ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

распродано 40 000 экземпляров; третий, расширенный тираж поступает в продажу".
Обсуждение вопроса о предании остракизму одного из сочленов, естественно, должно было привлечь на заседание большинство остальных; поэтому на правление явились лица, которые никогда на нём не бывали.
Джек Масхем поставил на обсуждение следующую формулировку:
"На основании 23-го параграфа устава предложить достопочтенному Уилфриду Дезерту отказаться от членства в Бэртон-клубе ввиду поведения, не подобающего члену такового".
Он открыл заседание следующими словами:
– Каждый из вас получил по экземпляру поэмы Дезерта «Барс» и по номеру "Дейли фейз" за прошлую неделю. Дело не вызывает сомнений. Дезерт публично признался, что отрёкся от своей религии под пистолетом, и я заявляю, что он не вправе оставаться членом нашего клуба. Последний был основан в честь великого путешественника, который не отступил бы даже перед силами ада. Нам не нужны люди, презирающие английские традиции и открыто хвастающиеся этим.
Наступило краткое молчание, после чего пятый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, возразил:
– А поэма всё-таки чертовски хороша! Известный королевский адвокат, который когда-то совершил поездку в Турцию, прибавил:
– Не следует ли пригласить его на заседание?
– Зачем? – спросил Джек Масхем. – Он не скажет больше, чем сказано в поэме и письме его издателя.
Четвёртый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, объявил:
– Я не собираюсь обращать внимание на "Дейли фейз".
– Не наша вина, что он выбрал именно эту газетёнку, – отпарировал Джек Масхем.
– Вмешиваться в вопросы совести – всегда противно, – продолжал четвёртый член правления. – Многие ли из нас решатся утверждать, что не поступили бы так же на его месте?
Послышался звук, напоминающий шарканье ног, и сморщенный знаток раннецейлокской цивилизации прохрипел:
– По-моему, Дезерт заслуживает нагоняя не за отступничество, а за шум, поднятый им вокруг этого. Приличия ради он обязан был молчать, а не рекламировать свою книгу! Она выходит уже третьим изданием, её все читают. Делать из подобной истории деньги – это переходит всякие границы.
– Вряд ли он думал о деньгах, – возразил четвёртый член. – Спрос на книгу – следствие сенсации.
– Он мог изъять книгу из продажи.
– Смотря какой договор. Кроме того, такое решение могло быть истолковано, как бегство от бури, которую он сам же поднял. По существу, открыто во всём признаться – очень порядочно с его стороны.
– Театральный жест! – бросил королевский адвокат.
– Будь это военный клуб, там не стали бы миндальничать, – заявил Джек Масхем.
Один из присутствующих, автор книги "Второе открытие Мексики", сухо отпарировал:
– Наш клуб не военный.
– Не знаю, можно ли мерить поэтов той же меркой, что и обычных людей, – задумчиво произнёс пятый член.
– В вопросах житейских – безусловно, – ответил знаток цейлонской цивилизации.
Человечек, сидевший в конце стола, напротив председателя, поёжился, как от сквозняка, и прошипел:
– Ах, эта "Д-дейли ф-фейз"!
– Об этой истории говорит весь Лондон, – заметил королевский адвокат.
– Мои дети смеются над ней, – вмешался человек, до сих пор молчавший. – Они заявляют: "Кому какое дело до его поступка!" – рассуждают о лицемерии, издеваются над поэмой Лайела и считают, что империи будет только полезно, если с неё пособьют спесь.
– Именно так! – поддержал его Джек Масхем. – Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?
– Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? – осведомился пятый член.
– Я. Но знакомство шапочное, – отозвался Джек Масхем.
Больше никто в знакомстве не сознался.
Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:
– Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.
– Почему вас это беспокоит? – спросил четвёртый член.
– Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.
Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, ещё не брали слова, одновременно выпалили:
– Верно!
– Я не привык осуждать человека, не выслушав его, – заметил королевский адвокат.
– Ваше мнение, Бентуорт? – осведомился у председателя четвёртый член.
Помещик, куривший трубку, вынул её изо рта:
– Хочет ещё кто-нибудь высказаться?
– Да, – откликнулся автор "Второго открытия Мексики". – Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.
– Нельзя, – проворчал Джек Масхем. – В этой истории всё связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.
Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать ещё не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсуждён должным образом.
Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.
– Ну, что же решим? – спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.
Помещик выколотил трубку и сказал:
– Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.
– Слушайте! Слушайте! – возгласил королевский адвокат.
– Верно! – поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.
– Согласен! – одобрил знаток Цейлона.
– Кто против? – осведомился Помещик.
– Считаю нецелесообразным, – бросил Джек Масхем. – Он струсил и сознался в этом.
Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:
– Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.
Хотя всем было ясно, что дело ещё остаётся sub judice, три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.
После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флёр, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флёр не могла простить Дезерту того, что она именовала "противоестественной глупостью". Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68