О, я-то знаю, что он не такой! Но пока он не докажет этого себе и окружающим, от него можно ожидать всего.
Майкл кивнул. Из своей единственной встречи с Уилфридом он вынес примерно такое же впечатление.
– А тебе известно, что он сам просил издателя написать письмо?
– Что же теперь будет? – беспомощно спросила Динни.
Майкл пожал плечами.
– Майкл, неужели никто не поймёт, в каком положении он тогда оказался?
– Люди с воображением встречаются редко. Я не смею утверждать, что сам могу понять его. А ты можешь?
– Только потому, что это – Уилфрид.
Майкл стиснул ей руку:
– Я рад, что у тебя старомодный недуг, а не просто современная "физиологическая потребность".
XX
Пока Динни одевалась, к ней в комнату вошла тётка:
– Твой дядя прочёл мне эту статью. Удивляюсь!
– Чему, тётя?
– Я знавала одного Колтема, но он умер.
– Этот тоже когда-нибудь умрёт.
– Динни, где ты заказываешь такие лифы на косточках? Очень удобные.
– У Хэрриджа.
– Твой дядя говорит, что Дезерт должен выйти из своего клуба.
– Уилфриду решительно наплевать на клуб, – он за всё время там и десяти раз не был. Но я не надеюсь, что он напишет туда о своём выходе.
– Заставь его.
– Тётя, мне никогда не придёт в голову заставлять его что-нибудь делать.
– Это так ужасно, когда тебе кладут чёрные шары!
– Тётя, милая, можно мне подойти к зеркалу? Леди Монт пересекла комнату и взяла с ночного столика тоненькую книжечку:
– "Барс"! Но он же изменил их, Динни.
– Нет, тётя. У него не было пятен, которые можно менять.
– А крещение, и вообще?
– Если в крещении есть какой-то смысл, значит, оно – надругательство над детьми, которые не в состоянии понять, в чём оно заключается.
– Динни!
– Да, я так считаю. Нельзя ни на что обрекать людей без их согласия. К тому времени, когда Уилфрид научился мыслить, у него уже не было веры.
– Значит, он не отрёкся, а принял.
– Он это знает.
– Поделом этому арабу, – объявила леди Монт, направляясь к двери. Какая навязчивость! Если тебе нужен ключ от двери, возьми у Блора.
Динни торопливо закончила туалет и побежала вниз. Блор был в столовой.
– Тётя Эм велела дать мне ключ, Блор, и вызовите, пожалуйста, такси.
Дворецкий позвонил на стоянку такси, принёс девушке ключ и сказал:
– Миледи привыкла высказывать свои мысли вслух, так что я поневоле все знаю, мисс. Утром я и говорю сэру Лоренсу: "Если бы мисс Динни могла его увезти в горную Шотландию, куда газеты не доходят, это сберегло бы им много нервов". В наше время, если замечали, мисс, что ни день – новое событие, да и память у людей не такая, как прежде. Вы простите, что я об этом заговорил.
Динни взяла ключ:
– Наоборот, я благодарна вам, Блор. Я и сама ничего лучшего не желала бы. Только боюсь, он сочтёт такой шаг недостойным.
– В наше время молодые леди умеют добиваться всего, чего захотят.
– Мужчинам всё-таки приходится соблюдать осторожность, Блор.
– Конечно, мисс. Родные – трудный народ, но все как-нибудь образуется.
– Думаю, что мы выдержим эту свистопляску.
Дворецкий сокрушённо покачал головой:
– По-моему, тот, кто её начал, изрядно виноват. Зачем без нужды причинять другим неприятности? Такси у подъезда, мисс.
В машине девушка опустила оба боковых стекла и наклонилась вперёд, чтобы ей обдувало сквозняком разгорячённые щеки. Она была полна таким сладостным волнением, что в нём тонули даже злоба и негодование, которое вызвала у неё рецензия. На углу Пикадили она увидела плакат: "Все на дерби!" Завтра дерби! Оказывается, она перестала замечать время! Дин ни ехала в Сохо, где они с Уилфридом собирались пообедать у Блафара, но такси двигалось медленно – накануне национального празднества уличное движение было особенно оживлённым. У дверей ресторана со спаниелем на поводке стоял Стэк. Он протянул ей конверт:
– Мистер Дезерт послал меня к вам с запиской, а я прихватил с собой пса, – пусть погуляет.
"Динни, родная,
Прости, что сегодня подвёл. Весь день терзаюсь сомнениями. Дело вот в чём: пока я не узнаю, как на меня посмотрят после этой истории, мне не отделаться от мысли, что я не вправе компрометировать тебя. Ради тебя самой я должен избегать появляться с тобою на людях. Надеюсь, ты прочла "Дейли фейз"? Травля началась. С неделю хочу побыть один – посмотрю, как всё обернётся. Я не сбегу, мы сможем переписываться. Ты меня поймёшь. Собака стала моей отрадой. Ею я тоже обязан тебе. До скорого свидания, любимая.
Твой Уилфрид".
