А вы в университете?
Старшей сестре, пройди она мимо, показалось бы, что молодые люди поглощены больничной работой. Мартин стоял у двери, его собеседница у ведра с водой. Она опять надела чепец; он был ей велик, скрывал ее яркие волосы.
— Да, я на третьем курсе, в Могалисе. Но не знаю… я не настоящий медик. Мне больше нравится лабораторная работа. Я думаю стать бактериологом и разгромить кое-какие дурацкие теории иммунитета. А лечащих врачей я не больно-то ценю.
— Это хорошо. Я здесь насмотрелась. Послушали б вы наших доков, какие они умильные старые кошки со своими больными, а как орут на сиделок! А лаборатории… тут как будто что-то настоящее. Не думаю, чтоб можно было водить за нос микроба. Или микробу, как их?
— Нет, они называются… А вас как звать?
— Меня? Ох, идиотское имя — Леора Тозер.
— Чем же плохо «Леора»? Красивое имя.
Щебет птиц весной, шелест опадающего цвета яблони в неподвижном воздухе, полуночный лай сонных собак, — кто опишет их, не сбиваясь на трафарет? Столь же естественным, столь же условным, столь же юношески-неловким, столь же извечно прекрасным и подлинным, как эти древние звуки, был разговор Мартина с Леорой в те страстные полчаса, когда они открывали друг в друге часть своего собственного «я», всегда недостававшую и обретенную теперь с радостным изумлением. Они тараторили, как герой и героиня нудного романа, как рабочие потогонной мастерской, как труженики-крестьяне, как принц и принцесса. Слова их, если слушать одно за другим, были глупы и пусты, но взятые вместе становились мудры и значительны, как прилив и отлив или шумный ветер.
Он рассказал ей, что преклоняется перед Максом Готлибом, что проезжал на поезде по ее Северной Дакоте и что превосходно играет в хоккей. Она ему рассказала, что «обожает» водевиль, что ее отец, Эндру Джексон Тозер, родился на Востоке (это у нее означало в Иллинойсе) и что ей не очень по душе ухаживать за больными. У нее нет особо честолюбивых замыслов. Сюда она приехала из любви к новизне. С добродушным сожалением намекнула, что на дурном счету у старшей сестры, что искренне хочет вести себя хорошо, но как-то всегда нарывается на скандал из-за ночных вылазок и болтовни в постели. Повесть не заключала в себе ничего героического, но от ясного тона, каким девушка ее рассказывала, у Мартина создалось впечатление веселой храбрости.
Он перебил настойчивым:
— Когда вы можете уйти из больницы пообедать? Нынче вечером, да?
— Но как же…
— Я вас прошу!
— Хорошо.
— Когда мне за вами зайти?
— Вы думаете, стоит… Ладно, в семь.
Всю дорогу назад в Могалис он то негодовал, то радовался. Объяснил самому себе, что он идиот: совершать длинную поездку в Зенит дважды в день! Припомнил, что помолвлен с девицей по имени Маделина Фокс; тревожился вопросом верности; утверждал, что Леора Тозер и сиделка-то липовая, что она безграмотна, как судомойка, и нагла, как мальчишка-газетчик; он решил — несколько раз решал — позвонить ей по телефону и отменить приглашение.
Он явился в больницу без четверти семь.
Ему пришлось ожидать двадцать минут в приемной, похожей на похоронное бюро. Он был в ужасе. Зачем он здесь? Будет, верно, истинной пыткой проскучать весь этот нескончаемый обед. Да узнает ли он ее в обычном-то наряде? Вдруг он вскочил. Она стояла в дверях. Скучный синий мундир исчез; она была детски изящна и легка в платье princesse, дававшем одну цельную линию от высокого воротничка и юной чуть выпуклой груди до кончика башмака. Казалось вполне естественным, выходя с нею из клиники, локтем прижать ее руку. Она шла рядом с ним мелким приплясывающим шажком, более робкая теперь, чем утром, когда работа придавала ей самоуверенности, но глядела на него доверчиво снизу вверх.
— Рады, что я пришел? — спросил он.
Она подумала. У нее была манера важно думать над ясными вещами; и важно (но не с тяжелой важностью политика или начальника конторы, а с важностью ребенка) подтвердила:
— Да, я рада. Я боялась, что вы, когда ушли, обиделись на меня за мою дерзость, и мне хотелось извиниться перед вами и… Мне понравилось, что вы так помешаны на своей бактериологии. Я, пожалуй, тоже немного сумасшедшая. Здешние стажеры — они вечно пристают, но они такие… такие надутые: новенькие стетоскопы, с иголочки новенькое достоинство. Уфф!.. — И еще важнее добавила: — О да, я рада, что вы приехали… Я дура, что в этом сознаюсь?
— Вы страшно милая, что сознаетесь. — Рядом с нею у него слегка кружилась голова. Он крепче прижал локтем ее руку.
— Но вы не подумаете, что я каждому студенту и доктору разрешаю ухаживать за собой?
