Я никак не предполагала, что ты можешь там оказаться. В сущности, я даже не слишком надеялась застать его. Пожалуйста, позволь повидаться с тобой.
Твоя несчастная
Динни".
Девушка сама опустила письмо в ящик. На обратном пути она встретила
Кита, который возвращался домой в сопровождении гувернантки, собаки и двух младших детей тёти Эдисон. Они казались совершенно счастливыми; Динни стало стыдно не казаться такой же, и она отправилась вместе с ними пить чай в классную комнату Кита. Чаепитие ещё не закончилось, когда вернулся Майкл. Динни, редко видевшая его в обществе сынишки, была очарована непринуждённостью их взаимоотношений. Глядя на них, трудно было сказать, кто старше, хотя некоторая разница в росте и отказ от второй порции клубничного варенья говорили в пользу Майкла. Час, проведённый с детьми, был для Динни самым счастливым за пять дней, прошедших с тех пор, как она рассталась с Уилфридом. Затем она отправилась вместе с Майклом к нему в кабинет.
– Что-то случилось, Динни? Перед ней лучший друг Уилфрида, человек, которому легче всего излить душу, а у неё нет слов! И вдруг, опустившись в кресло Майкла, подперев голову руками и глядя не на него, а в пространство, словно присматриваясь к своему будущему, Динни заговорила. Майкл устроился на подоконнике; лицо его попеременно принимало то горестное, то чудаковатое выражение; время от времени он тихо вставлял успокоительное словечко. Ничто не испугало бы её, говорила Динни, ни общественное мнение, ни газеты, ни даже её семья, если бы в самом Уилфриде не таилась глубокая горькая тревога, всепоглощающее сомнение в правильности своего поступка, если бы он не стремился постоянно доказывать другим, а главное, самому себе, что он не трус. Динни впервые решилась дать выход долго сдерживаемой тревоге, которую вселяло в неё ощущение того, что она словно пробирается по болоту и каждую минуту может провалиться в бездонную трясину, прикрытую лишь тонким и обманчивым слоем дёрна. Наконец она замолчала и бессильно откинулась на спинку кресла.
– Но разве он не любит тебя по-настоящему, Динни? – мягко спросил Майкл.
– Не знаю, Майкл. Раньше я думала, что да. Теперь не знаю. За что ему меня любить? Я – обыкновенный человек, он – нет.
– Все мы кажемся себе обыкновенными. Не хочу тебе льстить, но ты кажешься мне гораздо менее обыкновенной, чем Уилфрид.
– О нет!
– Поэты доставляют окружающим одно беспокойство, – мрачно констатировал Майкл. – Итак, что же будем делать?
Вечером после обеда он ушёл якобы на вечернее заседание палаты, а на самом деле отправился на Корк-стрит.
Уилфрида дома не оказалось, и Майкл попросил у Стэка разрешения подождать. Сидя на диване в этой причудливо обставленной и плохо освещённой комнате, он корил себя за то, что пришёл. Намекнуть, что его послала Динни? Бесполезно и даже вредно. Кроме того, она же тут ни при чём. Он пришёл сам, чтобы попробовать выяснить, в самом ли деле Уилфрид любит её. Если не любит, – что ж, тем легче и быстрее она переживёт своё горе. Новость, может быть, разобьёт ей сердце, и всё же лучше это, чем гоняться за призраком. Майкл знал или догадывался, что Уилфрид совершенно не способен поддерживать односторонние отношения. Самое страшное для Динни – связать себя с ним, переоценив его чувство к ней. Возле дивана на маленьком столике с виски лежала вечерняя почта – всего два письма. Одно из них, как заметил Майкл, – от Динни. Дверь приоткрылась, и вошла собака. Она обнюхала брюки Майкла и легла, положив морду на лапы и уставившись на дверь. Он заговорил с ней, но она не обратила на него внимания. Учёная собака! "Буду ждать до одиннадцати", – решил Майкл, и почти сразу же вслед за этим вошёл Уилфрид. На щеке у него был кровоподтёк, подбородок заклеен пластырем. Собака завертелась у него под ногами.
– Похоже, вы крепко подрались, старина? – осведомился Майкл.
– Да. Виски?
– Нет, благодарю.
Он наблюдал за Уилфридом. Тот взял письма, отвернулся и вскрыл их.
"Я должен был догадаться, что он это сделает! – подумал Майкл. Пропали мои надежды! Теперь он просто обязан притворяться, что влюблён в Динни".
Уилфрид, все ещё стоя спиной к гостю, налил себе виски и выпил. Затем обернулся и спросил:
– Ну? Обескураженный таким кратким обращением и мыслью, что он пришёл выспрашивать друга, Майкл молчал.
– Что ты хотел спросить?
– Любишь ли ты Динни, – отрезал Майкл.
Уилфрид рассмеялся.
– Ну, знаешь ли!..
– Знаю. Так не может больше продолжаться. Чёрт побери, Уилфрид, ты обязан подумать о ней.
– Я думаю.
