Наверно, он не может, переносить плавание на корабле меньше авианосца. — «Огден» действительно очень странно раскачивался на волнах, и причина этого заключалась в необычной форме, которую имел корпус судна, а когда оно поворачивалось бортом к порывистому западному ветру, ситуация еще больше ухудшалась. Матросам всегда доставляло удовольствие наблюдать, как у кого-то из офицеров исчезает за бортом обед — в данном случае это был ужин, — и, уж конечно, никто не станет радостно улыбаться, узнав о том, что приближается шторм, при котором его снова вывернет наизнанку. На это должна быть весомая причина. Заключение было очевидным, хотя от таких выводов служба безопасности приходит в отчаяние.
— Боже милостивый, надеюсь, у них будет все в порядке.
— Давайте еще раз осмотрим летную палубу, — предложил младший боцман. Все закивали. Тут же была собрана рабочая команда. Через час на черной летной палубе, покрытой составом, предупреждающим скольжение, не останется даже спички.
— У вас хорошие парни, капитан, — заметил Голландец Максуэлл, наблюдая с правого крыла мостика за рабочей командой. То и дело кто-нибудь из матросов наклонялся, подбирая что-то с палубы, — самый малый «посторонний» предмет мог, попав в лопасти турбины вертолета, повредить двигатель. На морском языке это называлось ППП — «повреждение посторонним предметом». Своими действиями команда «Огдена» показывала — что ни случись сегодня вечером, причина никак не будет связана с их судном.
— Много студентов из колледжей, — ответил Фрэнке, с гордостью глядя на своих матросов. — Иногда мне кажется, что палубная команда ничуть не уступает по интеллекту офицерской кают-компании. — Это было вполне простительным преувеличением. На самом деле ему хотелось сказать что-то совершенно иное, то, о чем думал каждый на борту «Огдена»: насколько велики шансы на успех? Однако капитан не задал вопроса вслух. И правильно сделал, потому что, произнесенный, он мог оказаться не к добру, принести несчастье. Даже мысли об этом могли сказаться на исходе операции, но, как Фрэнке ни пытался, он не мог заставить себя перестать думать о ней.
Тем временем морские пехотинцы собрались в своем помещении вокруг ящика с песчаным макетом лагеря. Они уже один раз обсудили предстоящую задачу и теперь делали это снова. Процедура повторится еще раз перед ленчем и несколько раз после него, причем как с участием всей штурмовой группы, так и с отдельными солдатами и подразделениями. Каждый морской пехотинец видел лагерь и представлял собственные действия с закрытыми глазами, вспоминая свои тренировки в Куантико, заново переживая учебные штурмы с применением боевого оружия.
— Капитан Элби, сэр? — В помещение вошел рассыльный и протянул капитану раскрытый блокнот. — Донесение от мистера Кларка, сэр.
Капитан морской пехоты улыбнулся:
— Спасибо, матрос. Вы прочитали его? Рассыльный смущенно покраснел.
— Прошу извинить меня, сэр. Да, прочитал. Все спокойно. — Он на мгновение заколебался, прежде чем выразить собственную мысль:
— Сэр, мои товарищи желают вам удачи. Как следует пните их в зад, сэр.
— А вы знаете, шкипер, — заметил Ирвин, когда рассыльный вышел и закрыл за собой дверь, — я, пожалуй, больше никогда не смогу ударить матроса, даже в кабаке.
Элби прочитал донесение.
— Парни, наш друг находится на наблюдательном пункте. Он сообщает, что в лагере сорок четыре охранника, четыре офицера, один русский полковник. Караульную службу несут как обычно, никаких отклонений от нормы. — Молодой капитан поднял голову. — Ну вот, солдаты. Сегодня вечером мы начинаем.
Один из молодых морских пехотинцев сунул руку в карман и достал оттуда большое резиновое кольцо. Нарисовав на нем шариковой ручкой два глаза, он опустил его на вершину холма, который они назвали «холмом Змеи».
— Этот парень, — проворчал он, повернувшись к своим товарищам, — хладнокровный сукин сын.
— Не забудьте, — громко предостерег всех Ирвин, — и особенно группа огневой поддержки. Как только мы приблизимся к лагерю, он побежит к нам вниз по склону холма. Не вздумайте подстрелить его.
— Не беспокойся, сардж, — заверил его старший в группе огневой поддержки.