— Леора! А вы не подумаете, что я суюсь ухаживать за каждой хорошенькой девочкой? Мне захотелось… Я как-то почувствовал, что мы с вами можем подружиться. Ведь можем? Можем?
— Не знаю. Увидим. Куда мы пойдем обедать?
— В Гранд-Отель.
— Нет, нет! Там страшно дорого. Разве только, если вы богач. Ведь вы не богач? Нет?
— Нет, не богач. У меня денег только, чтоб кончить курс. Но я хочу…
— Пойдем в «Бижу». Там хорошо и недорого.
Ему припомнилось, как часто Маделина Фокс намекала, что недурно было бы сходить в Гранд-Отель, самый шикарный ресторан в Зените, но больше он в тот вечер не думал о Маделине. Он был поглощен Леорой. Он находил в ней непосредственность, свободу от предрассудков, прямоту, поразительные в дочери Эндру Джексон Тозера. Она была женственна, но нетребовательна; никого не стремилась исправлять, и редко что-нибудь ее шокировало; не была ни кокетлива, ни холодна. Он встретил в ней поистине первую девушку, с которой говорил без стеснения. Вряд ли Леоре представился случай сказать что-нибудь самой, ибо Мартин выкладывал ей все, что мог рассказать сокровенного ученик Готлиба. Для Маделины Готлиб был вредный старик, высмеивающий святость брака и белых лилий, для Клифа он был скучный профессор; Леора же загоралась, когда Мартин стучал по столу, повторяя слова своего кумира: «До настоящего времени большинство исследований — даже у Эрлиха — сводятся преимущественно к пробе и ошибке, строятся на эмпирическом методе, противоположном научному; научный метод стремится установить общий закон, управляющий группой явлений, так, чтобы можно было предсказать, что произойдет».
Он произнес это с благоговением, пристально, почти свирепо глядя на Леору через стол. Он упорствовал:
— Теперь вы видите, как он опередил не только врачей-коммерсантов, но и всех этих мелочных, машинного производства исследователей, копошащихся в куче навоза? Понимаете ли, что он такое? Понимаете?
— Да, кажется, понимаю. Во всяком случае мне понятен ваш восторг перед ним. Но, пожалуйста, не запугивайте меня!
— Я вас запугал? Я вовсе этого не хотел. Но когда я подумаю, как эти проклятые профы большей частью даже не знают, чего он добивается…
Мартин опять сорвался с цепи, и Леора, если и не совсем понимала соотношение между синтезом антител и работами Аррениуса, все же слушала Мартина с радостным сочувствием его пылу, ни разу не вставив мягкого назидательного замечания в духе Маделины Фокс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Старшей сестре, пройди она мимо, показалось бы, что молодые люди поглощены больничной работой. Мартин стоял у двери, его собеседница у ведра с водой. Она опять надела чепец; он был ей велик, скрывал ее яркие волосы.
— Да, я на третьем курсе, в Могалисе. Но не знаю… я не настоящий медик. Мне больше нравится лабораторная работа. Я думаю стать бактериологом и разгромить кое-какие дурацкие теории иммунитета. А лечащих врачей я не больно-то ценю.
— Это хорошо. Я здесь насмотрелась. Послушали б вы наших доков, какие они умильные старые кошки со своими больными, а как орут на сиделок! А лаборатории… тут как будто что-то настоящее. Не думаю, чтоб можно было водить за нос микроба. Или микробу, как их?
— Нет, они называются… А вас как звать?
— Меня? Ох, идиотское имя — Леора Тозер.
— Чем же плохо «Леора»? Красивое имя.
Щебет птиц весной, шелест опадающего цвета яблони в неподвижном воздухе, полуночный лай сонных собак, — кто опишет их, не сбиваясь на трафарет? Столь же естественным, столь же условным, столь же юношески-неловким, столь же извечно прекрасным и подлинным, как эти древние звуки, был разговор Мартина с Леорой в те страстные полчаса, когда они открывали друг в друге часть своего собственного «я», всегда недостававшую и обретенную теперь с радостным изумлением. Они тараторили, как герой и героиня нудного романа, как рабочие потогонной мастерской, как труженики-крестьяне, как принц и принцесса. Слова их, если слушать одно за другим, были глупы и пусты, но взятые вместе становились мудры и значительны, как прилив и отлив или шумный ветер.
Он рассказал ей, что преклоняется перед Максом Готлибом, что проезжал на поезде по ее Северной Дакоте и что превосходно играет в хоккей. Она ему рассказала, что «обожает» водевиль, что ее отец, Эндру Джексон Тозер, родился на Востоке (это у нее означало в Иллинойсе) и что ей не очень по душе ухаживать за больными. У нее нет особо честолюбивых замыслов. Сюда она приехала из любви к новизне. С добродушным сожалением намекнула, что на дурном счету у старшей сестры, что искренне хочет вести себя хорошо, но как-то всегда нарывается на скандал из-за ночных вылазок и болтовни в постели. Повесть не заключала в себе ничего героического, но от ясного тона, каким девушка ее рассказывала, у Мартина создалось впечатление веселой храбрости.
