Ведь завтра решающий день – ребята станут комсомольцами. А вместе с ними и Витя Кораблев. Он будет ходить веселый, оживленный, все будут поздравлять его, и только одна Варя не сможет пожать мальчику руку и порадоваться вместе со всеми. А потом соберется общее комсомольское собрание.
Варя вдруг представила себя сидящей на этом собрании. Как же она должна себя вести? Голосовать за Витю, как и все остальные?.. Но поступить так – значит признать, что он достоин доверия товарищей. А ведь что неправда! Варя не может признать этого, не может… Выходит, что нельзя ей больше молчать!
Эта мысль так поразила девочку, что она невольно остановилась посреди улицы. Что же делать?
Порыв ветра обдал Варю колючими брызгами дождя, охладил разгоряченное лицо… Нет, она должна еще раз попытаться поговорить с Витей! Он поймет, должен понять…
У Кораблевых в окнах горел огонь. Варя заглянула через рябое от струек дождя стекло. За столом, обложившись учебниками, сидели Витя и Катя Прахова.
Варя осторожно постучала. Витя поднялся, прижался к стеклу и, узнав девочку, выбежал на крыльцо.
– Входи, входи! – радушно пригласил он. – А мы с Катей только что вспоминали о тебе.
– Постоим здесь… Я на минутку всего! – Варя, хоронясь от дождя, прижалась к стене дома.
– Слушай, – зашептал Витя, – давай опять вместе заниматься. Тебе же трудно одной. Я знаю…
– Спросить тебя хочу, – перебила его девочка: – ты помнишь, какой день завтра?
– У меня память не отшибло.
– Ты подумал, о чем на комитете рассказать? Про Спиридонове озеро не забыл?
– А-а… все про то же!.. Не надоело еще тебе?
– И у меня память не отшибло.
– Насчет худой лодки – это комсомольцев не касается. – сказал Витя. – Дело частное. Да и вообще ты о комитете не беспокойся: все пройдет без сучка, без задоринки.
– Вот ты как думаешь?
– Уверен.
– А я вот не уверена! – вырвалось у Вари, и она отскочила от стены. – И за такого, как ты сейчас, я руку на собрании не подниму… Так и знай!
«Ну что же, проживем как-нибудь и без твоего голоса», – хотел было ответить Витя, но, услышав из темноты чавканье грязи, понял, что Варя убежала, и, растерянный, вернулся в избу.
Через несколько минут оттуда вышла Катя и, как слепая, вытянув вперед руки, побрела к своему дому.
У холодной, скользкой изгороди палисадника она натолкнулась на Варю и испуганно вскрикнула.
– Это я, я… – Девочка схватила ее за руки.
– Да ну тебя, Варька! – обиделась Катя. – Перепугала насмерть… И вечер испортила.
– Чем испортила?
– Так хорошо занимались с Витей, почти всю алгебру повторили, а тут тебя и принесло… Витя книжки в сторону: «Уходи, говорит, спать хочу». А он еще мне цветы медовыми красками обещал нарисовать! Что ты ему наговорила такое?
– А ты бы спросила его.
– Разве он скажет! – вздохнула Катя. – Я и сама не понимаю, почему он меня заниматься позвал… И чего ты, Варька, придираешься к нему, выдумываешь всякое?
Струйки дождя давно пробрались Варе за воротник, и сейчас девочку трепала мелкая, противная дрожь.
Может, и впрямь она все выдумывает и незачем ей относиться к Вите так придирчиво и несправедливо? Может, и в самом деле послушать Катю, подойти завтра утром и протянуть мальчику руку: «Мир, Витя, мир! Пусть все будет по-старому!»
Глава 15
Сочинение
В перемену перед последним уроком Костя заметил из окна класса Клавдию Львовну, выходящую из бокового флигеля.
– Несет, наши грехи несет! – возвестил он и кивнул Васе Новоселову: – Встречай!
Вася выбежал на школьное крыльцо.
Клавдия Львовна обычно носила тетради учеников, которых у нее всегда набиралось очень много, в большой коленкоровой сумке.
«Не тетради тянут, а ошибки. И что вам стоит пограмотнее писать! – шутливо говорила учительница ребятам. – И вам приятно, и мне легче ваши тетради носить».
Еще в конце прошлой недели Клавдия Львовна дала восьмому классу сочинение на тему «Мой любимый герой». Это было первое большое сочинение в новом учебном году, всем хотелось завоевать в глазах учительницы доброе имя, и класс трудился на славу.
Варя сделала три черновых наброска сочинения, измазала чернилами все пальцы и хотя сидела недалеко от открытой форточки, но к концу урока лицо ее пылало как маков цвет.
Костя писал не спеша, сосредоточенно, часто оборачивался назад и видел Пашу, который тоскливо грыз ногти. Тогда Костя принимался кивать приятелю головой, словно хотел сказать: «Будь же смелее, не робей!»