Уилфрид бросил это с таким измученным и отрешённым видом, что Майкл решил: "Не лжёт".
– Тогда, бога ради, докажи ей это! – взмолился он. – Не заставляй её терзаться.
Уилфрид отвернулся к окну и, не глядя назад, сказал:
– Ты никогда не был вынужден доказывать, что ты не трус. И не пытайся – все равно случай не подвернётся. Он приходит, когда не нужно, а не тогда, когда ты его ищешь.
– Естественно. Но это же не вина Динни, дружище.
– Её беда.
– Как же быть? Уилфрид повернулся на каблуках:
– О, чёрт бы тебя побрал, Майкл! Уходи! В такие вещи нельзя вмешиваться. Они слишком личные.
Майкл вскочил и взялся за шляпу. Уилфрид сказал именно то, о чём он и сам думал перед его приходом.
– Ты совершенно прав, – смиренно согласился он. – Спокойной ночи, старина. Хороший у тебя пёс.
– Прости, – извинился Уилфрид. – У тебя добрые намерения, но тут ты бессилен. Тут все бессильны. Спокойной ночи.
Майкл вышел и спустился с лестницы, напоминая побитую собаку.
Когда он вернулся домой, Динни уже поднялась к себе, но Флёр ждала его внизу. Он не собирался поведать ей о своём визите, но жена пристально посмотрела на него и объявила:
– Ты не был в палате, Майкл. Ты ходил к Уилфриду.
Майкл кивнул.
– Ну как?
– Ничего не вышло.
– Я заранее могла сказать тебе то же самое. Как ты поступишь на улице, увидев, что мужчина ссорится с женщиной?
– Перейду на другую сторону, если, конечно, успею вовремя их заметить.
– Тогда в чём же дело?
– Они же не ссорятся.
– Допустим. Но у них свой особый мир, вход в который закрыт для всех остальных.
– Так Уилфрид и ответил.
– Естественно.
Майкл пристально посмотрел на Флёр. У неё тоже был однажды свой особый мир. И не с ним!
– Это глупость с моей стороны. Но я вообще глуп.
– Нет, ты не глупый. Ты чересчур благожелательный. Идёшь спать?
Поднимаясь наверх, Майкл не мог отделаться от странной уверенности, что не он хочет лечь с ней в постель, а она с ним. Что ж, в постели все разом изменится, – такова уж природа мужчины!
Через окно своей комнаты, расположенной над спальней Майкла и Флёр,
Динни услышала тихое журчание их голосов и, уронив голову на руки, дала волю отчаянию. Звезды враждебны ей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Твоя несчастная
Динни".
Девушка сама опустила письмо в ящик. На обратном пути она встретила
Кита, который возвращался домой в сопровождении гувернантки, собаки и двух младших детей тёти Эдисон. Они казались совершенно счастливыми; Динни стало стыдно не казаться такой же, и она отправилась вместе с ними пить чай в классную комнату Кита. Чаепитие ещё не закончилось, когда вернулся Майкл. Динни, редко видевшая его в обществе сынишки, была очарована непринуждённостью их взаимоотношений. Глядя на них, трудно было сказать, кто старше, хотя некоторая разница в росте и отказ от второй порции клубничного варенья говорили в пользу Майкла. Час, проведённый с детьми, был для Динни самым счастливым за пять дней, прошедших с тех пор, как она рассталась с Уилфридом. Затем она отправилась вместе с Майклом к нему в кабинет.
– Что-то случилось, Динни? Перед ней лучший друг Уилфрида, человек, которому легче всего излить душу, а у неё нет слов! И вдруг, опустившись в кресло Майкла, подперев голову руками и глядя не на него, а в пространство, словно присматриваясь к своему будущему, Динни заговорила. Майкл устроился на подоконнике; лицо его попеременно принимало то горестное, то чудаковатое выражение; время от времени он тихо вставлял успокоительное словечко. Ничто не испугало бы её, говорила Динни, ни общественное мнение, ни газеты, ни даже её семья, если бы в самом Уилфриде не таилась глубокая горькая тревога, всепоглощающее сомнение в правильности своего поступка, если бы он не стремился постоянно доказывать другим, а главное, самому себе, что он не трус. Динни впервые решилась дать выход долго сдерживаемой тревоге, которую вселяло в неё ощущение того, что она словно пробирается по болоту и каждую минуту может провалиться в бездонную трясину, прикрытую лишь тонким и обманчивым слоем дёрна. Наконец она замолчала и бессильно откинулась на спинку кресла.
– Но разве он не любит тебя по-настоящему, Динни? – мягко спросил Майкл.
– Не знаю, Майкл. Раньше я думала, что да. Теперь не знаю. За что ему меня любить? Я – обыкновенный человек, он – нет.
– Все мы кажемся себе обыкновенными. Не хочу тебе льстить, но ты кажешься мне гораздо менее обыкновенной, чем Уилфрид.
– О нет!
