Некоторые предпочли остаться в своих перьях и рассаживаются на крыше террасы и на ветвях старой кривобокой яблони. Нетти, кажется, не замечает никого вокруг.
– Я слышала, что вы можете научить меня летать, – вот и все, что она говорит.
Идония начинает хохотать и никак не может остановиться.
– Где ты это услышала, девочка? – наконец спрашивает она.
– Не помню точно. Но вы должны сказать мне, мэм, это правда?
– Ну что ж, – говорит Идония, – может, и правда.
Один из Морганов насмешливо фыркает, и глава семьи награждает его грозным взглядом, но Нетти не замечает и этого. Неопределенные слова Идонии пробуждают в ней надежду.
– Но это не легкое дело, – предупреждает ее Идония.
– Я не чураюсь тяжелой работы.
Идония коротко кивает, и ее продолговатое фамильное лицо Морганов приобретает серьезный вид.
– И ты можешь пострадать, – добавляет она. – Поначалу, зато потом все будет прекрасно.
Нетти только распрямляет свои исхудавшие плечи.
– Когда мы можем начать?
– Прямо сейчас, девочка, – говорит Идония.
Она встает со своего кресла, подходит к стоящей в пыли Нетти, обнимает ее за плечи и ведет наверх, к амбару. Вокруг них собралось уже не меньше двух десятков Морганов, все они пялят глаза на гостью и усмехаются. Впервые Нетти замечает их присутствие, и на ее лице мелькает тень сомнения. Идония крепче сжимает ее плечи.
– Не стоит волноваться из-за моих родственников, – успокаивает ее Идония. – Мы поступим с тобой так же, как и с любым из своих гостей.
Нетти немного успокаивается, хотя Идония и не сказала, хорошо с ней обойдутся или плохо.
– Убирайтесь, – бросает Идония через плечо, когда все Морганы толпой устремляются вслед за женщинами. – Дайте нам вздохнуть свободно. Неужели вам больше нечем заняться?
К двери амбара подходят только Идония с Нетти да пара сыновей хозяйки. Даниэль и Вашингтон. Не удивляйтесь, что мне известны их имена. Я знаю всех, кто там был. Их имена высечены в моем сердце, словно камнерез высек их на широкой и плоской могильной плите, чтобы любой прохожий мог их прочесть, чтобы дожди и снег не стерли букв, чтобы их невозможно было забыть. Чтобы я не смог забыть.
Так они вчетвером подходят к дверям амбара, а остальные рассеиваются по ферме, занимаются своими делами как ни в чем не бывало. Птицы, сидящие на крыше террасы и кривой яблоне, влетают в открытую дверь амбара прямо перед ними и исчезают в темноте.
– Что там такое? – спрашивает Нетти, ощутив легкое беспокойство.
Она почувствовала какой-то запах и никак не может его распознать. Словно кто-то умер в амбаре, но не сейчас, а давным-давно. Старый запах смерти.
– Там мы обеспечим тебя подходящей шкурой с перьями, – говорит Идония и входит в амбар.
Нетти идет следом и растерянно щурится в темноте. Запах здесь намного сильнее. Так и кажется, что он плотной пленкой обволакивает ее легкие. Но вот глаза немного привыкают к темноте, и у Нетти тотчас же начинает кружиться голова. Она бы наверняка упала в обморок, если бы ее не подхватили под руки двое Морганов. Они крепко держат ее, словно тисками сжимая запястья.
– Ну как, ты еще не передумала? – спрашивает Идония.
– Я… Я…
Нетти не в силах вымолвить ни слова. Она молча смотрит на тысячи вороньих шкур, свисающих с крючков на стенах. Большинство шкур принадлежало маленьким кузинам, но есть и более крупные экземпляры – кое-кто из воронова племени слишком близко подлетел к владениям Морганов и не сумел вовремя убраться отсюда.
– А как ты думаешь, где бы мы нашли для тебя перья? – спрашивает Даниэль, и его голос отдается в ушах Нетти скрипом ржавого железа.
– Не надо ее пугать, Даниэль, – одергивает его Идония.
Вашингтон смеется:
– Теперь все равно слишком поздно.
Нетти собирает последние силы, почти покинувшие ее при виде огромного количества птичьих шкур. Она пытается вырваться, но Морганы без труда вталкивают ее вглубь амбара.
Меня позвали не предсмертные страдания Нетти, а ее стремление выполнить свой долг. Вот что заставило меня примчаться к пересохшему ручью у дома семьи Бин. Морганы бросили ее здесь, словно сломанную куклу, после того как напялили на Нетти воронью шкуру и столкнули с высокой скалы. Они оставили ее умирать, но дух Нетти слишком силен, она не может успокоиться, пока не позаботится о судьбе нашей дочери.