Четыре дня судьба сочинений была неизвестна, но вот сейчас Вася, встретив Клавдию Львовну на школьном крыльце, принял у нее из рук сумку с тетрадями.
– Сегодня совсем легкая ноша, – сказал он.
– Погоди, погоди! – погрозила учительница. – Вот как распакуем да взвесим… оно и потянет.
Прозвенел звонок. Вася торжественно внес сумку в класс, вынул из нее тетради восьмого класса, положил на стол и, сожалея, что больше нечего делать, направился к своей парте.
Клавдия Львовна легко вошла вслед за Васей. Рядом со столом стоял удобный, покойный стул, но учительница не села: то, что ей хотелось сказать сегодня детям, лучше было произнести стоя.
– Друзья мои! В школе сегодня большой и радостный день. Многие из вас станут комсомольцами… От души приветствую вас!
– Спасибо, Клавдия Львовна! – раздались голоса.
Учительница положила руку на стопку тетрадей:
– Я сегодня с большим удовольствием несла ваши тетради… Не думайте, что с грамматикой у вас уже полный лад и согласие. Ошибок еще много, и я об этом скажу. И все же мне легко и радостно за вас. Вы написали хорошие сочинения и написали от всего сердца. В них чистые мысли, ясный, уверенный голос. Вы знаете, чего хотите, к чему стремитесь. И я верю, что вы достигнете своей цели.
Клавдия Львовна перевела дыхание, улыбнулась и наконец опустилась на стул.
– А теперь приступим! – сказала она и взяла первую тетрадь.
Шеи восьмиклассников сразу приобрели удивительную способность вытягиваться.
Учительница открывала одну тетрадь за другой, для памяти мельком пробегала написанное и давала оценку. Хорошее сочинение получилось у Вари Балашовой. Костя Ручьев – весь в этих двух страничках, скупых, рубленых фразах: порывистый, увлекающийся, правдивый. Но почерк, почерк ужасный! Строчки лезут куда-то в поднебесье, буквы скачут, шатаются, и учительнице пришлось разбирать Костины иероглифы чуть не в лупу. Придется Ручьеву, как видно, начать писать в косую линейку палочки и кружочки… Довольна Клавдия Львовна и Пашей Кивачевым: сочинение немногословное, но фразы твердые, обстоятельные, слова живые, свои. Чувствуется, что Паша потрудился. Жалко вот, что он не в ладу с падежами и наречиями…
Учительница откладывала одну тетрадь за другой. Алеша Прахов, глаза которого, казалось, могли видеть невидимое, держал руку за спиной и каждому передавал на пальцах полученную отметку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Варя вдруг представила себя сидящей на этом собрании. Как же она должна себя вести? Голосовать за Витю, как и все остальные?.. Но поступить так – значит признать, что он достоин доверия товарищей. А ведь что неправда! Варя не может признать этого, не может… Выходит, что нельзя ей больше молчать!
Эта мысль так поразила девочку, что она невольно остановилась посреди улицы. Что же делать?
Порыв ветра обдал Варю колючими брызгами дождя, охладил разгоряченное лицо… Нет, она должна еще раз попытаться поговорить с Витей! Он поймет, должен понять…
У Кораблевых в окнах горел огонь. Варя заглянула через рябое от струек дождя стекло. За столом, обложившись учебниками, сидели Витя и Катя Прахова.
Варя осторожно постучала. Витя поднялся, прижался к стеклу и, узнав девочку, выбежал на крыльцо.
– Входи, входи! – радушно пригласил он. – А мы с Катей только что вспоминали о тебе.
– Постоим здесь… Я на минутку всего! – Варя, хоронясь от дождя, прижалась к стене дома.
– Слушай, – зашептал Витя, – давай опять вместе заниматься. Тебе же трудно одной. Я знаю…
– Спросить тебя хочу, – перебила его девочка: – ты помнишь, какой день завтра?
– У меня память не отшибло.
– Ты подумал, о чем на комитете рассказать? Про Спиридонове озеро не забыл?
– А-а… все про то же!.. Не надоело еще тебе?
– И у меня память не отшибло.
– Насчет худой лодки – это комсомольцев не касается. – сказал Витя. – Дело частное. Да и вообще ты о комитете не беспокойся: все пройдет без сучка, без задоринки.
– Вот ты как думаешь?
– Уверен.
– А я вот не уверена! – вырвалось у Вари, и она отскочила от стены. – И за такого, как ты сейчас, я руку на собрании не подниму… Так и знай!
«Ну что же, проживем как-нибудь и без твоего голоса», – хотел было ответить Витя, но, услышав из темноты чавканье грязи, понял, что Варя убежала, и, растерянный, вернулся в избу.
Через несколько минут оттуда вышла Катя и, как слепая, вытянув вперед руки, побрела к своему дому.
У холодной, скользкой изгороди палисадника она натолкнулась на Варю и испуганно вскрикнула.
