Ну, как бы это сказать, запоздалый медовый месяц.
Латимер успел несколько расслабиться, но эта новость потрясла его. Он почувствовал себя мышонком, попавшим в лапы безжалостного кота. Его беспокойство не улеглось, даже когда Захарий удивленно сказал:
– А Лисса мне ничего не сказала, что вы собираетесь в Нью-Орлеан!
Не спуская глаз с Латимера, Доминик с издевкой сказал:
– Я сам только что об этом подумал. Для нее это будет сюрприз.
Латимер напряженно спросил:
– Так ты твердо решил? Я плачу тебе в Нью-Орлеане?
Доминику, наконец, все это наскучило, и он сказал:
– Да, конечно. Но я считаю, мы должны назначить дату. Тянуть с такими делами нельзя.
– Очень хорошо, – кивнул Латимер. – Допустим, первого сентября в Нью-Орлеане? Устроит?
– Прекрасно, – добродушно ответил Доминик.
Страстно желая его задушить, Латимер натянуто улыбнулся и, поколебавшись, неуверенно сказал:
– Я был бы очень признателен, если бы все, что здесь было сказано, не пошло дальше.
– Естественно, это было бы не по-джентельменски с нашей стороны, – согласился Доминик.
Мистер Смитфилд откашлялся.
Считая, что процедура окончена, Латимер собрался уходить, но Доминик сказал:
– Постой, Латимер. А тебе не интересно узнать, куда пойдут твои деньги?
Едва сдерживая ярость, от которой его уже трясло, Латимер резко повернулся к Доминику:
– Думаю, что это меня не касается. Эти деньги больше не мои.
Доминик улыбнулся и, не спуская глаз с Латимера, заявил:
– Я хочу открыть новый счет, мистер Смитфилд. И положить все деньги мистера Латимера на него. А счет будет на имя моей жены. Все деньги будут только ее. Это что-то вроде вознаграждения или отчасти – возмещения…
Мускулы на лице Латимера напряглись, когда до него дошел смысл этих слов. Голубые глаза засверкали яростью, и он шагнул вперед.
– Значит, ты все знаешь? – прошипел он с ненавистью.
Доминик широко улыбнулся:
– Совершенно верно.
Не в силах сохранять даже видимость вежливости, Латимер закричал:
– Может, ты и выиграл эту партию, Слэйд! Но придет время, и тогда, видит Бог, ты заплатишь за все!
Развернувшись на каблуках, он большими шагами покинул офис и резко захлопнул за собой дверь. Наступила тишина, затем Смитфилд удивленно воскликнул:
– Ну и ну! Никогда бы не подумал, что мистер Латимер способен так себя вести! Он всегда казался мне джентльменом.
Никто из присутствующих ничего не сказал, и Смитфилд вернулся к делу.
– Если вы ничего не имеете против и подождете несколько минут, я подготовлю бумаги.
Доминик вежливо поклонился, и вскоре они вместе с Рейсом и Захарием покинули банк. Как только последнее городское строение осталось позади, Ройс требовательно спросил:
– Может, ты все же объяснишь, из-за чего этот шум и гам? С тех пор, как ты появился вчера у Нортона, меня все время мучило любопытство. Мне казалось, я присутствую на спектакле, два акта которого пропустил.
Доминик ухмыльнулся:
– Это слишком личное. Одно из лиц, вовлеченных в это дело, леди, которая мне очень дорога. И с моей стороны было бы нетактично обсуждать эту историю. – Его серые глаза сияли. – Достаточно сказать, что я предпочел карты пистолету, чтобы получить удовлетворение. И я думаю, леди будет довольна.
Прежде чем Ройс успел что-либо сказать, Захарий взорвался:
– Значит, ты подслушал наш разговор! Доминик кивнул:
– Да. Но тебе лучше держать это при себе. Со страданием в голосе Ройс вскричал:
– Вам никто не говорил, что невежливо обсуждать свои секреты в присутствии третьего.
Две широкие улыбки были ответом на его слова.
– Ну хорошо, не говорите. Я сам могу догадаться. Храните свои проклятые секреты.
Ройс выглядел таким обиженным, что Доминик и Захарий расхохотались, и сам Ройс не удержался от смеха. В хорошем настроении они расстались на развилке дороги.
Доминик отвел лошадь на конюшню и легким шагом пошел к дому. Предупредив слуг, чтобы они не беспокоили его и Мелиссу, он пошел искать жену.
Гамак, натянутый между дубами, находился в тихом укромном уголке. Дубы позеленели от мха, а на буках и вязах висели гирлянды вьющегося хмеля. Легкий ветерок доносил запах магнолий и жасмина. Доминик тихо подошел к гамаку и увидел, что Мелисса крепко спит. Маленький томик любовных сонетов в кожаном переплете лежал у нее на груди. Его лицо смягчилось, когда он разглядывал милые черты. Доминик заметил, что жена надела новое платье из легкой зеленоватой ткани, отделанное светло-бежевыми кружевами. Нежная улыбка появилась на лице Доминика, когда его взгляд упал на длинные темные ресницы, на прямой носик над красивым ртом и упрямым подбородком. «Это его жена, – подумал Доминик с чувством восторга и возбуждения, – его дорогая, очаровательная, внимательная жена».