– Поэты доставляют окружающим одно беспокойство, – мрачно констатировал Майкл. – Итак, что же будем делать?
Вечером после обеда он ушёл якобы на вечернее заседание палаты, а на самом деле отправился на Корк-стрит.
Уилфрида дома не оказалось, и Майкл попросил у Стэка разрешения подождать. Сидя на диване в этой причудливо обставленной и плохо освещённой комнате, он корил себя за то, что пришёл. Намекнуть, что его послала Динни? Бесполезно и даже вредно. Кроме того, она же тут ни при чём. Он пришёл сам, чтобы попробовать выяснить, в самом ли деле Уилфрид любит её. Если не любит, – что ж, тем легче и быстрее она переживёт своё горе. Новость, может быть, разобьёт ей сердце, и всё же лучше это, чем гоняться за призраком. Майкл знал или догадывался, что Уилфрид совершенно не способен поддерживать односторонние отношения. Самое страшное для Динни – связать себя с ним, переоценив его чувство к ней. Возле дивана на маленьком столике с виски лежала вечерняя почта – всего два письма. Одно из них, как заметил Майкл, – от Динни. Дверь приоткрылась, и вошла собака. Она обнюхала брюки Майкла и легла, положив морду на лапы и уставившись на дверь. Он заговорил с ней, но она не обратила на него внимания. Учёная собака! "Буду ждать до одиннадцати", – решил Майкл, и почти сразу же вслед за этим вошёл Уилфрид. На щеке у него был кровоподтёк, подбородок заклеен пластырем. Собака завертелась у него под ногами.
– Похоже, вы крепко подрались, старина? – осведомился Майкл.
– Да. Виски?
– Нет, благодарю.
Он наблюдал за Уилфридом. Тот взял письма, отвернулся и вскрыл их.
"Я должен был догадаться, что он это сделает! – подумал Майкл. Пропали мои надежды! Теперь он просто обязан притворяться, что влюблён в Динни".
Уилфрид, все ещё стоя спиной к гостю, налил себе виски и выпил. Затем обернулся и спросил:
– Ну? Обескураженный таким кратким обращением и мыслью, что он пришёл выспрашивать друга, Майкл молчал.
– Что ты хотел спросить?
– Любишь ли ты Динни, – отрезал Майкл.
Уилфрид рассмеялся.
– Ну, знаешь ли!..
– Знаю. Так не может больше продолжаться. Чёрт побери, Уилфрид, ты обязан подумать о ней.
– Я думаю.
Уилфрид бросил это с таким измученным и отрешённым видом, что Майкл решил: "Не лжёт".
– Тогда, бога ради, докажи ей это! – взмолился он. – Не заставляй её терзаться.
Уилфрид отвернулся к окну и, не глядя назад, сказал:
– Ты никогда не был вынужден доказывать, что ты не трус. И не пытайся – все равно случай не подвернётся. Он приходит, когда не нужно, а не тогда, когда ты его ищешь.
– Естественно. Но это же не вина Динни, дружище.
– Её беда.
– Как же быть? Уилфрид повернулся на каблуках:
– О, чёрт бы тебя побрал, Майкл! Уходи! В такие вещи нельзя вмешиваться. Они слишком личные.
Майкл вскочил и взялся за шляпу. Уилфрид сказал именно то, о чём он и сам думал перед его приходом.
– Ты совершенно прав, – смиренно согласился он. – Спокойной ночи, старина. Хороший у тебя пёс.
– Прости, – извинился Уилфрид. – У тебя добрые намерения, но тут ты бессилен. Тут все бессильны. Спокойной ночи.
Майкл вышел и спустился с лестницы, напоминая побитую собаку.
Когда он вернулся домой, Динни уже поднялась к себе, но Флёр ждала его внизу. Он не собирался поведать ей о своём визите, но жена пристально посмотрела на него и объявила:
– Ты не был в палате, Майкл. Ты ходил к Уилфриду.
Майкл кивнул.
– Ну как?
– Ничего не вышло.
– Я заранее могла сказать тебе то же самое. Как ты поступишь на улице, увидев, что мужчина ссорится с женщиной?
– Перейду на другую сторону, если, конечно, успею вовремя их заметить.
– Тогда в чём же дело?
– Они же не ссорятся.
– Допустим. Но у них свой особый мир, вход в который закрыт для всех остальных.
– Так Уилфрид и ответил.
– Естественно.
Майкл пристально посмотрел на Флёр. У неё тоже был однажды свой особый мир. И не с ним!
– Это глупость с моей стороны. Но я вообще глуп.
– Нет, ты не глупый. Ты чересчур благожелательный. Идёшь спать?
Поднимаясь наверх, Майкл не мог отделаться от странной уверенности, что не он хочет лечь с ней в постель, а она с ним. Что ж, в постели все разом изменится, – такова уж природа мужчины!
Через окно своей комнаты, расположенной над спальней Майкла и Флёр,
Динни услышала тихое журчание их голосов и, уронив голову на руки, дала волю отчаянию. Звезды враждебны ей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68