– Это я, я… – Девочка схватила ее за руки.
– Да ну тебя, Варька! – обиделась Катя. – Перепугала насмерть… И вечер испортила.
– Чем испортила?
– Так хорошо занимались с Витей, почти всю алгебру повторили, а тут тебя и принесло… Витя книжки в сторону: «Уходи, говорит, спать хочу». А он еще мне цветы медовыми красками обещал нарисовать! Что ты ему наговорила такое?
– А ты бы спросила его.
– Разве он скажет! – вздохнула Катя. – Я и сама не понимаю, почему он меня заниматься позвал… И чего ты, Варька, придираешься к нему, выдумываешь всякое?
Струйки дождя давно пробрались Варе за воротник, и сейчас девочку трепала мелкая, противная дрожь.
Может, и впрямь она все выдумывает и незачем ей относиться к Вите так придирчиво и несправедливо? Может, и в самом деле послушать Катю, подойти завтра утром и протянуть мальчику руку: «Мир, Витя, мир! Пусть все будет по-старому!»
Глава 15
Сочинение
В перемену перед последним уроком Костя заметил из окна класса Клавдию Львовну, выходящую из бокового флигеля.
– Несет, наши грехи несет! – возвестил он и кивнул Васе Новоселову: – Встречай!
Вася выбежал на школьное крыльцо.
Клавдия Львовна обычно носила тетради учеников, которых у нее всегда набиралось очень много, в большой коленкоровой сумке.
«Не тетради тянут, а ошибки. И что вам стоит пограмотнее писать! – шутливо говорила учительница ребятам. – И вам приятно, и мне легче ваши тетради носить».
Еще в конце прошлой недели Клавдия Львовна дала восьмому классу сочинение на тему «Мой любимый герой». Это было первое большое сочинение в новом учебном году, всем хотелось завоевать в глазах учительницы доброе имя, и класс трудился на славу.
Варя сделала три черновых наброска сочинения, измазала чернилами все пальцы и хотя сидела недалеко от открытой форточки, но к концу урока лицо ее пылало как маков цвет.
Костя писал не спеша, сосредоточенно, часто оборачивался назад и видел Пашу, который тоскливо грыз ногти. Тогда Костя принимался кивать приятелю головой, словно хотел сказать: «Будь же смелее, не робей!»
Четыре дня судьба сочинений была неизвестна, но вот сейчас Вася, встретив Клавдию Львовну на школьном крыльце, принял у нее из рук сумку с тетрадями.
– Сегодня совсем легкая ноша, – сказал он.
– Погоди, погоди! – погрозила учительница. – Вот как распакуем да взвесим… оно и потянет.
Прозвенел звонок. Вася торжественно внес сумку в класс, вынул из нее тетради восьмого класса, положил на стол и, сожалея, что больше нечего делать, направился к своей парте.
Клавдия Львовна легко вошла вслед за Васей. Рядом со столом стоял удобный, покойный стул, но учительница не села: то, что ей хотелось сказать сегодня детям, лучше было произнести стоя.
– Друзья мои! В школе сегодня большой и радостный день. Многие из вас станут комсомольцами… От души приветствую вас!
– Спасибо, Клавдия Львовна! – раздались голоса.
Учительница положила руку на стопку тетрадей:
– Я сегодня с большим удовольствием несла ваши тетради… Не думайте, что с грамматикой у вас уже полный лад и согласие. Ошибок еще много, и я об этом скажу. И все же мне легко и радостно за вас. Вы написали хорошие сочинения и написали от всего сердца. В них чистые мысли, ясный, уверенный голос. Вы знаете, чего хотите, к чему стремитесь. И я верю, что вы достигнете своей цели.
Клавдия Львовна перевела дыхание, улыбнулась и наконец опустилась на стул.
– А теперь приступим! – сказала она и взяла первую тетрадь.
Шеи восьмиклассников сразу приобрели удивительную способность вытягиваться.
Учительница открывала одну тетрадь за другой, для памяти мельком пробегала написанное и давала оценку. Хорошее сочинение получилось у Вари Балашовой. Костя Ручьев – весь в этих двух страничках, скупых, рубленых фразах: порывистый, увлекающийся, правдивый. Но почерк, почерк ужасный! Строчки лезут куда-то в поднебесье, буквы скачут, шатаются, и учительнице пришлось разбирать Костины иероглифы чуть не в лупу. Придется Ручьеву, как видно, начать писать в косую линейку палочки и кружочки… Довольна Клавдия Львовна и Пашей Кивачевым: сочинение немногословное, но фразы твердые, обстоятельные, слова живые, свои. Чувствуется, что Паша потрудился. Жалко вот, что он не в ладу с падежами и наречиями…
Учительница откладывала одну тетрадь за другой. Алеша Прахов, глаза которого, казалось, могли видеть невидимое, держал руку за спиной и каждому передавал на пальцах полученную отметку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90