.. – задумчиво переспросил Нартай. – Триста верст. Ну, что ж, значит, нужно добираться до Мюнхена.
– Зачем?!
– У меня на руках боевая техника – собственность моего государства, – жестко проговорил Нартай. – И уж если с ней произошло такое, то мое государство обязано позаботиться о том, чтобы эта техника была возвращена туда, где ей и положено быть. Вместе со мной! Не бойся, Эдька, тебя я не продам. Можешь хоть сейчас вылезти на волю и идти на все четыре стороны… Мне с тобой спорить некогда – у меня дембель на носу. Я еду в Мюнхен!
– Ты в своем уме?! Да нас с твоим танком на первом же перекрестке полиция за жопу возьмет!..
Нартай улыбнулся и разлил остатки «Вайцен-Корна» по кружкам:
– А мы с тобой, как партизаны – потихонечку, ночами и огородами. Будь здоров! Открыть еще банку тушенки?
– Не надо. – Эдик выпил, закусил ломтиком огурца. – У нас даже карты нету!
– Как это нету?! – возмутился Нартай. – Я тебе что, пальцем деланный?!
Он достал дерматиновый портфель с картами, выбрал листы всех дорог Плауэн – Мюнхен и разложил их перед Эдиком:
– У любого уважающего себя механика-водителя должны быть карты территорий предполагаемого противника! Такую карту ни за какие деньги не купишь.
– Здесь на заправке или в газетном киоске за несколько марок можешь купить любую карту со всеми обозначениями.
Нартай презрительно усмехнулся:
– Правильно! Где поссать, где пожрать, где заправиться – там все обозначено! А ты на мою посмотри…
Эдик стал просматривать карты Нартая. На них были нанесены все глубины водных преград, все высоты даже малейших подъемов, государственные учреждения самых крохотных городков и деревень, расположения всех воинских частей бундесвера – с обозначением родов войск, вероятной численностью боевых технических средств и личного состава, скрупулезно рассчитаны пути обхода наиболее опасных участков, возможные подходы для нанесения первого удара…
Но больше всего поразило Эдика, что на последнем листе под Мюнхеном он неожиданно обнаружил даже «Китцингер-хоф»!
– Наши шпионы даром хлеб не едят! – сказал Нартай. – Жаль только, что чаще всего они на мудаков работают…
День провели в танке. Только еще глубже проползли в лес и затаились там в небольшой ложбинке у ручья.
Дремали после бессонной боевой ночи, доедали остатки сухого пайка Нартая, болтали о цирке, о военной службе, о Москве, об Алма-Ате, о родственниках, которых у Нартая было великое множество, а у Эдика не было вообще…
С помощью замечательных карт Нартая, по времени отхода эшелона и времени отцепления платформы нехитрым способом определили собственное местонахождение и остаток дня провели в прокладке наиболее безопасного ночного маршрута на Мюнхен.
Потом Нартай достал еще один, изрядно засаленный шлемофон, надел его Эдику на голову и подключил шлемофон к внутреннему танковому переговорному устройству – ТПУ Р-124. И научил Эдика пользоваться призменным прибором наблюдения с коротким и таинственным названием – МК-4.
Затем Нартай установил и подключил прибор ночного видения для себя, с еще более таинственным названием – ТВНО-2. Вместе с прибором для вождения танка в полной темноте Нартай укрепил вторую, специальную, фару – ФГ-125 в башенном кронштейне прожектора А-2Г.
Я совершенно сознательно повторяю за Нартаем все технические обозначения того или иного танкового оборудования. Он так яростно настаивал на точности названий, что если бы я этого не сделал и попытался бы доказать, что все эти буквы и цифры могут быть понятны только узкому кругу специалистов, – мы никогда бы не выбрались из споров о преимуществе конкретных и реальных деталей над свободным полетом фантазии «безответственных художников».
– Задача искусства – отражать правду жизни, как она есть, а не пудрить мозга читателям и зрителям. Я поэтому всяких там Жюль Вернов не перевариваю! – безапелляционно заявил Нартай.
Почти всю первую ночь шли со скоростью двадцать – двадцать пять километров в час.
Старательно обходили деревеньки и городки, маленькие мелкие речушки пересекали вброд, благо их примерные глубины были четко обозначены на картах Нартая.
Только однажды остановились. Уже в четвертом часу утра, когда начало светать, выбрали укромное местечко неподалеку от Амберга, в полутора километрах от автобана, и Эдик, захватив с собой термос Нартая, пошел пешком к бензозаправочной станции – купить какой-нибудь еды и наполнить термос горячим чаем.
Когда он вернулся к танку, то увидел сидящего за картой Нартая – свежеумытого, выбритого, одетого в дешевый попугайской расцветки тренировочный костюм, толстые белые носки и новенькие кроссовки.