Глядя на ее спокойные, ясные черты, он подумал: как он смел полагать, что она – расчетливая маленькая шельма, пытающаяся поймать в свои сети богатого мужа? Ведь правда была очевидна с самого начала, надо было лишь отбросить гнев и уязвленную гордость, а он? Печально улыбнувшись, Доминик признался себе, что всему виной было его упрямство. Он не хотел ни влюбляться, ни жениться, но, однако, как только Мелисса вошла в его жизнь, что-то в нем измени-, лось, хотя он отказывался это признать. «Ну уж хватит, – поклялся он себе. – Жена – самое дорогое для меня в мире существо».
Доминик опустился на колени перед гамаком, и его серые глаза с обожанием смотрели на лицо жены. Если бы она тогда не перепутала комнаты, совсем иначе сложилась бы их судьба, и какой пустой была бы его жизнь без нее. Он почти готов был благодарить Латимера, который нечаянно привел Мелиссу в его объятия. Бессознательно Доминик коснулся пальцами локона у нежной щеки и потянул его.
Мелиссе стало больно, она открыла глаза, огляделась и увидела смуглое лицо Доминика так близко от себя, что испуганно отпрянула, вскрикнув. Он проговорил:
– Извини. Я не хотел тебя напугать.
Мелисса настороженно смотрела на Доминика, не зная, как вести себя с ним. Она все еще злилась на мужа из-за проведенной им за игрой в карты ночи – в то время как она витала в романтических снах о нем – и пыталась убить время, остающееся до их встречи; мучаясь, выбирала между двумя вариантами поведения – холодного и безразличного или требовательного и непримиримого.
Величая себя дурой. Мелисса неохотно, но тщательно оделась, готовясь к этой встрече.
День был теплый, и несмотря на беспокоящее жужжание пчел, она заснула и снова видела приятные сны, в которых Доминик клялся в неумирающей любви, униженно просил простить его, и когда Мелисса проснулась, то обнаружила, что герой ее снов рядом с ней, такой, каким она видела его во сне.
Подумав, что никогда прежде его жена не выглядела лучше, чем сейчас, Доминик нежно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Латимер успел несколько расслабиться, но эта новость потрясла его. Он почувствовал себя мышонком, попавшим в лапы безжалостного кота. Его беспокойство не улеглось, даже когда Захарий удивленно сказал:
– А Лисса мне ничего не сказала, что вы собираетесь в Нью-Орлеан!
Не спуская глаз с Латимера, Доминик с издевкой сказал:
– Я сам только что об этом подумал. Для нее это будет сюрприз.
Латимер напряженно спросил:
– Так ты твердо решил? Я плачу тебе в Нью-Орлеане?
Доминику, наконец, все это наскучило, и он сказал:
– Да, конечно. Но я считаю, мы должны назначить дату. Тянуть с такими делами нельзя.
– Очень хорошо, – кивнул Латимер. – Допустим, первого сентября в Нью-Орлеане? Устроит?
– Прекрасно, – добродушно ответил Доминик.
Страстно желая его задушить, Латимер натянуто улыбнулся и, поколебавшись, неуверенно сказал:
– Я был бы очень признателен, если бы все, что здесь было сказано, не пошло дальше.
– Естественно, это было бы не по-джентельменски с нашей стороны, – согласился Доминик.
Мистер Смитфилд откашлялся.
Считая, что процедура окончена, Латимер собрался уходить, но Доминик сказал:
– Постой, Латимер. А тебе не интересно узнать, куда пойдут твои деньги?
Едва сдерживая ярость, от которой его уже трясло, Латимер резко повернулся к Доминику:
– Думаю, что это меня не касается. Эти деньги больше не мои.
Доминик улыбнулся и, не спуская глаз с Латимера, заявил:
– Я хочу открыть новый счет, мистер Смитфилд. И положить все деньги мистера Латимера на него. А счет будет на имя моей жены. Все деньги будут только ее. Это что-то вроде вознаграждения или отчасти – возмещения…
Мускулы на лице Латимера напряглись, когда до него дошел смысл этих слов. Голубые глаза засверкали яростью, и он шагнул вперед.
– Значит, ты все знаешь? – прошипел он с ненавистью.
Доминик широко улыбнулся:
– Совершенно верно.
Не в силах сохранять даже видимость вежливости, Латимер закричал:
– Может, ты и выиграл эту партию, Слэйд! Но придет время, и тогда, видит Бог, ты заплатишь за все!
