Нартай матерился по-казахски, по-русски причитал:
– Так все горючее сожжем!.. Аккенаузен сегейн!..
Эх, знать бы… Я бы две дополнительные бочки установил и горя б мы не ведали!
– У тебя канистры есть? – спросил Эдик.
– Толку-то что? Есть парочка…
– Подгребай к автобану поближе. Я там на танкштелле куплю солярку.
– Для моей ласточки две канистры – как слону дробина в жопу! Я по грунтовой дороге каждые сто километров триста литров сжигаю. А уж у меня двигун отлажен – будьте-нате!..
Еще затемно и автобан пересекли так, что их никто не заметил, и мост через Дунай нашли – крепкий, бетонный и, самое главное, почти безлюдный.
Правда, пришлось лишние полчаса ждать с выключенным двигателем, пока из-под этого моста не уедет автомобиль, в котором парень с девицей шумно занимались любовью, а потом голые плескались в прибрежной дунайской воде.
Стоны, смех, всхлипывания вползали через приоткрытые люки и заполняли танковое чрево душной нервной похотью.
– Нам бы ее сюда, да?.. – шумно дыша, прошептал Нартай.
– Неплохо бы. Я уже черт-те сколько на просушке…
– А я… Не будешь смеяться?
– Нет, что ты.
– А я вообще так ни разу и не… То есть, один раз было, но не получилось.
– Жаль, – серьезно сказал Эдик, и ему почему-то вспомнилась не Юлька, с которой у него было все, а та кельнерша с Мариенплац, с которой у него не было ничего. – Жаль… Это прекрасная сторона жизни, Нартайчик.
– Фу, черт!.. Я даже вспотел весь, – признался Нартай и приподнялся из своего кресла. – Иди сюда скорей! Погляди, погляди в мой прибор… Что делают, что делают!.. Ну, чистая порнуха!!!
Эдик спустился в водительское отделение и прильнул к налобнику прибора ночного видения. И увидел в искрящемся серо-зеленом экране, что девица лежит на капоте старого «фолькса», широко раскинув ноги, а парень стоит на земле со стороны переднего бампера и, хрипло рыча, доказывает девице все, на что он способен. От наслаждения девица стонет и мотает головой из стороны в сторону…
К счастью, это был последний, завершающий акт их ночной прогулки, и они вскоре уехали.
Отдуваясь от пережитого, Нартай завел двигатель и танк въехал на мост. Эдик вернулся в башню на место заряжающего.
Чтобы как-то скрыть смущение, Нартай нервно хихикнул:
– Надо было врубить громкую связь, да как гаркнуть на них! У него, наверное, месяца два потом не стоял бы…
– Да, кстати, – сказал Эдик. – Я помню по Афгану, что у наших танков никакой громкой связи не было. А теперь это на всех танках?
– Как же, «на всех»!.. – тщеславно рассмеялся Нартай. – Мне эту громкую связь за две бутылки водки наши радисты заделали, а когда генерал узнал, то всем своим шавкам сказал: «У вас есть еще такой второй Сапаргалиев? Нет? Вот и оставьте его в покое!!..» Ну, я под это дело еще и дистанционные электропуски пулеметов провел – уже бесплатно. Где ты слышал, чтоб танковый механик-водитель мог на ходу стрелять из пулеметов? А я могу! Ты сам видел… Не очень-то прицельно, но могу. Но знаешь, Эдик, в чем наше с тобой спасение? В том, что я будто бы знал, что ты меня украдешь!
– Ну, ты даешь, Нартай!.. Я этого сам не знал.
– Точно, точно, Эдик… Ведь как крепится танк на платформе? С внешней стороны, спереди и сзади – клиновидные стопора под гусеницы, а с внутренней – распоры между ведущими колесами. И тут ты хоть усрись со своим двигателем, хоть дотла его сожги, а танк с места даже не сдвинется!.. А я еще при погрузке на всякий случай эти распоры кувалдой вышиб, чтоб не терять власть над машиной. Словно знал, что мне за Советской властью придется в Мюнхен ехать!
Через некоторое время Нартай выкатился на какую-то совершенно пустынную проселочную дорогу, воткнул пятую передачу, включил мощную фару и откинул свой верхний люк.
Теперь он мог не пользоваться прибором ночного видения и в свете прожектора, безжалостно рассекающего темноту германской ночи, обдуваемый притоком прохладного воздуха, врывающегося в танк через открытый люк, без передышки гнал свою машину вперед почти с максимальной скоростью – километров пятьдесят в час.
Казалось, что выносливости этого маленького и тщедушного человечка в шлемофоне в уже испачканном детском тренировочном костюме и кроссовках не было предела!
Эдика нещадно мотало по всему боевому отделению башни. Изнуряющая волна тошноты неумолимо поднималась к горлу, он судорожно цеплялся за какие-то кронштейны и выступы и молился, чтобы Нартай хоть немного сбросил скорость…
– Куда ты гонишь?! Куда ты так гонишь, чертова кукла?!. – наконец простонал Эдик в ларингофоны.
– Ладно, заткнись! – зло ответил ему Нартай. – Тебе этого не понять!.. Ты слинял из своего дома – тебе торопиться некуда. А я линять не собираюсь! Меня, знаешь, сколько людей в Алма-Ате ждут?
В пять часов сорок пять минут утра, когда в танковых баках не осталось и капли горючего, Нартай выключил двигатель в семнадцати километрах от столицы Баварии – Мюнхена, у проволочного ограждения дальней стороны огромного оленьего загона, в трехстах метрах от «Китцингер-хофа»…
– Здесь? – сиплым от усталости голосом спросил Нартай и стащил с мокрой головы шлемофон.
– Да, – ответил ему Эдик.
Еле живые они вылезли из танка. Ноги не держали, руки одеревенели. Потрескивание остывающего двигателя в утренней хуторской тишине казалось неестественно громким.
Стайка китцингеровских оленей увидела Эдика и наперегонки бросилась к нему. Тянулись влажными бархатистыми мордочками через проволочное ограждение к Эдику. От Нартая пугливо отскакивали в сторону и снова тянулись к Эдику.
– Узнали тебя, что ли? – спросил Нартай.
– Я же кормлю их.
– Какие маленькие!.. Я думал, олени – большие.
– Это порода такая.
– Как я, – криво усмехнулся Нартай.
Эдик обнял Нартая за плечи, на мгновение притянул его к себе, но ничего не сказал.
Подошел вплотную к ограждению загона и погладил по морде самого маленького олененка, который бесстрашно тыкался носом в его ладони.
– Извини меня, Эдька, – тихо сказал ему в спину Нартай. – Я не хотел тебя обидеть. Мне, действительно, очень, очень нужно домой. Ты даже себе не представляешь – как нужно!..
Эдик ласково щелкнул по носу олененка и повернулся к Нартаю:
– Не волнуйся, Нартай. Мы сегодня же будем в нашем консульстве. Только необходимо пока куда-нибудь припрятать твою машину. А для этого нужны мои старики…
То, что я пишу сейчас – практически, никакого отношения к литературе не имеет. Это всего лишь запись событий, о которых я узнал уже тогда, когда они совершились. Может быть, когда-нибудь, если у меня хватит сил и времени, я попытаюсь сделать из этого киносценарий. В конце концов, это моя профессия.
Хотя боюсь, что к моменту окончания этой истории, ее привлекательность начисто померкнет под воздействием нового витка событий, уже сегодня волнующих мир значительно сильнее, чем частные судьбы отдельных персонажей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89