Насчёт чего я не в курсе?
Отец смутился, как смущался всегда, когда ему приходилось о чём-то умалчивать, что-то скрывать от меня, а порой (и, разумеется, ради моего же блага) лгать мне.
Анн-Мари сказала:
– Извини, Рашель, возникло недоразумение. Со слов адмирала Лефевра я поняла, что тебя тоже хотят привлечь к этому заданию. Твоё имя в нашем разговоре не упоминалось, просто... просто некоторые обстоятельства дела навели меня на такую мысль. Теперь я вижу, что ошиблась.
– Значит, некоторые обстоятельства, – повторила я и вновь посмотрела на отца: – Сэр, я требую объяснений. Меня собирались включить в вашу команду или нет? Только честно.
Он опустил глаза.
– Первоначально твою кандидатуру рассматривали, но затем отклонили.
– А можно спросить почему?
– Из-за нашего родства. Я буду руководителем операции, а ты – моя дочь. Пусть и приёмная, но всё равно дочь.
Я понурилась. Что тут сказать, аргумент непробиваемый. Всего минуту назад я получила наглядный урок тому, как вредят родственные связи уставным взаимоотношениям.
Хотя нет, что-то тут не так! Ведь моя кандидатура всё же рассматривалась. Невзирая на то, что я дочь руководителя операции. Значит, в деле имелся некий нюанс, который позволял в данном конкретном случае пренебречь общим правилом, сделать из него исключение. Иначе обо мне даже не упоминалось бы.
– Вот интересный вопрос, – задумчиво проговорила я, как бы обращаясь в пустоту. – Кто же первый высказал соображение насчёт родства?
Отец ещё больше смутился. Однако ответил:
– Ну... В общем, я.
– И каковы были ваши мотивы, сэр? Вы опасались, что наши отношения повредят делу, или вами руководил страх за меня?
На сей раз он промолчал. Тогда я обратилась к Анн-Мари:
– А ваше мнение, мэм?
– В свете того, что мне известно об этой миссии, – бесстрастно произнесла она, – скорее второе, чем первое. Лично я не думаю, мичман, что ваше родство с руководителем группы сильно повредит заданию.
Вновь повернувшись к отцу, я спросила:
– Итак, к кому я должна идти?
Он обречённо вздохнул:
– Ты даже не спросила, что это за задание.
– Каким бы оно ни было, я согласна.
– Почему, мичман? Личные мотивы?
– Никак нет, сэр. Раз мою кандидатуру предлагали, несмотря на наше родство, значит я действительно пригожусь вам.
Отец поднялся с кресла.
– Ладно, сдаюсь. Однако не спеши. Сперва мне нужно связаться с адмиралом Дюбарри.
– В этом нет нужды, коммодор, – отозвалась Анн-Мари. – Адмирал-фельдмаршал ждёт мичмана Леблан, – тут она быстро взглянула на часы, – через двадцать три минуты.
Отец укоризненно посмотрел на неё:
– Чёрт побери! Так всё это было подстроено?
– Да, сэр. Адмирал Дюбарри попросил меня разыграть маленький спектакль. Во-первых, чтобы лишний раз проверить вашу дочь на сообразительность, а во-вторых – дать ей возможность самой сделать выбор, без какого-либо давления со стороны. Она вполне могла принять ваш аргумент насчёт родства и дальше не настаивать.
Отец досадливо закусил губу.
– Я должен был догадаться. Я же знал, какая вы хорошая актриса, фрегат-капитан. Вам бы не в армии служить, а сниматься в фильмах госпожи Гарибальди.
Анн-Мари усмехнулась:
– Я об этом подумаю... когда закончится война.
11
Когда я вошла в лифт и уже протянула руку, чтобы нажать нужную кнопку, меня остановил окрик: «Подождите!». А спустя несколько секунд в кабину стремглав влетел молодой парень в славонском военном мундире. Он был худощав, почти моего роста, чуть ниже, лет шестнадцати, максимум семнадцати на вид. Короче, ещё сопляк.
А однако, этот сопляк был офицером, лейтенантом, о чём свидетельствовали погоны и соответствующая надпись на именной планке. Звали его П. Валько. На каком слоге делать ударение – не ясно. Для себя я решила, что на втором – так звучит лучше. Волосы у него были русые, гораздо длиннее положенного по уставу, лицо – круглое, скуластое, глаза – карие, широко расставленные, взгляд – дерзкий, задиристый. Этим самым задиристым взглядом он смерил меня с ног до головы и произнёс:
– Привет, прапор! Мне на шестой ярус.
– Сам дурак, – ответила я, нажимая соответствующую кнопку. – Никакой я не «прапор», а земной мичман. То есть лейтенант, равный тебе по званию. Разбираться надо.
Валько фыркнул:
– Глупая девчонка! Шуток не понимаешь, что ли?
