– Я познакомлю вас, если вы ничего не имеете против.
Эдриен кивнул, и Динни прибавила:
– Можете сказать мне самое худшее. Что подумают и предпримут все остальные, кто его не знает?
– А как ты сама отреагировала, Динни?
– Я его знала.
– Всего неделю.
– И десять лет.
– Только не уверяй меня, что беглый взгляд и несколько слов, сказанных на свадьбе…
– Горчичное зерно, милый дядя! Кроме того, я прочла его поэму и по ней угадала, что он пережил. Он – неверующий. То, что с ним произошло, показалось ему просто чудовищной шуткой.
– Да, да, я читал его стихи. Скептицизм и культ красоты. Такой тип людей расцветает в результате долгих усилий нации, когда индивидуальность окончательно обесценена и государство отняло у неё всё, что могло. Вот тут «я» и вылезает на первый план, посылая к чёрту И государство и моральные нормы. Я понимаю это, но… Ты ведь не бывала за границей, Динни?
– Нет, бывала. Правда, только в Италии, Париже и Пиренеях.
– Они в счёт не идут. Ты никогда не бывала там, где Англии необходимо сохранять определённый престиж. В таких странах все англичане отвечают за одного и один за всех.
– Вряд ли он думал об этом в тот момент, дядя.
Эдриен взглянул на племянницу и покачал головой.
– Да, да, не думал, – настаивала Динни. – И слава богу, что не думал, иначе я никогда не увидела бы его. Разве человек обязан жертвовать собой во имя ложных ценностей?
– Не в том суть, дорогая. На Востоке, где религия до сих пор – все, переход в другую веру приобретает огромное значение. Ничто не роняет англичанина в глазах жителей Востока больше, чем отречение под пистолетом. Вот как стоял перед ним вопрос: "Настолько ли мне важно, какое мнение сложится о моей стране и моем народе, чтобы я предпочёл скорее умереть, чем унизить их?"
Динни помолчала, затем возразила:
– Я совершенно уверена, что Уилфрид предпочёл бы смерть унижению своей страны, если бы речь шла о чем-нибудь другом. Но он просто не мог допустить, чтобы восточное представление об англичанах зависело от того, христианин он или нет.
– Это особая статья. Он ведь не только отрёкся от христианства. Он принял ислам, сменив один набор суеверий на другой.
– Неужели вы не понимаете, дядя, что вся эта история казалась ему чудовищной шуткой?
– Нет, дорогая, не понимаю.
Динни откинулась в кресле, и Эдриен нашёл, что вид у неё совершенно измученный.
– Ну, если уж вы не понимаете, никто не поймёт. Я хочу сказать – никто из нашего круга.
У Эдриена защемило под ложечкой.
– Динни, у тебя за плечами двухнедельное увлечение, а впереди – вся жизнь. Ты сказала, что он готов отказаться от тебя. Уважаю его за это. Не лучше ли порвать – если уж не ради себя самой, так хоть ради него?
Динни улыбнулась:
– Дядя, вы ведь прославились тем, что бросаете друзей в беде. И вы так мало знаете о любви! Ждали каких-нибудь восемнадцать лет? Вам не смешно себя слушать?
– Смешно, – согласился Эдриен. – Не стану отрицать, слово «дядя» переубедило меня. И если бы я твёрдо знал, что Дезерт будет так же верен тебе, как ты ему, я сказал бы: "Идите своей дорогой, и да поможет вам бог не упасть под крестной ношей".
– Тогда вы просто обязаны познакомиться с ним.
– Да. Но помни: я видел людей, которые были влюблены так безоглядно, что разводились через год после брака. Я знал человека, настолько упоённого своим медовым месяцем, что ещё через два дня он завёл любовницу.
– Наше поколение не отличается такой пылкостью, – возразила Динни. Я столько раз видела в кино такие поцелуи, что во мне давно возобладало духовное начало.
– Кто в курсе дела?
– Майкл и дядя Лоренс, может быть, тётя Эм. Не знаю, стоит ли рассказывать в Кондафорде.
– Разреши мне посоветоваться с Хилери. Он взглянет на вещи свежим глазом и уж, конечно, не с ортодоксальной точки зрения.
– Разумеется, я не возражаю против дяди Хилери.
Динни встала:
– Значит, я могу привести к вам Уилфрида? Эдриен кивнул; затем проводил племянницу, снова подошёл к карте Монголии, и безлюдная Гоби показалась ему цветущим розовым садом в сравнении с той пустыней, по которой брела его любимая племянница.
XII
Динни осталась обедать на Маунт-стрит, чтобы повидаться с дядей Лоренсом.
Она ждала его а кабинете и, когда он вошёл, сразу же спросила:
– Дядя Лоренс, тётя Эм знает то, что известно вам и Майклу?
– Да, Динни. Как ты догадалась?
– Она была что-то уж очень сдержанна. Я все рассказала дяде Эдриену. Он, кажется, тоже находит, что Уилфрид уронил престиж Англии на Востоке. Что это вообще за престиж? Я думала, что нас всюду считают просто нацией удачливых лицемеров. А в Индии, кроме того, – высокомерными хвастунами.
Бровь сэра Лоренса задёргалась.
– Ты смешиваешь репутацию народа с репутацией отдельных его представителей, а это совершенно разные вещи. На Востоке каждый англичанин рассматривается как человек, которого не возьмёшь на испуг, который держит слово и умеет постоять за своих.
Динни вспыхнула: она поняла, на что намекал её дядя.
– На Востоке, – продолжал сэр Лоренс, – англичанин, точнее британец, потому что он может быть и шотландцем, и валлийцем, и северным ирландцем, выступает обыкновенно как обособленная личность – путешественник, инженер, солдат, чиновник, частный человек, плантатор, врач, археолог, миссионер. Он почти всегда возглавляет небольшую самостоятельную группу и, сталкиваясь с трудностями, опирается на престиж англичанина вообще. Если один англичанин роняет своё достоинство, страдает репутация всех англичан, действующих обособленно. Наши это знают и считаются с этим. Вот к чему сводится проблема, и недооценивать её не следует. Нельзя требовать, чтобы люди Востока, для которых религия значит многое, понимали то, что для многих из нас она ничего не значит. Англичанин для них убеждённый христианин, и если он отрекается от своей веры, это истолковывается как отречение от самых дорогих для него убеждений.
– Тогда Уилфриду действительно нет оправдания в глазах людей, – сухо согласилась Динни.
– Боюсь, что да, Динни, – по крайней мере, в глазах людей, правящих империей. Да и может ли быть иначе? Если бы этих обособленных англичан не объединяла полная взаимная уверенность в том, что ни один из них не поддастся нажиму, не побоится принять вызов и не подведёт остальных, отказала бы вся машина. Ну, посуди сама!
– Я об этом не думала.
– Тогда поверь на слово. Майкл объяснил мне ход мыслей Дезерта, и с точки зрения человека неверующего, как, например, я сам, их нетрудно развить. Мне бы тоже безумно не хотелось погибнуть из-за такой вздорной причины. Но суть была не в ней, и если ты скажешь мне: "В тот момент он не понимал, что делает", – я, к сожалению, должен буду уточнить: "Не понимал из-за непомерной гордыни".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68