– Ничего, за один завтрак ты меня не объешь.
Джилли притворилась, будто не замечает, как гордость Энни борется с потребностями, которые диктовало ее положение.
– Ну если ничего, то тогда ладно, – робко сказала она наконец.
– Иначе я бы не предлагала, – ответила Джилли.
Она соскользнула с подоконника и прошла в кухонный уголок мансарды. В одиночку она обходилась чисто символическим завтраком, но сейчас не прошло и двадцати минут, как она и ее гостья уже сидели за столом, на котором аппетитно дымились яичница с беконом, жареная картошка, тосты, кофе для Джилли и травяной чай для Энни.
– Какие у тебя на сегодня планы? – спросила Джилли, когда они закончили.
– А что? – немедленно насторожилась Энни.
– Я подумала, может, ты не откажешься сходить со мной к моей подруге.
– Благотворительность какая-нибудь?
Она сказала это таким тоном, как будто речь шла о тараканах или еще каких-нибудь паразитах. Джилли тряхнула головой:
– Да нет, скорее бесплатный совет. Ее зовут Анжелина Марсо. Она работает в центре помощи всем нуждающимся на Грассо-стрит. Он существует только на частные пожертвования, никакой политики.
– Я про нее слышала. Ангел с Грассо-стрит.
– Если не хочешь, можешь не ходить, – сказала Джилли, – но она будет рада с тобой познакомиться.
– Еще бы.
Джилли пожала плечами. Когда она начала убирать со стола, Энни ее остановила.
– Пожалуйста, – сказала она, – дай я.
Джилли подхватила с кровати свой блокнот и вернулась на подоконник, а Энни принялась мыть посуду. Начатый утром портрет был почти закончен, когда девушка подошла и присела на краешек раскладной кровати.
– Та картина на мольберте, – начала она. – Это твоя новая работа?
Джилли кивнула.
– Она совсем не такая, как остальные.
– Я работаю с группой художников, которые называют себя «Студия пяти поющих койотов», – объяснила Джилли. – Вообще-то хозяйка студии Софи Этойль, моя подруга, но время от времени мы работаем там все вместе. Нас пятеро, все женщины, через месяц мы делаем совместную выставку в галерее «Зеленый человек» на тему дурного обращения с детьми.
– И эта картина там тоже будет? – спросила Энни.
– Да, и еще две, которые я сейчас рисую.
– А как называется эта?
– "Я больше не умею смеяться".
Энни сложила ладони поверх своего огромного живота.
– Я тоже, – сказала она.
6
«Я больше не умею смеяться», Джилли Копперкорн. Масло, аппликация. Студия «Йор-стрит», Ньюфорд, 1991.
На полотне изображена женская фигура в полный рост, она стоит, привалившись к стене здания в классической позе проститутки, поджидающей клиента. На ней туфли на высоком каблуке, мини-юбка, обтягивающий топ и короткая куртка, крохотная сумочка на длинном тонком ремешке свисает с плеча на бедро. Руки засунуты в карманы куртки. У женщины усталое лицо, а отсутствующий взгляд наркоманки сводит на нет все ее попытки придать себе соблазнительный вид.
У ее ног к полотну приклеен презерватив, обработанный для твердости гипсом.
Женщине на картине тринадцать лет.
Я начала убегать из дома с десяти лет. В то лето, когда мне исполнилось одиннадцать, я добралась до Ньюфорда и прожила на его улицах целых шесть месяцев. Ела, что удавалось найти в контейнерах за «МакДоналдсом» и другими ресторанами на Уильямсон-стрит, – кстати, жратва там нормальная. Просто засохшая, оттого, что долго валялась под обогревательными лампами.
Все шесть месяцев я не спала ночами, а ходила по улицам. Я боялась спать в темноте, ведь я была еще совсем девчонкой и кто знает, что могло случиться. По крайней мере, когда не спишь, то можно хотя бы спрятаться от любой опасности. Зато днем я отсыпалась где придется: в парках, на задних сиденьях брошенных машин, в любом месте, где меня, как мне казалось, не поймают. Грязной я старалась не ходить: мылась в туалетных комнатах ресторанов и еще в баре при бензоколонке на Йор-стрит, там на насосах работал один парень, которому я понравилась. В дни зарплаты он водил меня обедать в гриль на той же улице.
Тогда же я начала рисовать, и первое время пыталась толкать свою мазню туристам на Пирсе, но картинки были так себе, да и рисовала я карандашом на листах почтовой бумаги, а то и вовсе на страничках, вырванных из старых школьных тетрадок, – понятное дело, на стенку такое не повесишь. Так что попрошайничеством и магазинными кражами у меня получалось зарабатывать куда лучше.
Меня замели, когда я пыталась стащить переносной кассетник в «Кригер стерео», который был там, где сейчас «Джипси рекордз». Теперь он в торговом центре за Катакомбами. Ростом я для своих лет всегда была маловата, поэтому, когда я попыталась убедить копов в том, что я старше, чем кажусь, они мне не поверили. Я предпочитала попасть в колонию для малолеток, чем возвращаться домой к родителям, но ничего не вышло. Бог знает с чего вдруг, но мои родители решили заявить в полицию о том, что я пропала. Их это никогда особенно не беспокоило.
Но домой я так и не попала. Мать не хотела, чтобы я возвращалась, а отец не спорил, так что, наверное, и он тоже не хотел. Сначала я думала, что это здорово, пока не начала мотаться из одной приемной семьи в другую, залетая в промежутках в Дом для своенравных девиц. Обыкновенная тюрьма для малолеток, только название старомодное.
Бывают, наверное, хорошие приемные родители, но я таких не встречала. Моим надо было только одно: чек, а когда они его получали, то обращались со мной как с куском дерьма, пока не приходила тетка из социальной службы проверить, как дела. Вот тогда меня переселяли с матрасика в подвале в детскую. В первый раз я все же пожаловалась тетке на то, что происходит, но она мне не поверила, а после ее ухода приемные родители избили меня до полусмерти. Больше я этой ошибки не повторяла.
Мне было тринадцать, и это была не то четвертая, не то пятая по счету приемная семья, в которой ко мне опять начал приставать отец. Но тут я решила, что с меня этого дерьма хватит. Вмазала старому козлу по яйцам и смоталась в Ньюфорд.
Я стала старше и опытнее. Девчонки, с которыми я говорила в исправительном доме, рассказали, как туда добраться, кому можно доверять, а кто мигом тебя на панель выставит.
Я совсем не собиралась становиться проституткой. Не знаю даже, чем я думала заниматься, когда доберусь до города, – по-моему, у меня тогда в голове вообще ни одной мысли не было. А потом я связалась с этим парнем, Роберт Карсон его звали. Ему было пятнадцать.
Мы познакомились на пляже, где все лето зависала городская молодежь, а потом стали снимать комнату на Грассо-стрит, рядом со школой. Мне тогда и думать о близости с парнем было противно, но мы так крепко сидели на наркоте – кислоту, МДА, кок, гер, все перепробовали, – что я даже не помню, как он меня дрючил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124