— Извините меня, — произнес Келли издали, стараясь не вмешиваться в разговор и всего лишь давая понять, что все слышит. Сэнди посмотрела на него сердитым взглядом. — Я не знаю существа ваших разногласий, но если вы — доктор, а эта леди — медсестра, может быть, вы оба могли бы вести спор, пользуясь более профессиональным языком, — предложил он спокойным голосом.
Ему показалось, что врач даже не заметил его присутствия. Вот уже больше десяти лет никто не осмеливался так вызывающе игнорировать его слова. Он отошел назад, надеясь, что Сэнди справится сама, однако голос доктора стал еще громче. Он переключился на другой язык, мешая английскую брань с ругательствами на фарси. Сэнди молча выслушивала доктора, и Келли испытывал гордость за нее, хотя лицо женщины словно окаменело и она явно скрывала страх за маской невозмутимости. Ее молчаливое сопротивление привело врача в неистовство, и он замахнулся на нее, сопроводив угрозу физического насилия нецензурной бранью, которой научился, несомненно, в здешних местах. Вдруг он замолчал, с удивлением заметив, что его кулак, что уже был в дюйме от носа медсестры, исчез в волосатой лапе очень крупного мужчины.
— Простите, пожалуйста, у вас наверху есть специалисты по лечению переломов рук? — поинтересовался Келли тихим голосом. Хрупкая кисть хирурга с тонкими пальцами скрывалась в огромной ладони; Келли чуть сжал руку, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений.
В этот момент, привлеченный громкими голосами, в дверях появился охранник. Взгляд врача тут же устремился в его сторону.
— Он не успеет прийти к вам на помощь, доктор. Сколько костей в человеческой кисти, сэр? — спросил Келли.
— Двадцать восемь, — машинально ответил врач.
— Хотите, чтобы у вас их стало пятьдесят шесть? — и Келли сильнее сжал руку.
Врач посмотрел в глаза Келли и не увидел там ни гнева, ни Удовольствия. Келли глядел на него совершенно равнодушно, словно перед ним был неодушевленный предмет, и его вежливый голос звучал подобно насмешке над кем-то, стоящим неизмеримо ниже. Но самое главное, вдруг осознал врач, этот человек раздавит его руку без малейших колебаний.
— Попросите у дамы извинения, — посоветовал Келли.
— Я не стану унижаться перед женщиной! — прошипел врач. Давление на руку увеличилось, и выражение его лица сразу изменилось. Стоит этому мужчине сжать руку еще сильнее, понял врач, и его кисть уже никогда не сможет держать скальпель.
— Вы плохо воспитаны, сэр. Попробуйте исправить этот недостаток и побыстрее, — улыбнулся Келли. — Ну! — резко скомандовал он. — Пожалуйста.
— Извините, сестра О'Тул, — пробормотал хирург явно против своей воли, так что унижение оставило кровоточащую рану на его самолюбии. Келли отпустил руку, затем взглянул на жетон с именем на груди врача и лишь после этого посмотрел ему в глаза.
— Ну разве вы не чувствуете себя лучше, доктор Хофан? И впредь не вздумайте никогда кричать на нее, по крайней мере не в тех случаях, когда она права, а вы допустили ошибку. И чтобы не было никаких угроз физического насилия, ясно? — Келли не понадобилось объяснять почему. Врач с трудом шевелил пальцами, стараясь восстановить кровообращение в онемевшей руке. — Нам здесь это не нравится. Вы согласны?
— Согласен, — еле слышно произнес врач, думая о бегстве. Келли снова взял его руку и с дружеской улыбкой пожал ее, чуть сильнее обычного — так, всего лишь напоминание.
— Я весьма рад, что вы все поняли, сэр. Думаю, теперь вы можете идти.
И доктор Хофан ушел, даже не подняв глаза на охранника. Охранник все-таки внимательно посмотрел на Келли, но и только.
— Ты считаешь, это было необходимо? — спросила Сэнди.
— Что ты имеешь в виду? — повернулся к ней Келли.
— Я бы сама справилась, — заметила она, направляясь к двери.
— Не сомневаюсь. А что вообще-то произошло? — спокойно поинтересовался он.
— Хофан назначил пациенту не то лекарство. Пациент — мужчина преклонного возраста с заболеванием шейных позвонков, у него аллергия к этому препарату, и в истории болезни об этом сказано. — Поток слов, вырвавшихся у Сэнди, свидетельствовал, что стресс у нее начал ослабевать. — Мистер Джонстон мог серьезно пострадать. Хофан уже не первый раз допускает подобную ошибку. Доктор Розен может теперь уволить его, а он хочет остаться. Я уж не говорю о том, что он любит командовать медсестрами и нам это не нравится. Но ситуация была у меня под контролем!
— В следующий раз я не стану ему мешать, пусть сломает тебе нос, если уж ты так настаиваешь. — Келли махнул рукой в сторону двери. Он знал, что следующего раза не будет; он увидел это в глазах низкорослого ублюдка.
— И что последует за этим? — спросила Сэнди.
— Он перестанет быть хирургом — на некоторое время. Понимаешь, Сэнди, мне не нравятся люди, которые так ведут себя. Мне не нравятся те, кто распускает руки, особенно по отношению к женщинам.
— И ты действительно можешь причинить им такую боль?
Келли открыл перед ней дверь.
— Это случается не слишком часто. Они почти всегда прислушиваются к моим советам. Ну, подумай сама — если бы он ударил тебя, тебе было бы больно, а потом стало бы больно ему. А я предотвратил это, и никто не пострадал, разве что задето самолюбие доктора Хофана, а от этого еще никто не умирал.
Сэнди решила не настаивать, хотя и испытывала некоторое раздражение. Ей казалось, что она отразила нападки доктора достаточно твердо. Вообще-то он и хирург-то был никакой и слишком небрежен при операциях. Правда, ему поручали только тех пациентов, что поступали из благотворительных учреждений, и то если операции не были сложными. Это, знала Сэнди, не имело отношения к делу. Такие пациенты тоже оставались людьми, а люди заслуживали максимально добросовестного отношения со стороны представителей медицинской профессии. Он напугал ее. Сэнди была рада вмешательству Келли, хотя и осталась недовольной тем, что не сумела сама справиться с Хофаном. Ее отчет приведет, наверно, к увольнению доктора, и медицинские сестры, работающие с Сэнди, будут удовлетворенно посмеиваться. Медсестры в больницах, подобно сержантам во всех военных подразделениях, являлись главной движущей силой, в конце концов, только совсем уж глупые врачи осмеливались ссориться с ними.
Зато Келли предстал перед нею в новом свете. Взгляд, который она увидела раньше на его лице и так и не смогла забыть, не был иллюзией. Когда Джон сжимал руку Хофана, выражение его лица — впрочем, на лице его не было никакого выражения, всего лишь маска — было равнодушным и бесстрастным. Она не увидела на нем даже удовлетворения от унижения этого ничтожества, и все это пробудило в ней какой-то смутный страх.
— А что случилось с твоей машиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250