– О госпожа, письмо из Токио! Конверт весь промок, я сушила его над огнем и, видите, как закоптила…
4
Первым чувством графини, когда она взяла в руки письмо, было волнение. Впервые за долгое время увидела она почерк мужа – что же таится в этом толстом пакете? Не в силах дождаться, пока горничная уберет постель и выйдет из комнаты, она разорвала конверт. Оттуда выпала мелко сложенная газета и исписанный лист почтовой бумаги. Графиня прежде всего развернула письмо.
«Госпоже шантажистке в Нумадзу.
Так вот, оказывается, на что способна «добродетельная женщина»! Она натравливает распутного шалопая на собственного мужа, мало этого – она выставляет мужа на посмешище перед каждым встречным и поперечным и в довершение всего – марает честь графа Китагава на страницах газет! Поистине, у меня нет слов, чтобы выразить свое негодование! В прежние времена за такие поступки убивали собственными руками или бросали на бамбуковые колья – но для вас подобная казнь считалась бы еще недостаточным наказанием! Скажу откровенно – я уже собирался дать вам развод, но теперь передумал. Развода вы не получите. Тем более я не разрешу вам вернуться в Токио. Впрочем, нет, можете возвращаться! Если у вас хватит наглости и бесстыдства взглянуть мне в лицо – возвращайтесь! Какой наглостью нужно обладать, чтобы, выпачкав мужа с ног до головы грязью, заговорить о возвращении! Поистине только теперь я узнал, до какого бесстыдства может дойти так называемая «святая добродетель»!
Не затрудняйте себя беспокойством о Мити. У нее есть отец, есть и мать – О-Суми, так что можете избавить себя от заботы о ней. Больше вы не увидите Мити, можете на досуге молиться за ее благополучие. Пока вы живы, ноги моей не будет в Нумадзу. По особому снисхождению разрешаю вам жить на вилле; голодной смертью, так и быть, умереть вам тоже не дам. А потому прекратите шантаж, бросьте интриги и сидите там смирно. Если нечто подобное повторится еще раз – пощады не ждите.
Да, нечего сказать, в хорошем свете выставили вы меня перед обществом. И все потому, что я имел несчастье взять в жены «образец женщины»! Ваши благодеяния буду помнить до конца моих дней. … месяца …дня
Китагава.
P. S. Спешу уведомить, что граф Фудзисава пребывает в добром здоровье».
Ничего не понимая, графиня несколько раз перечитала письмо. Ио, развернув газету и увидев среди разных сообщений отчеркнутую красным заметку, она изменилась в лице. Это не был официоз, подобострастно избегающий упоминать имя графа Фудзисава, или газета оппозиции, связанная с графом Китагава; перед ней лежал маленький бульварный листок, из разряда тех, которые, в обход строгих законов цензуры, охотно помещают заметки, разоблачающие темные стороны жизни высшего общества. Под заголовком «Порочный граф» здесь бесцеремонно и бесстыдно описывалась вся подноготная семейной жизни Китагава. Вся история брака графини была преподнесена в мельчайших, до ужаса подробных деталях.
Графине показалось, будто тело ее охватило огнем, потом ледяным холодом. Не приходилось сомневаться в источнике этой информации. Стиль виконта Умэдзу, так долго не подававшего о себе вестей, до отвращения ясно чувствовался в этой заметке.
Спрятав письмо и газету на груди под кимоно, графиня резким движением поднялась, позвала слугу, объявила, что она отправляется, – если мост разрушен, пусть до Нумадзу ее доставят на лодке, – и распорядилась послать телеграмму – одну в адрес графа Китагава, другую на имя Митико, в дом Сасакура. «Завтра выезжаю» – гласил текст телеграммы.
– Значит, госпожа все-таки решила ехать?
– Да, хотя бы завтра вместо дождя с неба сыпались копья… Завтра я еду.
– А в давешнем письме, осмелюсь спросить, что-нибудь на этот счет говорится…
– Муж пишет, чтобы я возвращалась.
Все еще сомневаясь, слуга поднял голову и взглянул на графиню.
Графиня улыбалась.
Окончательно сбитый с толку старик отвесил низкий поклон и вышел.
5
После полудня дождь прекратился, непогода утихла, и графиня, единственная забота которой состояла в том, чтобы поскорее прожить этот день и скоротать ночь, вышла на берег моря.
Буря пронеслась, но небо было все еще затянуто тяжелыми тучами, и море ревело по-прежнему. Поодаль, на берегу, у деревни Гангодо, суетились и шумели люди. Но здесь, близ устья реки, не было ни души. На берегу виднелись выброшенные морем и наполовину занесенные песком доски, обломки деревьев, сосновые ветки. Машинально подвигаясь вперед, графиня подошла к тему месту, где обрыв горы Усибусэяма вдавался в море.
Направо раскинулась сосновая роща Сэмбоммацубара, та самая, о которой поется в детской песенке, налево виднелся мыс Осэдзаки на полуострове Идзу; вся остальная часть побережья – и вблизи и вдали – исчезла, подернутая туманной пеленой. Внизу, у самых ног, билось бескрайнее море, волны ударялись о скалы, разлетаясь брызгами белой пены. Прямо напротив из моря выступал большой утес. Волны непрерывно перекатывались через его вершину. Графине вспомнился ее сон, и она всмотрелась в этот утес. Там никого не было – сидели только две-три белые чайки. Графиня смотрела на них долго, словно в забытьи.
Внезапно, как будто опомнившись, она достала из-за пазухи газету и письмо графа, машинально развернула и, не читая, стала рвать на мелкие кусочки, комкать и бросать разорванные клочки в воду. Волны, набегая на берег, уносили с собой обрывки бумаги. Графиня следила за ними с какой-то тайной радостью. Иногда какой-нибудь клочок застревал между камнями, уцелев от набега волн, и тогда графиня нагибалась и сталкивала его в воду.
– Осторожней, госпожа! – окликнул вдруг ее чей-то голос. Перед ней стоял старый рыбак, подпоясанный веревкой.
– Здравствуйте, здравствуйте, госпожа! – приветствовал он графиню. – Знатная буря выдалась! Что? Спасибо, спасибо… Да мне горя мало, я у моря семьдесят лет прожил, вчерашний ураган я уже за несколько дней чуял, садки все убрал заранее, так что убытку почитай что и нет… Крыша только пострадала, да и то самую малость…
– Ты и сегодня носил продавать рыбу?
– Нет, сегодня не носил… А рыбы много… Вся укрыта в садке. Есть и черные «тай» и красные… У меня какая хочешь рыба найдется, только тухлятины не бывает… Прикажете принести, госпожа?
– Принеси… Сегодня мы в последний раз покупаем у тебя рыбу, дедушка.
– Что так? – удивился старик.
– Завтра я уезжаю в Токио. Спасибо тебе, дедушка, что не забывал, носил рыбу.
– Вот что! Завтра уезжаете?.. Вот они какие дела! А я и не слыхал ничего, и разговора-то вроде не было… Значит, уезжаете, вот оно что…
– Будь здоров, дедушка.
– Спасибо на добром слове. Завтра, значит, уезжаете… А я и не знал!..
– Вот ты, дедушка, как-то раз говорил, что тебе уже семьдесят восемь лет… Что же, родных у тебя никого нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80