– Открывай, открывай глазки, раздолбай, – говорит мне голос.
Я переворачиваюсь на спину, открываю глаза и вижу ствол нашего родного советского АК-47 – автомата Калашникова, который смотрит на меня своей черной смертоносной дырочкой в семь и шестьдесят две сотых миллиметра.
Лежу под танком. Надо мной открытый нижний люк, и оттуда на меня глядит не только товарищ Калашников, но еще и какая-то совершенно среднеазиатская узкоглазая морда в шлемофоне. И перекрывая все танковые запахи, от этой физиономии идет плотный, устойчивый выхлоп дешевого немецкого шнапса. И эта морда еще что-то жует. И говорит:
– Давай, залезай ко мне в темпе! И без глупостей!.. А то не они, так я тебя пришью в одну секунду.
Я начинаю залезать в танк, а этот – в шлемофоне, не снимая пальца со спускового крючка автомата, второй рукой берет меня за шиворот и помогает мне пролезть в люк…
ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ,
рассказанная Автором, – о том, что произошло дальше…
Тут я вынужден прервать Эдика. К этому моменту его рассказ уже совершенно потерял былую стройность – Нартай все время вклинивался со своими подробностями этой истории, перегружал ее техницизмами и специальной танковой терминологией, понятной лишь ему одному, и, в конце концов, все свелось к ожесточенной перепалке со взаимными упреками в неточности, забывчивости и полном искажении действительности.
Во-первых, Нартай заявил, что морда у него никакая не «среднеазиатская», а исконно казахская, ибо казахи никогда не причисляли себя к Средней Азии, а всегда были абсолютно самостоятельной и великой нацией! Это раз.
Второе, что очень сильно возмутило Нартая, – дышал он тогда на Эдика не дешевым шнапсом, а прекрасным и настоящим «Вайцен-Корном», который почти на две марки дороже той гадости, которую приписал ему Эдик!..
И в третьих, – когда он приказал Эдику выбросить пистолет, то сказал не «на хер», а совершенно другое слово. Тоже из трех букв и тоже на «х», но совершенно другое!..
Он, Нартай, конечно, понимает, что в тот момент у Эдика были полные штаны от страха и он мог кое-что подзабыть, но всему же есть предел!.. Нельзя же все время перекраивать Историю!!!
Претензии Нартая к Эдику были мелочны и, казалось бы, незначительны, но очень мешали восприятию дальнейшего хода событий.
Поэтому, с трудом узнав всю историю целиком, я решил вторую половину пересказать сам, решительно очистив ее от препирательств Нартая и Эдика…
…Нартай втащил Эдика в танк, мгновенно задраил люк и откинул от внутренней стенки орудийной башни сиденье заряжающего.
– Садись сюда и держись за что-нибудь! – он метнулся вниз на свое место механика-водителя. – И ничего там не трогай!.. Это твоя машина? «Опель» твой, я тебя спрашиваю?!
– Нет? – прокричал ему Эдик. – Это их «опель»!..
– Очень, очень хорошо! – мстительно пропел Нартай и резким броском двинул танк вперед прямо на ни в чем не повинный автомобиль. – Сейчас я ему устрою техническое обслуживание по первому разряду!!! Держись крепче, мужик!..
И прокричал загадочную в то время для Эдика фразу:
– Э-э-эх! Когда-то копыта коней моих предков…
Раздался удар, треск, скрежет разрывающегося металла. Танк несильно, но ощутимо тряхнуло, и Эдик услышал чей-то истошный крик, отчаянную автоматную очередь и звонкий цокот пуль по танковой броне.
– Давай, давай, стреляй, гад!!! – злобно закричал Нартай, сдавая танк назад и снова бросая его на уже искалеченный «опель». – Ничего, пешочком пройдетесь! Для здоровья полезно!..
Танк с ходу взлетел на то, что еще несколько секунд назад было «опелем-омегой», застопорил одну гусеницу и закрутился на месте, перемалывая остатки автомобиля в некую маслянисто-металло-пластмассовую кашу.
Нартай еще что-то кричал, но двигатель танка ревел так, что Эдик не мог разобрать ни единого слова. Эдика мотало из стороны в сторону и он судорожно цеплялся за какие-то выступы, приборы, кронштейны, пока чуть было не ухватился за два пушечных снаряда, укрепленных за его спиной. Тут он в панике отдернул руки и намертво приклеился к казенной части спаренного пулемета.
…Когда все кончилось, когда Яцек Шарейко и Саня Анциферов исчезли неведомо куда, а от «опеля-омеги» осталось лишь слабое воспоминание, танк на малых оборотах, негромко фырча двигателем, отполз в ближайший лесочек и схоронился там от рассветных лучей утреннего солнца.
Нартай внимательно и осторожно оглядел все вокруг через призменный прибор наблюдения, убедился в том, что рядом нет ни одной живой души, выключил мотор и открыл свой верхний люк. В танк ворвалась свежая прохлада начинающегося дня.
Нартай встал из водительского кресла, пролез в боевое отделение башни и настежь распахнул второй люк над головой ошалевшего Эдика.
– Открыть окна и двери – проветрить помещение! – сказал Нартай голосом матроса Железняка после разгона Учредительного собрания.
Он стащил с головы шлемофон, бросил его на свое кресло и уставился на Эдика:
– Жрать хочешь?
Выпили почти по стакану «Вайцен-Корна», вскрыли две банки говяжьей тушенки, поели сыру, хлеба с маргарином. Съели большой безвкусный немецкий огурец, две завядшие помидорки и еще чуть-чуть выпили.
Потом Нартай вытащил большой термос, две пиалы и маленький пакетик конденсированных сливок. Налил из термоса уже изрядно остывший, но совершенно черный и убийственно крепкий чай в пиалы, плеснул туда сливок и спросил:
– Пил когда-нибудь чай по-казахски?
– Нет, – ответил Эдик.
– Пей. Пей и рассказывай. Но рассказывай все, как есть. Ничего не ври. Больше всего на свете я ненавижу вранье!..
И Эдик Петров рассказал Нартаю Сапаргалиеву все.
Нартай слушал молча – не осуждая, не сочувствуя. Только смотрел на Эдика своими немигающими узкими глазами поверх пиалы с чаем по-казахски.
А потом брезгливо сказал:
– Дурак ты, Эдик. У тебя в твоем доме начался пожар. Ты же не бежишь в чужой дом к соседям – переждать, пока огонь не потухнет или твой дом совсем не сгорит? Ты же сам как-то стараешься потушить пожар в своем собственном доме… На кой тебе хрен нужна была эта Германия?
Помесь восточной орнаментальности с жестокой прямолинейностью в словах Нартая не помешали Эдику расслышать то, в чем он так боялся признаться самому себе еще с первых шагов по Унтербергсштрассе…
И Нартай это понял.
– Ладно, – сказал он. – Твое дело. Где у вас тут ближайшая Советская власть?
Ближайшая Советская власть была только в Мюнхене.
Генеральное консульство Союза Советских Социалистических Республик размещалось на углу Зайдельбергштрассе и Карлштрассе, и Эдик уже давно, на всякий случай, держал в памяти адрес этого русского оазиса. Мало ли?.. Чем черт не шутит! Все в жизни может быть. Пути эмигрантские, как и Господни, неисповедимы…
– В Мюнхене?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89