— Солдаты, пошли пообедаем. Я хочу, чтобы все вы как следует отдохнули днем. Ешьте выданные вам витамины. Нужно, чтобы вы хорошо видели в темноте. Оружие разобрать, почистить и приготовить к осмотру в семнадцать ноль-ноль, — обратился к морским пехотинцам капитан Элби. — Вы знаете, что за операция нам предстоит. Проявите хладнокровие, и мы добьемся успеха. — Сейчас ему нужно было встретиться еще раз с экипажами вертолетов и окончательно обсудить планы высадки и эвакуации.
— Будет исполнено, сэр, — ответил за всех старший сержант Ирвин.
* * *
— Привет, Робин.
— Привет, Коля, — слабым голосом отозвался Закариас.
— Я все еще стараюсь добиться, чтобы вас лучше кормили.
— Да, это было бы неплохо, — признался американец.
— Вот, попробуй. — Гришанов передал ему кусок черного хлеба, присланного из Москвы женой. От влажного климата на хлебе успела появиться плесень, но русский полковник соскоблил ее ножом. И все равно американец жадно накинулся на еду. Проглотить черствый хлеб помог глоток из фляжки Гришанова.
— Я еще сумею сделать из тебя русского, — неосторожно усмехнулся полковник советских ВВС. — Водка требует в качестве закуски черного хлеба. Мне так хотелось бы показать тебе свою страну. — Гришанов решил в дружеском мужском разговоре незаметно заронить в голову американца семя такой мысли.
— У меня семья, Коля. Если угодно Господу...
— Да, Робин. Если угодно Господу. — Или если угодно Северному Вьетнаму, или если угодно Советскому Союзу. Или еще кому-нибудь. Каким-то образом Гришанов должен спасти и этого американца и остальных. Столько американских офицеров стали теперь его друзьями. Он столько узнал о них, о их семьях, хороших и плохих семейных отношениях, о их детях, их мечтах и надеждах. Эти американцы такие странные, такие откровенные. — Кроме того, если угодно Господу, на случай попытки китайцев подвергнуть Москву ядерному удару, теперь у меня есть план, как остановить их. — Он развернул карту и положил ее на пол. Это был результат всех его бесед с американским коллегой, все, что он узнал, проанализировал и нанес на лист бумаги. Гришанов очень гордился этим, карта давала ясное и наглядное представление о в высшей степени сложном, блестяще разработанном оперативном плане.
Закариас провел по карте пальцем, читая нанесенные на ней пометки на английском языке, казавшиеся такими странными среди русских названий. На его лице появилась одобрительная улыбка. Умный парень этот Коля, так быстро научился многому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250
— Боже милостивый, надеюсь, у них будет все в порядке.
— Давайте еще раз осмотрим летную палубу, — предложил младший боцман. Все закивали. Тут же была собрана рабочая команда. Через час на черной летной палубе, покрытой составом, предупреждающим скольжение, не останется даже спички.
— У вас хорошие парни, капитан, — заметил Голландец Максуэлл, наблюдая с правого крыла мостика за рабочей командой. То и дело кто-нибудь из матросов наклонялся, подбирая что-то с палубы, — самый малый «посторонний» предмет мог, попав в лопасти турбины вертолета, повредить двигатель. На морском языке это называлось ППП — «повреждение посторонним предметом». Своими действиями команда «Огдена» показывала — что ни случись сегодня вечером, причина никак не будет связана с их судном.
— Много студентов из колледжей, — ответил Фрэнке, с гордостью глядя на своих матросов. — Иногда мне кажется, что палубная команда ничуть не уступает по интеллекту офицерской кают-компании. — Это было вполне простительным преувеличением. На самом деле ему хотелось сказать что-то совершенно иное, то, о чем думал каждый на борту «Огдена»: насколько велики шансы на успех? Однако капитан не задал вопроса вслух. И правильно сделал, потому что, произнесенный, он мог оказаться не к добру, принести несчастье. Даже мысли об этом могли сказаться на исходе операции, но, как Фрэнке ни пытался, он не мог заставить себя перестать думать о ней.
Тем временем морские пехотинцы собрались в своем помещении вокруг ящика с песчаным макетом лагеря. Они уже один раз обсудили предстоящую задачу и теперь делали это снова. Процедура повторится еще раз перед ленчем и несколько раз после него, причем как с участием всей штурмовой группы, так и с отдельными солдатами и подразделениями. Каждый морской пехотинец видел лагерь и представлял собственные действия с закрытыми глазами, вспоминая свои тренировки в Куантико, заново переживая учебные штурмы с применением боевого оружия.
