— Товарищ генерал, мы говорим о спасении Родины…
— Не надо смешивать спасение собственной шкуры со спасением всей страны! Ты солдат, Иван Михайлович, как и я. Наши жизни — разменные пешки…
— В руках партийного руководства? — презрительно усмехнулся майор. — Слишком поздно вы начинаете проявлять уважение к партии.
— Я надеялся, что ваш отец сумеет убедить Политбюро в необходимости выбрать более умеренный путь решения проблемы. Мне и в голову не приходило поднимать мятеж.
— Время умеренности осталось в прошлом, — ответил Сергетов. Казалось, он внезапно повзрослел и говорит подобно политическому деятелю. — Мой отец выступал против войны вместе с несколькими другими членами Политбюро, но безуспешно. Стоит вам предложить решение конфликта дипломатическими средствами, вас арестуют и расстреляют — во-первых, из-за того, что вы не сумели выполнить поставленную перед вами задачу, и, во-вторых, за то, что осмелились предлагать политическую линию партийной иерархии. Кто вас заменит и каким будет результат? Мой отец опасается, что Политбюро может склониться к использованию ядерного оружия на поле боя. — Да, отец был прав, подумал Сергетов, несмотря на все недовольство партийными решениями, Алексеев служил государству слишком долго и слишком преданно, чтобы рассматривать понятие государственной измены с реалистических позиций.
— Произошло предательство идей партии и революции, товарищ генерал. Если мы не возьмем спасение страны в свои руки, погибнет и то и другое. Мой отец говорит, что вы должны решить, кому вы служите и во имя чего.
— А если мое решение окажется не таким, как вы ожидаете от меня?
— Тогда меня убьют, убьют и моего отца, и многих других. А в конечном итоге и вы не избежите расстрела.
Он прав. Он прав по каждому из этих вопросов. Партийная верхушка предала революцию, предала саму идею партии…, но…
— Вы пытаетесь манипулировать мной, как ребенком! Ваш отец предупреждал вас, что я откажусь принять участие в этом, если не буду убежденным в идейной… — генерал запнулся, подыскивая подходящее слово, — в идейной правоте подобных действий.
— Мой отец говорил, что за много лет вас отучили самостоятельно мыслить, как этого и требует коммунистическая наука от людей. Вам говорили на протяжении всей жизни, что армия служит партии, что вы являетесь защитником государства. Он просил напомнить вам, что вы — член партии, что пришло время сделать партию проводником народных идей.
— А-а, так вот почему он вступил в заговор с председателем КГБ!
— Может быть, вы предпочитаете очистить революционные принципы, полагаясь на поддержку православных бородатых священников или евреев-диссидентов из ГУЛАГа? Нам нужно бороться за справедливость, прибегая к тому оружию, которое у нас есть. — У Сергетова кружилась голова из-за того, что он говорил таким тоном с генералом, отдававшим ему приказы под огнем противника, но он понимал, что отец прав. Дважды за последние пятьдесят лет партия подчиняла армию своей воле, уничтожая лучших офицеров. Несмотря на свою гордость и силу, сконцентрированную у них в руках, генералы Советской Армии были склонны к мятежу и непокорности ничуть не больше комнатной собачки. Но стоит Алексееву приять решение, сказал отец… — Родина взывает о спасении, товарищ генерал.
— Не смейте говорить мне о Родине! — «Партия — душа народа», вспомнил Алексеев лозунг, который повторяли тысячи раз.
— Тогда кто убил детей из Пскова?
— Это дело рук КГБ!
— Значит, вы обвиняете в преступлении меч, а не руку, сжимающую его? Если это так, то кто вы сами?
— Непросто совершить государственный переворот, Иван Михайлович, — заколебался Алексеев.
— Товарищ генерал, неужели ваш долг заключается в том, чтобы выполнять приказы, которые ведут к гибели нашей страны? Мы не собираемся уничтожать государство, наоборот, стремимся укрепить его, — негромко произнес Сергетов.
— Скорее всего мы потерпим неудачу, — заметил Алексеев, испытывая от этих слов какое-то мрачное удовлетворение. Он сел за стол. — Но если суждено умереть, уж лучше я умру как мужчина и солдат, а не как собака. — Он начал составлять план, направленный, на то, что они одержат верх, а он не умрет, пока не добьется успеха по крайней мере в одном деле.
Высота 914, Исландия
На вершине горы расположились хорошие солдаты, полковник Лоу понимал это. Почти вся артиллерия дивизии била по их позициям, авиация совершала непрерывные налеты, а пятидюймовые орудия линейных кораблей не прекращали обстрел. Он наблюдал за тем, как его солдаты взбираются по крутым склонам под огнем еще оставшихся в живых русских десантников. Универсальная корабельная артиллерия стоящих недалеко от берега линкоров обстреливала гору снарядами с бесконтактными взрывателями. Они взрывались в двадцати футах от земли страшными черными вспышками, осыпая все вокруг смертоносными осколками, а снаряды тяжелой артиллерии морской пехоты перепахивали вершину. Каждые несколько минут огонь прекращался, чтобы дать возможность авиации промчаться над самой горой, поливая ее напалмом и осыпая кассетными бомбами — и все-таки русские не сдавались.
— Вертолеты — вперед! — скомандовал Лоу.
Через десять минут послышался характерный шум лопастей — пятнадцать вертолетов пролетели к востоку от командного пункта, заходя с обратной стороны горы. Начальник дивизионной артиллерии приказал прекратить огонь, чтобы дать возможность двум ротам морских пехотинцев высадиться на южном гребне вершины. Высадку поддерживали штурмовые вертолеты «си кобра». Сразу после высадки пехотинцы начали продвигаться перебежками к русским позициям, находящимся на северном гребне горы.
Русский командир был ранен, а его заместитель с опозданием заметил противника у себя в тылу. Теперь он понял, что безнадежное положение стало отчаянным. Почти все рации были уничтожены, и отданный им приказ не сразу достиг солдат, которые продолжали вести огонь, так что морским пехотинцам пришлось убивать их в окопах. Но таких солдат оказалось всего несколько. Почти все десантники услышали, как ослабевает огонь, и увидели поднятые руки. Со смешанным чувством стыда и облегчения они вывели из строя свое оружие и стали ждать, когда их возьмут в плен. Бой за горную вершину продолжался четыре часа.
***
— Высота 914 не отвечает, товарищ генерал, — доложил связист.
— Наше положение безнадежно, — пробормотал Андреев. Артиллерия уничтожена, запасы зенитных ракет иссякли. Ему приказали удерживать остров в течение всего нескольких недель, обещали доставить морем подкрепления, говорили, что война в Европе продлится две, максимум четыре недели. Он сумел продержаться гораздо дольше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282