– Сто двадцать пять верст отмахали! – сказал Нартай. – Чего принес?
– Чай, пицца и сэндвичи с ветчиной, сыром и салатом.
– Здорово! Я здесь за два года так пиццы и не попробовал. Как думаешь, Эдик, у вас там в Мюнхене, в нашем посольстве…
– Посольство в Бонне. В Мюнхене только консульство.
– Один черт! Они меня там на какое-нибудь довольствие поставят? Насчет жилья, жратвы… Они же обязаны, да? Я ж все-таки советский человек!..
Припомнив несколько встреч с нашими бойцами дипломатического фронта в прошлых зарубежных гастролях, Эдик сильно усомнился в этом, но сказал:
– Конечно, конечно, Нартай! Да и я тебя не брошу. В конце концов, что ты оказался здесь – моя вина.
Поели, попили и завалились спать: Нартай в своем водительском кресле, только спинку откинул подальше, а Эдик в башне, на каких-то брезентовых чехлах, которые выдал ему Нартай.
Проснулся Эдик часов в двенадцать от птичьего щебета и еле слышной возни. Открыл глаза, заглянул в отделение механика-водителя и увидел, что Нартай быстро и осторожно прячет небольшой железный ящик, прикрывает его разным шмотьем и заставляет своим огромным чемоданом, туго набитым немецкими подарками для всей казахской родни.
– Ты чего там, Нартай?.. – сонно спросил Эдик.
– Да так… Прибираюсь помаленьку… – фальшивым голосом ответил Нартай. – Ты спи, спи!
День прошел в полудреме и вялой болтовне.
Взбодрились только под вечер. Нартай даже потребовал, чтобы Эдик показал ему что-нибудь «цирковое». Эдик влез на танк и на крышке командирского люка выжал стойку на одной руке. А потом сделал задний сальто-мортале с танка на землю.
Нартай сокрушенно сплюнул:
– Господи! Ну, что ты за дурак, Эдька?! Ну, на кой хрен тебе эта Германия?!
С наступлением темноты снова двинулись на Мюнхен.
До середины ночи шли ходко – километров по тридцать в час, а потом сильно заколдобило. Около часа мыкались, искали пути возможного пересечения автобана Регенсбург – Мюнхен, по которому нескончаемым потоком неслись автомобильные фары; еще час искали брод или какой-нибудь подходящий мост через Дунай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Зачем?!
– У меня на руках боевая техника – собственность моего государства, – жестко проговорил Нартай. – И уж если с ней произошло такое, то мое государство обязано позаботиться о том, чтобы эта техника была возвращена туда, где ей и положено быть. Вместе со мной! Не бойся, Эдька, тебя я не продам. Можешь хоть сейчас вылезти на волю и идти на все четыре стороны… Мне с тобой спорить некогда – у меня дембель на носу. Я еду в Мюнхен!
– Ты в своем уме?! Да нас с твоим танком на первом же перекрестке полиция за жопу возьмет!..
Нартай улыбнулся и разлил остатки «Вайцен-Корна» по кружкам:
– А мы с тобой, как партизаны – потихонечку, ночами и огородами. Будь здоров! Открыть еще банку тушенки?
– Не надо. – Эдик выпил, закусил ломтиком огурца. – У нас даже карты нету!
– Как это нету?! – возмутился Нартай. – Я тебе что, пальцем деланный?!
Он достал дерматиновый портфель с картами, выбрал листы всех дорог Плауэн – Мюнхен и разложил их перед Эдиком:
– У любого уважающего себя механика-водителя должны быть карты территорий предполагаемого противника! Такую карту ни за какие деньги не купишь.
– Здесь на заправке или в газетном киоске за несколько марок можешь купить любую карту со всеми обозначениями.
Нартай презрительно усмехнулся:
– Правильно! Где поссать, где пожрать, где заправиться – там все обозначено! А ты на мою посмотри…
Эдик стал просматривать карты Нартая. На них были нанесены все глубины водных преград, все высоты даже малейших подъемов, государственные учреждения самых крохотных городков и деревень, расположения всех воинских частей бундесвера – с обозначением родов войск, вероятной численностью боевых технических средств и личного состава, скрупулезно рассчитаны пути обхода наиболее опасных участков, возможные подходы для нанесения первого удара…
Но больше всего поразило Эдика, что на последнем листе под Мюнхеном он неожиданно обнаружил даже «Китцингер-хоф»!
– Наши шпионы даром хлеб не едят! – сказал Нартай. – Жаль только, что чаще всего они на мудаков работают…
День провели в танке. Только еще глубже проползли в лес и затаились там в небольшой ложбинке у ручья.