Эта последняя мысль Нетти превращается в острую стрелу и настигает меня на северном берегу Орегона, где я навещал своих родственниц, зажигает огонь в моей груди и тянет к Хазарду. С первыми лучами солнца я вылетаю из Портленда, держу курс сначала на Ньюфорд, потом стремительно несусь в Хазард, но добираюсь до места не раньше полудня. А потом стою над ней и плачу при виде того, что случилось с моей дорогой девочкой-лисичкой.
– Будь… ты проклят… Джек, – говорит она, как только замечает мое присутствие. – Всегда… всегда слишком поздно…
Я не могу произнести ни слова. Нет на свете таких слов, которые могли бы облегчить ее страдания. Я опускаюсь рядом с ней на колени, вливаю несколько капель воды между пересохших губ, протираю лицо влажной тряпицей, а сердце мое в это время медленно умирает.
– Ты… ты должен… сделать это… ради меня…
Она жаждет получить успокоение не от моего присутствия. Нетти гложет только забота о дочери.
– Ты… должен пообещать… Ты ее… отыщешь… Ты будешь… заботиться.
У меня нет волшебных способностей девчонок-ворон. Я не могу заставить срастись сломанные кости и разорванные мышцы. Не уверен, смогут ли они ей помочь, настолько плохо выглядит Нетти. Но я должен попытаться обратиться к ним.
– Разреши, я позову девчонок-ворон, – говорю я. – Пусть они попробуют…
– Обещай мне.
Небесно-голубые глаза затуманены болью, но взгляд цепко держит меня, и я не могу отвернуться.
– Я обещаю, – говорю я. – Я отыщу, сколько бы это ни заняло времени. Я отыщу нашу дочь и позабочусь о ней.
– Бе… Береги…
– Я буду ее оберегать. А сейчас ты должна мне позволить…
Но Нетти добилась, чего хотела. Она слышит мои слова, слышит то, ради чего держалась так долго, а потом уходит. Я осознаю ее неподвижность, и в душе все заполняется тьмой. Я едва могу дышать. Дрожащими руками закрываю ей глаза, потом упираюсь лбом в землю и не могу сдержать рыданий.
Я не перестаю спрашивать себя снова и снова, зачем ворвался в ее жизнь, зачем все так усложнил?
Но на подобные вопросы не существует ответов.
Я поднимаю голову к небу и пытаюсь выкричать свою боль, пока из горла вместо воплей не раздается хриплое шипение, но и в нем выплескивается мое страдание, переполняющее душу.
Почти стемнело, когда я наконец смог подняться с земли и отнести Нетти в дом. Я освободил ее от вороньих перьев, омыл ее тело и одел в одно из чудесных платьев в цветочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
– Я слышала, что вы можете научить меня летать, – вот и все, что она говорит.
Идония начинает хохотать и никак не может остановиться.
– Где ты это услышала, девочка? – наконец спрашивает она.
– Не помню точно. Но вы должны сказать мне, мэм, это правда?
– Ну что ж, – говорит Идония, – может, и правда.
Один из Морганов насмешливо фыркает, и глава семьи награждает его грозным взглядом, но Нетти не замечает и этого. Неопределенные слова Идонии пробуждают в ней надежду.
– Но это не легкое дело, – предупреждает ее Идония.
– Я не чураюсь тяжелой работы.
Идония коротко кивает, и ее продолговатое фамильное лицо Морганов приобретает серьезный вид.
– И ты можешь пострадать, – добавляет она. – Поначалу, зато потом все будет прекрасно.
Нетти только распрямляет свои исхудавшие плечи.
– Когда мы можем начать?
– Прямо сейчас, девочка, – говорит Идония.
Она встает со своего кресла, подходит к стоящей в пыли Нетти, обнимает ее за плечи и ведет наверх, к амбару. Вокруг них собралось уже не меньше двух десятков Морганов, все они пялят глаза на гостью и усмехаются. Впервые Нетти замечает их присутствие, и на ее лице мелькает тень сомнения. Идония крепче сжимает ее плечи.
– Не стоит волноваться из-за моих родственников, – успокаивает ее Идония. – Мы поступим с тобой так же, как и с любым из своих гостей.
Нетти немного успокаивается, хотя Идония и не сказала, хорошо с ней обойдутся или плохо.
– Убирайтесь, – бросает Идония через плечо, когда все Морганы толпой устремляются вслед за женщинами. – Дайте нам вздохнуть свободно. Неужели вам больше нечем заняться?
К двери амбара подходят только Идония с Нетти да пара сыновей хозяйки. Даниэль и Вашингтон. Не удивляйтесь, что мне известны их имена. Я знаю всех, кто там был. Их имена высечены в моем сердце, словно камнерез высек их на широкой и плоской могильной плите, чтобы любой прохожий мог их прочесть, чтобы дожди и снег не стерли букв, чтобы их невозможно было забыть. Чтобы я не смог забыть.
Так они вчетвером подходят к дверям амбара, а остальные рассеиваются по ферме, занимаются своими делами как ни в чем не бывало. Птицы, сидящие на крыше террасы и кривой яблоне, влетают в открытую дверь амбара прямо перед ними и исчезают в темноте.