Развернувшись на каблуках, он большими шагами покинул офис и резко захлопнул за собой дверь. Наступила тишина, затем Смитфилд удивленно воскликнул:
– Ну и ну! Никогда бы не подумал, что мистер Латимер способен так себя вести! Он всегда казался мне джентльменом.
Никто из присутствующих ничего не сказал, и Смитфилд вернулся к делу.
– Если вы ничего не имеете против и подождете несколько минут, я подготовлю бумаги.
Доминик вежливо поклонился, и вскоре они вместе с Рейсом и Захарием покинули банк. Как только последнее городское строение осталось позади, Ройс требовательно спросил:
– Может, ты все же объяснишь, из-за чего этот шум и гам? С тех пор, как ты появился вчера у Нортона, меня все время мучило любопытство. Мне казалось, я присутствую на спектакле, два акта которого пропустил.
Доминик ухмыльнулся:
– Это слишком личное. Одно из лиц, вовлеченных в это дело, леди, которая мне очень дорога. И с моей стороны было бы нетактично обсуждать эту историю. – Его серые глаза сияли. – Достаточно сказать, что я предпочел карты пистолету, чтобы получить удовлетворение. И я думаю, леди будет довольна.
Прежде чем Ройс успел что-либо сказать, Захарий взорвался:
– Значит, ты подслушал наш разговор! Доминик кивнул:
– Да. Но тебе лучше держать это при себе. Со страданием в голосе Ройс вскричал:
– Вам никто не говорил, что невежливо обсуждать свои секреты в присутствии третьего.
Две широкие улыбки были ответом на его слова.
– Ну хорошо, не говорите. Я сам могу догадаться. Храните свои проклятые секреты.
Ройс выглядел таким обиженным, что Доминик и Захарий расхохотались, и сам Ройс не удержался от смеха. В хорошем настроении они расстались на развилке дороги.
Доминик отвел лошадь на конюшню и легким шагом пошел к дому. Предупредив слуг, чтобы они не беспокоили его и Мелиссу, он пошел искать жену.
Гамак, натянутый между дубами, находился в тихом укромном уголке. Дубы позеленели от мха, а на буках и вязах висели гирлянды вьющегося хмеля. Легкий ветерок доносил запах магнолий и жасмина. Доминик тихо подошел к гамаку и увидел, что Мелисса крепко спит. Маленький томик любовных сонетов в кожаном переплете лежал у нее на груди. Его лицо смягчилось, когда он разглядывал милые черты. Доминик заметил, что жена надела новое платье из легкой зеленоватой ткани, отделанное светло-бежевыми кружевами. Нежная улыбка появилась на лице Доминика, когда его взгляд упал на длинные темные ресницы, на прямой носик над красивым ртом и упрямым подбородком. «Это его жена, – подумал Доминик с чувством восторга и возбуждения, – его дорогая, очаровательная, внимательная жена».
Глядя на ее спокойные, ясные черты, он подумал: как он смел полагать, что она – расчетливая маленькая шельма, пытающаяся поймать в свои сети богатого мужа? Ведь правда была очевидна с самого начала, надо было лишь отбросить гнев и уязвленную гордость, а он? Печально улыбнувшись, Доминик признался себе, что всему виной было его упрямство. Он не хотел ни влюбляться, ни жениться, но, однако, как только Мелисса вошла в его жизнь, что-то в нем измени-, лось, хотя он отказывался это признать. «Ну уж хватит, – поклялся он себе. – Жена – самое дорогое для меня в мире существо».
Доминик опустился на колени перед гамаком, и его серые глаза с обожанием смотрели на лицо жены. Если бы она тогда не перепутала комнаты, совсем иначе сложилась бы их судьба, и какой пустой была бы его жизнь без нее. Он почти готов был благодарить Латимера, который нечаянно привел Мелиссу в его объятия. Бессознательно Доминик коснулся пальцами локона у нежной щеки и потянул его.
Мелиссе стало больно, она открыла глаза, огляделась и увидела смуглое лицо Доминика так близко от себя, что испуганно отпрянула, вскрикнув. Он проговорил:
– Извини. Я не хотел тебя напугать.
Мелисса настороженно смотрела на Доминика, не зная, как вести себя с ним. Она все еще злилась на мужа из-за проведенной им за игрой в карты ночи – в то время как она витала в романтических снах о нем – и пыталась убить время, остающееся до их встречи; мучаясь, выбирала между двумя вариантами поведения – холодного и безразличного или требовательного и непримиримого.
Величая себя дурой. Мелисса неохотно, но тщательно оделась, готовясь к этой встрече.
День был теплый, и несмотря на беспокоящее жужжание пчел, она заснула и снова видела приятные сны, в которых Доминик клялся в неумирающей любви, униженно просил простить его, и когда Мелисса проснулась, то обнаружила, что герой ее снов рядом с ней, такой, каким она видела его во сне.
Подумав, что никогда прежде его жена не выглядела лучше, чем сейчас, Доминик нежно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93