждого может быть, – вступился за Ручьева Митя Епифанцев. – Почему ты особняком держишься, в бригаду к нам не идешь?
– Мне и прошлого лета хватит. По горло сыт… – отмахнулся Кораблев.
– Чудной ты! – удивился Митя. – В колхозе живешь, а колхоз тебе как дом неродной.
– Кто чудной-это еще дело темное. Ты как думаешь? Если человек в деревне родился, так для него весь свет на травках да зернышках клином сошелся? А если я математику люблю… Инженером желаю стать. Зачем мне твоя травка?.. Собирайте уж вы в бригаду тех, кому математика не по зубам.
– Ах, вот как? – бросил Костя. – Один ты у нас великий математик!
– Великий не великий, а на тройках не катаюсь. Да и вам от меня перепадает…
– Задаешься, Кораблев?
– И не думаю. Сами же ко мне с задачками бегаете. Я не навязываюсь.
Костя скрипнул зубами и подошел вплотную к Вите:
– Больше я у тебя по математике слова не спрошу. Баста! И ребятам закажу…
– Ничего… туго будет – прибежите, – улыбнулся Витя.
…Галине Никитичне казалось, что вот улягутся летние впечатления и ребята привыкнут друг к другу, сблизятся.
Но время шло, а класс бурлил, как в первые дни.
Учительнице все чаще приходилось выслушивать жалобы преподавателей: то восьмиклассники завели на уроке спор на постороннюю тему, то затеяли перестрелку горохом, то устроили «психическую атаку самоходных парт» на учительницу немецкого языка.
Галина Никитична задерживала ребят после урока и проводила собрание.
Но выявить виновников было почти невозможно. Класс или упрямо молчал, или говорил, что виноваты все тридцать человек.
Чаще же всего ответственность за проделки ребят принимал на себя староста класса, добродушный увалень Сема Ушков, про которого школьники говорили, что с ним не пропадешь.
– Моя вина. недосмотрел, – с простодушной улыбкой признавался он учительнице. – Погодите чуток…уж я их приберу к рукам!
Но проходил день, другой, и все повторялось снова.
Однажды на уроке химии кто-то из восьмиклассников натер чесноком столы. Сколько ни допытывалась Мария Антоновна, кто это сделал, класс продолжал молчать. И только Сема Ушков с серьезным видом принялся доказывать, что, как видно, по недосмотру произошла химическая реакция и выделился чесночный запах.
Надо сказать, что школьники недолюбливали Марию Антоновну и самые озорные шутки обычно проделывали на ее уроках. Объяснялось это, пожалуй, тем, что преподавательница химии была сухим, замкнутым человеком, в колхозе жила отчужденно, в дела школьников не вникала и по поводу каждой ребячьей проделки писала записки родителям или жаловалась Федору Семеновичу.
Вот и сейчас возмущенная Мария Антоновна заявила, что она немедля обо всем доложит директору школы, и вышла из класса.
– Жаловаться побежала! – засмеялся Сема Ушков. – Не робей, ребята, как-нибудь отговоримся.
– А все равно чеснок в ход пускать – это уж свинство! – сердито сказал Митя Епифанцев. – Сознавайся; кто это сделал?
В классе разгорелся спор: искать виновника или отвечать всем вместе? Не успели ребята ни до чего договориться, как в дверях показалась учительница химии, а с нею Галина Никитична.
– Вот, полюбуйтесь на своих! Это какой-то заговор молчания! Круговая порука!..
Мария Антоновна дрожащими руками собрала книги и шагнула к двери.
– Мои уроки здесь не нужны. Пока виновник не будет наказан, я не вернусь к вам, – сказала она и вышла из класса.
Галина Никитична медленно открыла форточку. Свежий воздух обдал ее разгоряченное лицо.
Класс выжидательно молчал.
А Галина Никитична, стараясь скрыть свое волнение, все еще стояла у форточки. Что было делать? Вновь разразиться упреками, требовать назвать виновника? Все это уже было испробовано и не помогло. Но и молчать больше было нельзя. Она обернулась к ученикам.
– Один из вас совершил недостойный поступок, – тихо сказала она, – а остальные двадцать девять человек сидят и думают:» «Мы ни в чем не виноваты, наша хата с краю». Нет, вы виноваты так же, как и тот, тридцатый. Так же, как и он, вы не любите ни свой класс, ни учителей, И мне нечего вам больше сказать… Я вам так же не нужна, как и Мария Антоновна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90