– Что там такое? – спрашивает Нетти, ощутив легкое беспокойство.
Она почувствовала какой-то запах и никак не может его распознать. Словно кто-то умер в амбаре, но не сейчас, а давным-давно. Старый запах смерти.
– Там мы обеспечим тебя подходящей шкурой с перьями, – говорит Идония и входит в амбар.
Нетти идет следом и растерянно щурится в темноте. Запах здесь намного сильнее. Так и кажется, что он плотной пленкой обволакивает ее легкие. Но вот глаза немного привыкают к темноте, и у Нетти тотчас же начинает кружиться голова. Она бы наверняка упала в обморок, если бы ее не подхватили под руки двое Морганов. Они крепко держат ее, словно тисками сжимая запястья.
– Ну как, ты еще не передумала? – спрашивает Идония.
– Я… Я…
Нетти не в силах вымолвить ни слова. Она молча смотрит на тысячи вороньих шкур, свисающих с крючков на стенах. Большинство шкур принадлежало маленьким кузинам, но есть и более крупные экземпляры – кое-кто из воронова племени слишком близко подлетел к владениям Морганов и не сумел вовремя убраться отсюда.
– А как ты думаешь, где бы мы нашли для тебя перья? – спрашивает Даниэль, и его голос отдается в ушах Нетти скрипом ржавого железа.
– Не надо ее пугать, Даниэль, – одергивает его Идония.
Вашингтон смеется:
– Теперь все равно слишком поздно.
Нетти собирает последние силы, почти покинувшие ее при виде огромного количества птичьих шкур. Она пытается вырваться, но Морганы без труда вталкивают ее вглубь амбара.
Меня позвали не предсмертные страдания Нетти, а ее стремление выполнить свой долг. Вот что заставило меня примчаться к пересохшему ручью у дома семьи Бин. Морганы бросили ее здесь, словно сломанную куклу, после того как напялили на Нетти воронью шкуру и столкнули с высокой скалы. Они оставили ее умирать, но дух Нетти слишком силен, она не может успокоиться, пока не позаботится о судьбе нашей дочери.
Эта последняя мысль Нетти превращается в острую стрелу и настигает меня на северном берегу Орегона, где я навещал своих родственниц, зажигает огонь в моей груди и тянет к Хазарду. С первыми лучами солнца я вылетаю из Портленда, держу курс сначала на Ньюфорд, потом стремительно несусь в Хазард, но добираюсь до места не раньше полудня. А потом стою над ней и плачу при виде того, что случилось с моей дорогой девочкой-лисичкой.
– Будь… ты проклят… Джек, – говорит она, как только замечает мое присутствие. – Всегда… всегда слишком поздно…
Я не могу произнести ни слова. Нет на свете таких слов, которые могли бы облегчить ее страдания. Я опускаюсь рядом с ней на колени, вливаю несколько капель воды между пересохших губ, протираю лицо влажной тряпицей, а сердце мое в это время медленно умирает.
– Ты… ты должен… сделать это… ради меня…
Она жаждет получить успокоение не от моего присутствия. Нетти гложет только забота о дочери.
– Ты… должен пообещать… Ты ее… отыщешь… Ты будешь… заботиться.
У меня нет волшебных способностей девчонок-ворон. Я не могу заставить срастись сломанные кости и разорванные мышцы. Не уверен, смогут ли они ей помочь, настолько плохо выглядит Нетти. Но я должен попытаться обратиться к ним.
– Разреши, я позову девчонок-ворон, – говорю я. – Пусть они попробуют…
– Обещай мне.
Небесно-голубые глаза затуманены болью, но взгляд цепко держит меня, и я не могу отвернуться.
– Я обещаю, – говорю я. – Я отыщу, сколько бы это ни заняло времени. Я отыщу нашу дочь и позабочусь о ней.
– Бе… Береги…
– Я буду ее оберегать. А сейчас ты должна мне позволить…
Но Нетти добилась, чего хотела. Она слышит мои слова, слышит то, ради чего держалась так долго, а потом уходит. Я осознаю ее неподвижность, и в душе все заполняется тьмой. Я едва могу дышать. Дрожащими руками закрываю ей глаза, потом упираюсь лбом в землю и не могу сдержать рыданий.
Я не перестаю спрашивать себя снова и снова, зачем ворвался в ее жизнь, зачем все так усложнил?
Но на подобные вопросы не существует ответов.
Я поднимаю голову к небу и пытаюсь выкричать свою боль, пока из горла вместо воплей не раздается хриплое шипение, но и в нем выплескивается мое страдание, переполняющее душу.
Почти стемнело, когда я наконец смог подняться с земли и отнести Нетти в дом. Я освободил ее от вороньих перьев, омыл ее тело и одел в одно из чудесных платьев в цветочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142