Динни стоило величайшего напряжения не схватиться руками за сердце на глазах у шофёра. Вот и свершилось то, чего она всё время втайне боялась, – она отрезана в самый разгар боя. Сделав над собой ещё одно усилие, она дрожащими губами выдавила: "Подождите минутку", – и повернулась к Стэку:
– Я отвезу вас с Фошем домой.
– Благодарю, мисс.
Девушка нагнулась над собакой. Панический страх всё сильнее овладевал ею. Собака! Вот связующее их звено!
– Посадите его в машину, Стэк.
По дороге она вполголоса спросила:
– Мистер Дезерт дома?
– Нет, мисс, он дал мне записку и ушёл.
– Как он себя чувствует?
– По-моему, немного встревожен, мисс. Признаюсь честно, я бы не прочь поучить манерам джентльмена из "Дейли фейз".
– Значит, вы тоже прочли?
– Прочёл. Они не смели её пропускать, – вот что я вам доложу.
– Свобода слова, – пояснила Динни. Собака прижалась мордой к её колену. – Фош хорошо себя ведёт?
– С ним никаких хлопот, мисс. Он у нас настоящий джентльмен. Верно, старина?
Спаниель по-прежнему прижимался к ноге девушки, и его прикосновение успокаивало её.
Когда такси остановилось на Корк-стрит, Динни вынула из сумочки карандаш, оторвала чистый листок от письма Уилфрида и написала:
"Родной мой,
Делай как знаешь. Но помни: я с тобой навсегда. Нас не разлучит никто, пока ты меня любишь.
Твоя Динни.
Ты не сделаешь этого, правда? Ох, не надо!"
Она лизнула оставшийся на конверте клей, вложила туда половинку листка и сдавила письмо в пальцах. Когда клей схватился, Динни вручила конверт Стэку, поцеловала собаку в голову и сказала шофёру:
– Маунт-стрит, со стороны парка, пожалуйста. Спокойной ночи, Стэк.
– Спокойной ночи, мисс.
Взгляд и склад губ неподвижно стоявшего вестового выражали такое глубокое понимание происходящего, что девушка отвернулась. И на этом закончилась прогулка, которой она с нетерпением ждала с самого утра.
Динни вылезла на углу Маунт-стрит, зашла в парк и села на ту скамейку, где раньше сидела с Уилфридом. Она забыла, что с ней нет провожатого, что она без шляпы и в вечернем платье, что пробило уже восемь, и сидела, подняв воротник, втянув каштановую головку в плечи и пытаясь стать на точку зрения Уилфрида. Понять его нетрудно. Гордость! Она сама достаточно горда, чтобы его понять. Не впутывать других в свою беду – это же элементарное правило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Майкл кивнул. Из своей единственной встречи с Уилфридом он вынес примерно такое же впечатление.
– А тебе известно, что он сам просил издателя написать письмо?
– Что же теперь будет? – беспомощно спросила Динни.
Майкл пожал плечами.
– Майкл, неужели никто не поймёт, в каком положении он тогда оказался?
– Люди с воображением встречаются редко. Я не смею утверждать, что сам могу понять его. А ты можешь?
– Только потому, что это – Уилфрид.
Майкл стиснул ей руку:
– Я рад, что у тебя старомодный недуг, а не просто современная "физиологическая потребность".
XX
Пока Динни одевалась, к ней в комнату вошла тётка:
– Твой дядя прочёл мне эту статью. Удивляюсь!
– Чему, тётя?
– Я знавала одного Колтема, но он умер.
– Этот тоже когда-нибудь умрёт.
– Динни, где ты заказываешь такие лифы на косточках? Очень удобные.
– У Хэрриджа.
– Твой дядя говорит, что Дезерт должен выйти из своего клуба.
– Уилфриду решительно наплевать на клуб, – он за всё время там и десяти раз не был. Но я не надеюсь, что он напишет туда о своём выходе.
– Заставь его.
– Тётя, мне никогда не придёт в голову заставлять его что-нибудь делать.
– Это так ужасно, когда тебе кладут чёрные шары!
– Тётя, милая, можно мне подойти к зеркалу? Леди Монт пересекла комнату и взяла с ночного столика тоненькую книжечку:
– "Барс"! Но он же изменил их, Динни.
– Нет, тётя. У него не было пятен, которые можно менять.
– А крещение, и вообще?
– Если в крещении есть какой-то смысл, значит, оно – надругательство над детьми, которые не в состоянии понять, в чём оно заключается.
– Динни!
– Да, я так считаю. Нельзя ни на что обрекать людей без их согласия. К тому времени, когда Уилфрид научился мыслить, у него уже не было веры.
– Значит, он не отрёкся, а принял.
– Он это знает.
– Поделом этому арабу, – объявила леди Монт, направляясь к двери. Какая навязчивость! Если тебе нужен ключ от двери, возьми у Блора.
Динни торопливо закончила туалет и побежала вниз. Блор был в столовой.
– Тётя Эм велела дать мне ключ, Блор, и вызовите, пожалуйста, такси.