Дремали после бессонной боевой ночи, доедали остатки сухого пайка Нартая, болтали о цирке, о военной службе, о Москве, об Алма-Ате, о родственниках, которых у Нартая было великое множество, а у Эдика не было вообще…
С помощью замечательных карт Нартая, по времени отхода эшелона и времени отцепления платформы нехитрым способом определили собственное местонахождение и остаток дня провели в прокладке наиболее безопасного ночного маршрута на Мюнхен.
Потом Нартай достал еще один, изрядно засаленный шлемофон, надел его Эдику на голову и подключил шлемофон к внутреннему танковому переговорному устройству – ТПУ Р-124. И научил Эдика пользоваться призменным прибором наблюдения с коротким и таинственным названием – МК-4.
Затем Нартай установил и подключил прибор ночного видения для себя, с еще более таинственным названием – ТВНО-2. Вместе с прибором для вождения танка в полной темноте Нартай укрепил вторую, специальную, фару – ФГ-125 в башенном кронштейне прожектора А-2Г.
Я совершенно сознательно повторяю за Нартаем все технические обозначения того или иного танкового оборудования. Он так яростно настаивал на точности названий, что если бы я этого не сделал и попытался бы доказать, что все эти буквы и цифры могут быть понятны только узкому кругу специалистов, – мы никогда бы не выбрались из споров о преимуществе конкретных и реальных деталей над свободным полетом фантазии «безответственных художников».
– Задача искусства – отражать правду жизни, как она есть, а не пудрить мозга читателям и зрителям. Я поэтому всяких там Жюль Вернов не перевариваю! – безапелляционно заявил Нартай.
Почти всю первую ночь шли со скоростью двадцать – двадцать пять километров в час.
Старательно обходили деревеньки и городки, маленькие мелкие речушки пересекали вброд, благо их примерные глубины были четко обозначены на картах Нартая.
Только однажды остановились. Уже в четвертом часу утра, когда начало светать, выбрали укромное местечко неподалеку от Амберга, в полутора километрах от автобана, и Эдик, захватив с собой термос Нартая, пошел пешком к бензозаправочной станции – купить какой-нибудь еды и наполнить термос горячим чаем.
Когда он вернулся к танку, то увидел сидящего за картой Нартая – свежеумытого, выбритого, одетого в дешевый попугайской расцветки тренировочный костюм, толстые белые носки и новенькие кроссовки.
– Сто двадцать пять верст отмахали! – сказал Нартай. – Чего принес?
– Чай, пицца и сэндвичи с ветчиной, сыром и салатом.
– Здорово! Я здесь за два года так пиццы и не попробовал. Как думаешь, Эдик, у вас там в Мюнхене, в нашем посольстве…
– Посольство в Бонне. В Мюнхене только консульство.
– Один черт! Они меня там на какое-нибудь довольствие поставят? Насчет жилья, жратвы… Они же обязаны, да? Я ж все-таки советский человек!..
Припомнив несколько встреч с нашими бойцами дипломатического фронта в прошлых зарубежных гастролях, Эдик сильно усомнился в этом, но сказал:
– Конечно, конечно, Нартай! Да и я тебя не брошу. В конце концов, что ты оказался здесь – моя вина.
Поели, попили и завалились спать: Нартай в своем водительском кресле, только спинку откинул подальше, а Эдик в башне, на каких-то брезентовых чехлах, которые выдал ему Нартай.
Проснулся Эдик часов в двенадцать от птичьего щебета и еле слышной возни. Открыл глаза, заглянул в отделение механика-водителя и увидел, что Нартай быстро и осторожно прячет небольшой железный ящик, прикрывает его разным шмотьем и заставляет своим огромным чемоданом, туго набитым немецкими подарками для всей казахской родни.
– Ты чего там, Нартай?.. – сонно спросил Эдик.
– Да так… Прибираюсь помаленьку… – фальшивым голосом ответил Нартай. – Ты спи, спи!
День прошел в полудреме и вялой болтовне.
Взбодрились только под вечер. Нартай даже потребовал, чтобы Эдик показал ему что-нибудь «цирковое». Эдик влез на танк и на крышке командирского люка выжал стойку на одной руке. А потом сделал задний сальто-мортале с танка на землю.
Нартай сокрушенно сплюнул:
– Господи! Ну, что ты за дурак, Эдька?! Ну, на кой хрен тебе эта Германия?!
С наступлением темноты снова двинулись на Мюнхен.
До середины ночи шли ходко – километров по тридцать в час, а потом сильно заколдобило. Около часа мыкались, искали пути возможного пересечения автобана Регенсбург – Мюнхен, по которому нескончаемым потоком неслись автомобильные фары; еще час искали брод или какой-нибудь подходящий мост через Дунай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89