При этом он тряхнул головой, его волосы слегка взметнулись, и на виске взблеснула сенсорная пластина компьютерного импланта. Теперь мне всё стало ясно – и его нагловатое поведение, и «неуставная» длинна волос, и то, почему он, такой молодой, уже офицер. Валько был кибером – или, как официально называлась его специальность, системным оператором кибернетических устройств. Проще говоря, он был высококлассным инженером-математиком, который через свой имплант мог управлять компьютерами на базовом, цифровом уровне. Это не шло ни в какое сравнение с ментошлемами; установленное через имплант соединение делало мозг оператора частью компьютерной системы, человек и машина как бы сливались в одно целое.
Киберы были очень ценными специалистами, но их карьера не отличалась долговечностью. Лет через десять активной деятельности, самое большее через пятнадцать, они теряли профессиональную пригодность, удаляли имплант и уходили на покой с многомиллионным банковским счётом, внушительной пенсией и роскошным букетом нервно-психических расстройств. Те же из них, кто не в силах был расстаться с имплантом, вскоре сходили с ума и остаток своих дней проводили в кататоническом ступоре, имея возможность общаться с внешним миром только через соединение с компьютером. Однажды я видела документальный фильм про таких людей, там показывали госпиталь, где их содержали. Подключённые к системам жизнеобеспечения киберы-кататоники здорово напоминали пребывающих в коме больных, с тем только различием, что их разум функционировал, вечно блуждая в дебрях виртуальных реальностей – разумеется, автономных, без возможности доступа к глобальной сети. Эти «бескрышные» гении с отключёнными нравственными тормозами были способны на что угодно – от мелкого хулиганства до крупномасштабных информационных диверсий. Просто так, не корысти ради, а по причине своего сумасшествия...
– Ну, чего вылупилась? – сердито произнёс Валько; очевидно, мой взгляд был весьма красноречив. – Кибера никогда не видела? Так можешь потрогать. Не бойся, я не кусаюсь.
– Извини, – пробормотала я сконфуженно. – Просто... так неожиданно.
Я не стала уточнять, что неожиданностью для меня была не сама встреча с кибером (ОСО тоже нужны специалисты такого профиля), а его юный возраст. Хотя, если хорошенько поразмыслить, мне следовало быть готовой к подобной встрече. Ведь в офицерском клубе лейтенант Ансельм предположил, что я «ещё один компьютерный вундеркинд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Отец смутился, как смущался всегда, когда ему приходилось о чём-то умалчивать, что-то скрывать от меня, а порой (и, разумеется, ради моего же блага) лгать мне.
Анн-Мари сказала:
– Извини, Рашель, возникло недоразумение. Со слов адмирала Лефевра я поняла, что тебя тоже хотят привлечь к этому заданию. Твоё имя в нашем разговоре не упоминалось, просто... просто некоторые обстоятельства дела навели меня на такую мысль. Теперь я вижу, что ошиблась.
– Значит, некоторые обстоятельства, – повторила я и вновь посмотрела на отца: – Сэр, я требую объяснений. Меня собирались включить в вашу команду или нет? Только честно.
Он опустил глаза.
– Первоначально твою кандидатуру рассматривали, но затем отклонили.
– А можно спросить почему?
– Из-за нашего родства. Я буду руководителем операции, а ты – моя дочь. Пусть и приёмная, но всё равно дочь.
Я понурилась. Что тут сказать, аргумент непробиваемый. Всего минуту назад я получила наглядный урок тому, как вредят родственные связи уставным взаимоотношениям.
Хотя нет, что-то тут не так! Ведь моя кандидатура всё же рассматривалась. Невзирая на то, что я дочь руководителя операции. Значит, в деле имелся некий нюанс, который позволял в данном конкретном случае пренебречь общим правилом, сделать из него исключение. Иначе обо мне даже не упоминалось бы.
– Вот интересный вопрос, – задумчиво проговорила я, как бы обращаясь в пустоту. – Кто же первый высказал соображение насчёт родства?
Отец ещё больше смутился. Однако ответил:
– Ну... В общем, я.
– И каковы были ваши мотивы, сэр? Вы опасались, что наши отношения повредят делу, или вами руководил страх за меня?
На сей раз он промолчал. Тогда я обратилась к Анн-Мари:
– А ваше мнение, мэм?
– В свете того, что мне известно об этой миссии, – бесстрастно произнесла она, – скорее второе, чем первое. Лично я не думаю, мичман, что ваше родство с руководителем группы сильно повредит заданию.
Вновь повернувшись к отцу, я спросила:
– Итак, к кому я должна идти?
Он обречённо вздохнул:
– Ты даже не спросила, что это за задание.
– Каким бы оно ни было, я согласна.
– Почему, мичман? Личные мотивы?