Он перебил настойчивым:
— Когда вы можете уйти из больницы пообедать? Нынче вечером, да?
— Но как же…
— Я вас прошу!
— Хорошо.
— Когда мне за вами зайти?
— Вы думаете, стоит… Ладно, в семь.
Всю дорогу назад в Могалис он то негодовал, то радовался. Объяснил самому себе, что он идиот: совершать длинную поездку в Зенит дважды в день! Припомнил, что помолвлен с девицей по имени Маделина Фокс; тревожился вопросом верности; утверждал, что Леора Тозер и сиделка-то липовая, что она безграмотна, как судомойка, и нагла, как мальчишка-газетчик; он решил — несколько раз решал — позвонить ей по телефону и отменить приглашение.
Он явился в больницу без четверти семь.
Ему пришлось ожидать двадцать минут в приемной, похожей на похоронное бюро. Он был в ужасе. Зачем он здесь? Будет, верно, истинной пыткой проскучать весь этот нескончаемый обед. Да узнает ли он ее в обычном-то наряде? Вдруг он вскочил. Она стояла в дверях. Скучный синий мундир исчез; она была детски изящна и легка в платье princesse, дававшем одну цельную линию от высокого воротничка и юной чуть выпуклой груди до кончика башмака. Казалось вполне естественным, выходя с нею из клиники, локтем прижать ее руку. Она шла рядом с ним мелким приплясывающим шажком, более робкая теперь, чем утром, когда работа придавала ей самоуверенности, но глядела на него доверчиво снизу вверх.
— Рады, что я пришел? — спросил он.
Она подумала. У нее была манера важно думать над ясными вещами; и важно (но не с тяжелой важностью политика или начальника конторы, а с важностью ребенка) подтвердила:
— Да, я рада. Я боялась, что вы, когда ушли, обиделись на меня за мою дерзость, и мне хотелось извиниться перед вами и… Мне понравилось, что вы так помешаны на своей бактериологии. Я, пожалуй, тоже немного сумасшедшая. Здешние стажеры — они вечно пристают, но они такие… такие надутые: новенькие стетоскопы, с иголочки новенькое достоинство. Уфф!.. — И еще важнее добавила: — О да, я рада, что вы приехали… Я дура, что в этом сознаюсь?
— Вы страшно милая, что сознаетесь. — Рядом с нею у него слегка кружилась голова. Он крепче прижал локтем ее руку.
— Но вы не подумаете, что я каждому студенту и доктору разрешаю ухаживать за собой?
— Леора! А вы не подумаете, что я суюсь ухаживать за каждой хорошенькой девочкой? Мне захотелось… Я как-то почувствовал, что мы с вами можем подружиться. Ведь можем? Можем?
— Не знаю. Увидим. Куда мы пойдем обедать?
— В Гранд-Отель.
— Нет, нет! Там страшно дорого. Разве только, если вы богач. Ведь вы не богач? Нет?
— Нет, не богач. У меня денег только, чтоб кончить курс. Но я хочу…
— Пойдем в «Бижу». Там хорошо и недорого.
Ему припомнилось, как часто Маделина Фокс намекала, что недурно было бы сходить в Гранд-Отель, самый шикарный ресторан в Зените, но больше он в тот вечер не думал о Маделине. Он был поглощен Леорой. Он находил в ней непосредственность, свободу от предрассудков, прямоту, поразительные в дочери Эндру Джексон Тозера. Она была женственна, но нетребовательна; никого не стремилась исправлять, и редко что-нибудь ее шокировало; не была ни кокетлива, ни холодна. Он встретил в ней поистине первую девушку, с которой говорил без стеснения. Вряд ли Леоре представился случай сказать что-нибудь самой, ибо Мартин выкладывал ей все, что мог рассказать сокровенного ученик Готлиба. Для Маделины Готлиб был вредный старик, высмеивающий святость брака и белых лилий, для Клифа он был скучный профессор; Леора же загоралась, когда Мартин стучал по столу, повторяя слова своего кумира: «До настоящего времени большинство исследований — даже у Эрлиха — сводятся преимущественно к пробе и ошибке, строятся на эмпирическом методе, противоположном научному; научный метод стремится установить общий закон, управляющий группой явлений, так, чтобы можно было предсказать, что произойдет».
Он произнес это с благоговением, пристально, почти свирепо глядя на Леору через стол. Он упорствовал:
— Теперь вы видите, как он опередил не только врачей-коммерсантов, но и всех этих мелочных, машинного производства исследователей, копошащихся в куче навоза? Понимаете ли, что он такое? Понимаете?
— Да, кажется, понимаю. Во всяком случае мне понятен ваш восторг перед ним. Но, пожалуйста, не запугивайте меня!
— Я вас запугал? Я вовсе этого не хотел. Но когда я подумаю, как эти проклятые профы большей частью даже не знают, чего он добивается…
Мартин опять сорвался с цепи, и Леора, если и не совсем понимала соотношение между синтезом антител и работами Аррениуса, все же слушала Мартина с радостным сочувствием его пылу, ни разу не вставив мягкого назидательного замечания в духе Маделины Фокс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147