Дворецкий позвонил на стоянку такси, принёс девушке ключ и сказал:
– Миледи привыкла высказывать свои мысли вслух, так что я поневоле все знаю, мисс. Утром я и говорю сэру Лоренсу: "Если бы мисс Динни могла его увезти в горную Шотландию, куда газеты не доходят, это сберегло бы им много нервов". В наше время, если замечали, мисс, что ни день – новое событие, да и память у людей не такая, как прежде. Вы простите, что я об этом заговорил.
Динни взяла ключ:
– Наоборот, я благодарна вам, Блор. Я и сама ничего лучшего не желала бы. Только боюсь, он сочтёт такой шаг недостойным.
– В наше время молодые леди умеют добиваться всего, чего захотят.
– Мужчинам всё-таки приходится соблюдать осторожность, Блор.
– Конечно, мисс. Родные – трудный народ, но все как-нибудь образуется.
– Думаю, что мы выдержим эту свистопляску.
Дворецкий сокрушённо покачал головой:
– По-моему, тот, кто её начал, изрядно виноват. Зачем без нужды причинять другим неприятности? Такси у подъезда, мисс.
В машине девушка опустила оба боковых стекла и наклонилась вперёд, чтобы ей обдувало сквозняком разгорячённые щеки. Она была полна таким сладостным волнением, что в нём тонули даже злоба и негодование, которое вызвала у неё рецензия. На углу Пикадили она увидела плакат: "Все на дерби!" Завтра дерби! Оказывается, она перестала замечать время! Дин ни ехала в Сохо, где они с Уилфридом собирались пообедать у Блафара, но такси двигалось медленно – накануне национального празднества уличное движение было особенно оживлённым. У дверей ресторана со спаниелем на поводке стоял Стэк. Он протянул ей конверт:
– Мистер Дезерт послал меня к вам с запиской, а я прихватил с собой пса, – пусть погуляет.
"Динни, родная,
Прости, что сегодня подвёл. Весь день терзаюсь сомнениями. Дело вот в чём: пока я не узнаю, как на меня посмотрят после этой истории, мне не отделаться от мысли, что я не вправе компрометировать тебя. Ради тебя самой я должен избегать появляться с тобою на людях. Надеюсь, ты прочла "Дейли фейз"? Травля началась. С неделю хочу побыть один – посмотрю, как всё обернётся. Я не сбегу, мы сможем переписываться. Ты меня поймёшь. Собака стала моей отрадой. Ею я тоже обязан тебе. До скорого свидания, любимая.
Твой Уилфрид".
Динни стоило величайшего напряжения не схватиться руками за сердце на глазах у шофёра. Вот и свершилось то, чего она всё время втайне боялась, – она отрезана в самый разгар боя. Сделав над собой ещё одно усилие, она дрожащими губами выдавила: "Подождите минутку", – и повернулась к Стэку:
– Я отвезу вас с Фошем домой.
– Благодарю, мисс.
Девушка нагнулась над собакой. Панический страх всё сильнее овладевал ею. Собака! Вот связующее их звено!
– Посадите его в машину, Стэк.
По дороге она вполголоса спросила:
– Мистер Дезерт дома?
– Нет, мисс, он дал мне записку и ушёл.
– Как он себя чувствует?
– По-моему, немного встревожен, мисс. Признаюсь честно, я бы не прочь поучить манерам джентльмена из "Дейли фейз".
– Значит, вы тоже прочли?
– Прочёл. Они не смели её пропускать, – вот что я вам доложу.
– Свобода слова, – пояснила Динни. Собака прижалась мордой к её колену. – Фош хорошо себя ведёт?
– С ним никаких хлопот, мисс. Он у нас настоящий джентльмен. Верно, старина?
Спаниель по-прежнему прижимался к ноге девушки, и его прикосновение успокаивало её.
Когда такси остановилось на Корк-стрит, Динни вынула из сумочки карандаш, оторвала чистый листок от письма Уилфрида и написала:
"Родной мой,
Делай как знаешь. Но помни: я с тобой навсегда. Нас не разлучит никто, пока ты меня любишь.
Твоя Динни.
Ты не сделаешь этого, правда? Ох, не надо!"
Она лизнула оставшийся на конверте клей, вложила туда половинку листка и сдавила письмо в пальцах. Когда клей схватился, Динни вручила конверт Стэку, поцеловала собаку в голову и сказала шофёру:
– Маунт-стрит, со стороны парка, пожалуйста. Спокойной ночи, Стэк.
– Спокойной ночи, мисс.
Взгляд и склад губ неподвижно стоявшего вестового выражали такое глубокое понимание происходящего, что девушка отвернулась. И на этом закончилась прогулка, которой она с нетерпением ждала с самого утра.
Динни вылезла на углу Маунт-стрит, зашла в парк и села на ту скамейку, где раньше сидела с Уилфридом. Она забыла, что с ней нет провожатого, что она без шляпы и в вечернем платье, что пробило уже восемь, и сидела, подняв воротник, втянув каштановую головку в плечи и пытаясь стать на точку зрения Уилфрида. Понять его нетрудно. Гордость! Она сама достаточно горда, чтобы его понять. Не впутывать других в свою беду – это же элементарное правило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68