– Никак нет, сэр. Раз мою кандидатуру предлагали, несмотря на наше родство, значит я действительно пригожусь вам.
Отец поднялся с кресла.
– Ладно, сдаюсь. Однако не спеши. Сперва мне нужно связаться с адмиралом Дюбарри.
– В этом нет нужды, коммодор, – отозвалась Анн-Мари. – Адмирал-фельдмаршал ждёт мичмана Леблан, – тут она быстро взглянула на часы, – через двадцать три минуты.
Отец укоризненно посмотрел на неё:
– Чёрт побери! Так всё это было подстроено?
– Да, сэр. Адмирал Дюбарри попросил меня разыграть маленький спектакль. Во-первых, чтобы лишний раз проверить вашу дочь на сообразительность, а во-вторых – дать ей возможность самой сделать выбор, без какого-либо давления со стороны. Она вполне могла принять ваш аргумент насчёт родства и дальше не настаивать.
Отец досадливо закусил губу.
– Я должен был догадаться. Я же знал, какая вы хорошая актриса, фрегат-капитан. Вам бы не в армии служить, а сниматься в фильмах госпожи Гарибальди.
Анн-Мари усмехнулась:
– Я об этом подумаю... когда закончится война.
11
Когда я вошла в лифт и уже протянула руку, чтобы нажать нужную кнопку, меня остановил окрик: «Подождите!». А спустя несколько секунд в кабину стремглав влетел молодой парень в славонском военном мундире. Он был худощав, почти моего роста, чуть ниже, лет шестнадцати, максимум семнадцати на вид. Короче, ещё сопляк.
А однако, этот сопляк был офицером, лейтенантом, о чём свидетельствовали погоны и соответствующая надпись на именной планке. Звали его П. Валько. На каком слоге делать ударение – не ясно. Для себя я решила, что на втором – так звучит лучше. Волосы у него были русые, гораздо длиннее положенного по уставу, лицо – круглое, скуластое, глаза – карие, широко расставленные, взгляд – дерзкий, задиристый. Этим самым задиристым взглядом он смерил меня с ног до головы и произнёс:
– Привет, прапор! Мне на шестой ярус.
– Сам дурак, – ответила я, нажимая соответствующую кнопку. – Никакой я не «прапор», а земной мичман. То есть лейтенант, равный тебе по званию. Разбираться надо.
Валько фыркнул:
– Глупая девчонка! Шуток не понимаешь, что ли?
При этом он тряхнул головой, его волосы слегка взметнулись, и на виске взблеснула сенсорная пластина компьютерного импланта. Теперь мне всё стало ясно – и его нагловатое поведение, и «неуставная» длинна волос, и то, почему он, такой молодой, уже офицер. Валько был кибером – или, как официально называлась его специальность, системным оператором кибернетических устройств. Проще говоря, он был высококлассным инженером-математиком, который через свой имплант мог управлять компьютерами на базовом, цифровом уровне. Это не шло ни в какое сравнение с ментошлемами; установленное через имплант соединение делало мозг оператора частью компьютерной системы, человек и машина как бы сливались в одно целое.
Киберы были очень ценными специалистами, но их карьера не отличалась долговечностью. Лет через десять активной деятельности, самое большее через пятнадцать, они теряли профессиональную пригодность, удаляли имплант и уходили на покой с многомиллионным банковским счётом, внушительной пенсией и роскошным букетом нервно-психических расстройств. Те же из них, кто не в силах был расстаться с имплантом, вскоре сходили с ума и остаток своих дней проводили в кататоническом ступоре, имея возможность общаться с внешним миром только через соединение с компьютером. Однажды я видела документальный фильм про таких людей, там показывали госпиталь, где их содержали. Подключённые к системам жизнеобеспечения киберы-кататоники здорово напоминали пребывающих в коме больных, с тем только различием, что их разум функционировал, вечно блуждая в дебрях виртуальных реальностей – разумеется, автономных, без возможности доступа к глобальной сети. Эти «бескрышные» гении с отключёнными нравственными тормозами были способны на что угодно – от мелкого хулиганства до крупномасштабных информационных диверсий. Просто так, не корысти ради, а по причине своего сумасшествия...
– Ну, чего вылупилась? – сердито произнёс Валько; очевидно, мой взгляд был весьма красноречив. – Кибера никогда не видела? Так можешь потрогать. Не бойся, я не кусаюсь.
– Извини, – пробормотала я сконфуженно. – Просто... так неожиданно.
Я не стала уточнять, что неожиданностью для меня была не сама встреча с кибером (ОСО тоже нужны специалисты такого профиля), а его юный возраст. Хотя, если хорошенько поразмыслить, мне следовало быть готовой к подобной встрече. Ведь в офицерском клубе лейтенант Ансельм предположил, что я «ещё один компьютерный вундеркинд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95