Не запуская текущей работы, Мартин нашел возможным блаженно отдаваться лабораторным исследованиям. Сперва он возился между делом с мелочами, но неожиданно «напал на след» и забыл обо всем, кроме своего опыта.
Он баловался посевами, взятыми на различных фермах у различных людей, думая больше о Клопчуке и о стрептококках. Случайно он открыл, что кровь овцы по сравнению с кровью других животных вырабатывает очень много гемолизина. Почему стрептококк легче растворяет красные кровяные шарики у овцы, чем, скажем, у кролика?
Разумеется, занятый по службе бактериолог Отдела Здравоохранения не вправе тратить купленное обществом время на ублажение своего любопытства, но в Мартине безответственная ищейка взяла верх над честным чиновником.
Он забросил зловеще возраставшие в числе анализы туберкулезной мокроты и отдался разрешению загадки гемолизина. Он хотел заставить стрептококков вырабатывать губительный для крови яд в суточных культурах.
Он потерпел блистательное и волнующее поражение и много часов просидел, размышляя. Решил испробовать шестичасовую культуру. Прогнал ее через центрифугу, жидкость над осадком смешал со взвесью красных кровяных шариков и поместил в термостат. Когда он через два часа вернулся, кровяные клетки были растворены.
Он позвонил Леоре:
— Ли! Кое-что нащупал! Не можешь ты сделать мне несколько бутербродов и прийти сюда на вечер?
— Конечно, могу, — сказала Леора.
Когда она явилась, он объяснил ей, что его открытие сделано случайно, что большая часть научных открытий случайны и что ни один исследователь, даже самый великий, не может сделать ничего большего, как только вовремя оценить свои случайные наблюдения.
Голос его звучал убежденно и даже немного сердито.
Леора сидела в углу, почесывая подбородок, почитывая медицинский журнал. Время от времени она разогревала кофе на не совсем исправной бунзеновской горелке. Наутро служащие, явившись в Отдел, увидели нечто такое, что не часто случалось в царствование Альмуса Пиккербо: директор был занят пересевом культур, а на длинном столе спала его жена.
Мартин гаркнул на доктора Окфорда:
— Выметайтесь к свиньям, Руфус, и Отдел возьмите сегодня на себя — меня нет… я умер… Да, вот что еще: отведите Леору домой, сделайте ей яичницу — и не прихватите ли вы мне бутерброд с ветчиной из «Пути на закат»?
— Есть, капитан, — сказал Окфорд.
Мартин повторял свой опыт, испытывая на гемолизин двухчасовые, четырехчасовые, шестичасовые, восьми-, десяти-, двенадцати-, четырнадцати-, шестнадцати— и восемнадцатичасовые культуры. Он установил, что максимальная выработка гемолизина в крови происходит, если брать культуру, выдержанную в термостате от четырех до десяти часов. Он начал выводить формулу его выработки и пришел в уныние. Он злился, бесновался, потел. Убедился, что его познания в математике — детские, научный багаж — чепуховый. Он бился над химией, корпел над математическими выкладками и медленно начал составлять выводы. Он полагал, что может дать статью в журнал «Инфекционные заболевания».
Альмус Пиккербо печатал научные статьи — и печатал часто. Их помещали в «Среднезападном медицинском альманахе», выходившем раз в три месяца и числившем в своей коллегии наряду с прочими тринадцатью редакторами также и самого Пиккербо. Он открыл микроба эпилепсии и микроба рака — двух совершенно различных микробов рака. Обычно ему требовалось две недели, чтобы сделать открытие, написать статью и пропустить ее через печать. Мартин не обладал такой завидной легкостью.
Он ставил опыты, повторял их, проклинал все на свете, не давал Леоре спать, учил ее приготовлять среду и раздражался ее замечаниями насчет агара. Он орал на стенографистку; ни разу пастор конгрегациональной церкви имени Джонатана Эдвардса не мог уломать его прочесть доклад в Библейской школе; и все-таки месяцы шли, а его статья не была еще закончена.
Первым поднял протест почтеннейший мэр Наутилуса. Возвращаясь как-то в два часа ночи домой с чрезвычайно приятной игры в «железку» с участием Ф.Кс.Джордана и завернув для сокращения дороги в переулок за Ситихоллом, мэр Пью увидел, как Мартин угрюмо ставил пробирки в термостат, в то время как Леора сидела в углу и курила. На другой день он вызвал Мартина и прочел ему наставление:
— Док, я не хочу соваться в работу вашего Отдела. Таково мое правило: в чужие дела не соваться, — но я поражаюсь: пройдя школу такого деляги, как Пиккербо, агитатора в семьдесят лошадиных сил, вы должны были бы знать, что глупо до черта тратить столько времени на лабораторию, когда вы можете за тридцать долларов в неделю нанять первоклассного лаборанта. Первая ваша задача — улещать крикунов, которые только и знают, что нападать на администрацию. Выступайте с речами в церквах и клубах, помогайте мне распространять идеи, за которые мы боремся.
«Он, кажется, прав, — раздумывал Мартин. — Я никудышный бактериолог. Я, верно, никогда не слажу с этим опытом. Здесь мое дело — отучать жевальщиков табака плевать на тротуары. Кто дал мне право тратить на что-либо другое деньги налогоплательщиков?»
Но на той же неделе он прочитал опубликованное Мак-Герковским биологическим институтом в Нью-Йорке краткое сообщение, что доктору Максу Готлибу удалось синтетическим методом, in vitro, получить антитела.
Он представил себе, как молчаливый Готлиб, нисколько не упиваясь победой, заперся в своей лаборатории и разносит журналы за преувеличенные отзывы о его работе; образ этот становился все более четким, и Мартин пережил чувство, какое испытывает скромный офицер, несущий службу на пустынном острове, когда он вдруг услышит, что его полк отправляется в увеселительную прогулку — на пограничную войну.
Затем разразился над ним гнев миссис Мак-Кендлес.
Миссис Мак-Кендлес была одно время горничной, потом сиделкой, потом наперсницей, а потом женой немощного мистера Мак-Кендлеса — бакалейщика-оптовика и домовладельца. Когда он умер, она получила в наследство все его имущество. Не обошлось, конечно, без процесса, но у нее был превосходный адвокат.
Она была угрюмая, некрасивая, мелочная женщина сомнительной репутации и притом нимфоманка. Наутилусское общество не открыло перед нею свои двери, но у себя дома в непроветренной гостиной, на заплесневелой кожаной кушетке она принимала пожилых женатых людей, потрепанных и вечно харкающих, молодого полисмена, которому часто давала деньги в долг, и подрядчика-политика Ф.Кс.Джордана.
В Шведском Овраге ей принадлежал целый квартал самых грязных домов Наутилуса. Мартин составил карту распространения туберкулеза в этих домах и, посовещавшись с доктором Окфордом и Леорой, объявил их «рассадниками смерти».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147