— Капитан Элби, сэр? — В помещение вошел рассыльный и протянул капитану раскрытый блокнот. — Донесение от мистера Кларка, сэр.
Капитан морской пехоты улыбнулся:
— Спасибо, матрос. Вы прочитали его? Рассыльный смущенно покраснел.
— Прошу извинить меня, сэр. Да, прочитал. Все спокойно. — Он на мгновение заколебался, прежде чем выразить собственную мысль:
— Сэр, мои товарищи желают вам удачи. Как следует пните их в зад, сэр.
— А вы знаете, шкипер, — заметил Ирвин, когда рассыльный вышел и закрыл за собой дверь, — я, пожалуй, больше никогда не смогу ударить матроса, даже в кабаке.
Элби прочитал донесение.
— Парни, наш друг находится на наблюдательном пункте. Он сообщает, что в лагере сорок четыре охранника, четыре офицера, один русский полковник. Караульную службу несут как обычно, никаких отклонений от нормы. — Молодой капитан поднял голову. — Ну вот, солдаты. Сегодня вечером мы начинаем.
Один из молодых морских пехотинцев сунул руку в карман и достал оттуда большое резиновое кольцо. Нарисовав на нем шариковой ручкой два глаза, он опустил его на вершину холма, который они назвали «холмом Змеи».
— Этот парень, — проворчал он, повернувшись к своим товарищам, — хладнокровный сукин сын.
— Не забудьте, — громко предостерег всех Ирвин, — и особенно группа огневой поддержки. Как только мы приблизимся к лагерю, он побежит к нам вниз по склону холма. Не вздумайте подстрелить его.
— Не беспокойся, сардж, — заверил его старший в группе огневой поддержки.
— Солдаты, пошли пообедаем. Я хочу, чтобы все вы как следует отдохнули днем. Ешьте выданные вам витамины. Нужно, чтобы вы хорошо видели в темноте. Оружие разобрать, почистить и приготовить к осмотру в семнадцать ноль-ноль, — обратился к морским пехотинцам капитан Элби. — Вы знаете, что за операция нам предстоит. Проявите хладнокровие, и мы добьемся успеха. — Сейчас ему нужно было встретиться еще раз с экипажами вертолетов и окончательно обсудить планы высадки и эвакуации.
— Будет исполнено, сэр, — ответил за всех старший сержант Ирвин.
* * *
— Привет, Робин.
— Привет, Коля, — слабым голосом отозвался Закариас.
— Я все еще стараюсь добиться, чтобы вас лучше кормили.
— Да, это было бы неплохо, — признался американец.
— Вот, попробуй. — Гришанов передал ему кусок черного хлеба, присланного из Москвы женой. От влажного климата на хлебе успела появиться плесень, но русский полковник соскоблил ее ножом. И все равно американец жадно накинулся на еду. Проглотить черствый хлеб помог глоток из фляжки Гришанова.
— Я еще сумею сделать из тебя русского, — неосторожно усмехнулся полковник советских ВВС. — Водка требует в качестве закуски черного хлеба. Мне так хотелось бы показать тебе свою страну. — Гришанов решил в дружеском мужском разговоре незаметно заронить в голову американца семя такой мысли.
— У меня семья, Коля. Если угодно Господу...
— Да, Робин. Если угодно Господу. — Или если угодно Северному Вьетнаму, или если угодно Советскому Союзу. Или еще кому-нибудь. Каким-то образом Гришанов должен спасти и этого американца и остальных. Столько американских офицеров стали теперь его друзьями. Он столько узнал о них, о их семьях, хороших и плохих семейных отношениях, о их детях, их мечтах и надеждах. Эти американцы такие странные, такие откровенные. — Кроме того, если угодно Господу, на случай попытки китайцев подвергнуть Москву ядерному удару, теперь у меня есть план, как остановить их. — Он развернул карту и положил ее на пол. Это был результат всех его бесед с американским коллегой, все, что он узнал, проанализировал и нанес на лист бумаги. Гришанов очень гордился этим, карта давала ясное и наглядное представление о в высшей степени сложном, блестяще разработанном оперативном плане.
Закариас провел по карте пальцем, читая нанесенные на ней пометки на английском языке, казавшиеся такими странными среди русских названий. На его лице появилась одобрительная улыбка. Умный парень этот Коля, так быстро научился многому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250