ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Леди Монт двигалась так неторопливо, что в людском потоке то и дело возникали небольшие водовороты, и глаза её из-под приспущенных век рассматривали посетителей, призванных, так сказать, служить фоном для цветов.
Несмотря на сырой и холодный день, павильон, в который они вошли, был согрет человеческим теплом и благоуханием растений. Здесь перед искусно подобранными группами цветов предавались созерцанию их прелести самые различные представители людского рода, объединённые лишь тем непостижимым родственным чувством, которое порождается любовью к одному и тому же делу. Все вместе они составляли великую армию цветоводов – людей, выращивающих в горшках примулы, в лондонских садиках на задах – ирисы, настурции и гладиолусы, в маленьких пригородных усадебках – левкои, мальвы и турецкую гвоздику. Попадались среди них и служащие крупных цветоводств, владельцы теплиц и опытных участков, но таких было немного: они либо пришли раньше, либо должны были появиться позже. На лицах проходивших читалось любопытство, словно они присматривались к чему-то такому, за что им вскоре предстоит приняться; уполномоченные цветочных фирм отходили в сторону и делали заказы с видом людей, заключающих пари. Приглушённые голоса, которые обменивались замечаниями о цветах и выговаривали слова на все лады – лондонский, провинциальный, интеллигентский, сливались в единое жужжание, похожее на пчелиный гул, хотя и не такое приятное. Цветочный аромат и это приглушённое выражение национальной страсти, бурлившей меж парусиновых стен, оказали на Динни столь гипнотическое действие, что она притихла и переходила от одной блистательной комбинации красок к другой, растерянно поводя своим слегка вздёрнутым носиком.
Возглас тётки вывел её из оцепенения.
– Вот они! – объявила она, указывая вперёд подбородком.
Динни увидела двух мужчин, стоявших так неподвижно, что девушка подумала, не забыла ли эта пара, зачем явилась сюда. У одного были рыжеватые усы и печальные коровьи глаза; второй напоминал птицу с подшибленным крылом. Они стояли застыв, в неразношенных праздничных костюмах, не говоря ни слова и даже не глядя на цветы, как будто провидение закинуло их сюда, не дав им никаких предварительных инструкций.
– Который из них Босуэл, тётя?
– Тот, что без усов, – ответила леди Монт. – У Джонсона зелёная шляпа. Он глухой. Это так на них похоже!
Они направились к садовникам, и к Динни донёсся её возглас:
– А! Садовники вытерли руки о штаны, но по-прежнему молчали.
– Нравится? – услышала Динни вопрос тётки. Губы Босуэла и Джонсона зашевелились, но девушка не уловила ни одного членораздельного звука. Тот, кого она считала Босуэлом, приподнял шляпу и почесал голову. Затем тётка указала рукой на башмачки, и второй, тот, что в зелёной шляпе, внезапно заговорил. Он говорил так, что – как заметила Динни – даже её тётка не могла разобрать ни слова, но речь его все лилась и лилась и, казалось, доставляла ему немалое удовлетворение. Время от времени тётка восклицала: "А!" – но Джонсон продолжал говорить. Внезапно он умолк, леди Монт ещё раз воскликнула: "А!" – и снова присоединилась к племяннице.
– Что он сказал? – спросила Динни.
– Ничего. Ни слова, – ответила тётка. – Это просто немыслимо. Но ему приятно.
Она помахала рукой обоим садовникам, которые вновь застыли, и двинулась дальше.
Теперь они вошли в павильон роз. Динни взглянула на ручные часы, она условилась с Уилфридом встретиться здесь у входа.
Девушка торопливо оглянулась. Пришёл! Хилери идёт не оборачиваясь, тётя Мэй следует за ним, тётя Эм беседует с кем-то из цветоводов. Под прикрытием колоссальной группы розовых кустов Динни пробралась к выходу. Уилфрид сжал ей руки, и она позабыла, где находится.
– Хватит у тебя сил, милый? Здесь тётя Эм, мой дядя Хилери и его жена. Мне страшно хочется познакомить тебя с ними, – они ведь тоже иксы в нашем уравнении.
В эту минуту Уилфрид напоминал ей напрягшуюся перед прыжком лошадь, которой предстоит взять незнакомое препятствие.
– Как тебе угодно, Динни.
Они отыскали тётю Эм, занятую беседой с представителями Плентемских оранжерей.
– Для этих – солнечная сторона, известковая почва. А для немезий не надо. Их можно сажать где угодно. Они так впитывают влагу! Флоксы погибли. По крайней мере, они так сказали. Не знаю, правда ли. О, вот и моя племянница! Знакомься, Динни – мистер Плентем. Он часто присылает… О, мистер Дезерт! Я помню, как вы вели Майкла под руку в день его свадьбы.
Леди Монт подала Уилфриду руку и, видимо не очень спеша её отдёрнуть, приподняла брови и уставилась на него умеренно удивлённым взглядом.
– Дядя Хилери, – шёпотом напомнила Динни.
– Да, да, – спохватилась леди Монт. – Хилери, Мэй, – мистер Дезерт.
Дядя Хилери, разумеется, остался самим собою, но у тёти Мэй вид стал такой, точно она здоровается с деканом. И почти сразу же родственники, не сговариваясь, оставили Динни наедине с возлюбленным.
– Что ты скажешь о дяде Хилери?
– По-моему, он из тех, к кому можно обратиться, когда тебе трудно.
– Именно так. Он инстинктивно умеет не прошибать стены лбом, но зато непрерывно их обходит. Это у него привычка, – он ведь живёт в трущобах. Он согласен с Майклом, что публикация «Барса» – ошибка.
– Потому что я прошибаю стену лбом, да?
– Да.
– Жребий, как говорится, брошен. Жалею, если тебя это огорчает, Динни.
Рука Динни отыскала его руку.
– Нет. Мы не сложим оружия до конца. Но, Уилфрид, постарайся хоть ради меня принять всё, что произойдёт, так же спокойно, как я. Давай спрячемся за этим фейерверком фуксий и удерём. Мои к этому готовы.
Они выбрались из павильона и пошли к выходу на набережную мимо выложенных камнем цветочных клумб, перед каждой из которых, невзирая на сырость, стоял её создатель, всем своим видом говоря: "Полюбуйтесь на неё и дайте мне работу!"
– Люди создают такую красоту, а им ещё приходится упрашивать, чтобы на них обратили внимание! – возмутилась девушка.
– Куда пойдём, Динни?
– В Баттерси-парк.
– Тогда нам через мост.
– Ты был такой милый, когда разрешил представить тебя, только очень похож на лошадь, которая не даёт надеть хомут. Мне хотелось погладить тебя по шее.
– Я отвык от людей.
– Не зависеть от них – приятно.
– Люди – самая большая помеха в жизни. Но тебе, по-моему…
– Мне нужен один ты. У меня, наверно, собачья натура. Без тебя я просто пропаду.
Губы его дрогнули, и это было для неё красноречивее всякого ответа.
– Ты бывала в приёмнике для бездомных собак? Это вот тут.
– Нет. О бездомных собаках страшно думать. А надо бы. Зайдём!
Заведение всем своим видом напоминало больницу, то есть доказывало, что всё идёт как нельзя лучше, хотя на самом деле всё шло как нельзя хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68