Мне, пожалуй, пора набирать новых.
Пани Малиньская обнаружила в своей булочке горошину и стала королевой. Кузнец стал королем и приказал нам, «простым свиньям», убираться с главного стола. Для нас был приготовлен стол рядом.
Первым делом «король» выбрал себе шесть «придворных дам», а именно шесть самых пышнотелых женщин. Пани Малиньская потребовала себе «пажей», которые принялись ластиться к ней. Все это сопровождалось одобрительными выкриками толпы.
Король потребовал, чтобы граф выказывал больше почтения кузнецам, и, следовательно, должен попробовать себя в этой роли.
Принесли кожаный фартук и молот. Облачившись в наряд кузнеца и взяв в руки его орудие труда, Ламберт разыграл пародию, которая понравилась бы мне еще больше, если бы я был лучше знаком с кузнецом.
Пану Мешко поручили оставить свою жену и на «вакантное место» назначили другую женщину. Этой дородной матроне дали набитую перьями подушку, и он позволил ей гоняться за ним с подушкой по всему залу и лупить себя. Народ визжал от восторга. Пиво лилось рекой.
Настала моя очередь. «Король» решил, что поскольку у меня хорошо получается спасать младенцев, то я, вероятно, сам еще не вышел из нежного возраста. Это решение, очевидно, было придумано заранее, потому что слишком уж скоро меня окружили три незнакомые женщины и прикололи на мою тунику и брюки огромные пеленки. А я-то думал, что булавка — современное изобретение.
Затем мне под нос сунули шесть огромных сисек, три из которых принадлежали кормящим матерям. Меня насильно покормили грудью. Я выжил. В телевизионных комедиях юмор намного утонченнее.
Затем вызвали Франсин. «Король» заявил, что лишь немногим посчастливилось лицезреть ее прелести, а это несправедливо. Он приказал ей раздеться догола и пройти по залу, чтобы показать народу истинную красоту.
Я хотел вмешаться. Я готов стерпеть весь этот маскарад по отношению к графу, пану Мешко и к себе самому. Но не мог позволить, чтобы на моих глазах унижали жену священника, хотя сам факт наличия у священника жены немало удивлял меня.
Однако я даже не успел схватиться за меч.
Франсин встала из-за стола и сбросила с себя одежду. Толпа разразилась радостными возгласами. Я был в шоке. Она горделиво прошлась, покачивая бедрами, между столами простолюдинов, кого-то ущипнув за подбородок, кого-то поцеловав в губы или небритую щеку. Все это сопровождалось оглушительным ревом толпы, и Франсин упивалась всеобщим восторгом! Наконец она подошла к нашему столу. Пана Мешко она поцеловала в щеку, и тот даже не возражал. Граф потребовал большего и погладил ее от подмышки до колена. Мне же захотелось еще большего. Я усадил ее к себе на колени и поцеловал. Она тесно прижалась ко мне.
— Но все это во имя Церкви, — сказала она с притворной невинностью в голосе. — Нужно смешаться с варварами и следовать их обычаям.
Я не знал, чего мне хочется в первую очередь — шлепнуть ее или заняться с ней любовью, поэтому я просто передал ее законному мужу. Она осталась возле него до конца праздника, позволив, в конце концов, чтобы ей на плечи набросили плащ. Я не солгу, если скажу, что ситуация оставила у меня в душе неприятный осадок.
Священника и дворовых девушек не стали вовлекать в это шутовство; король с королевой переключили внимание на простолюдинов. Все музыканты дружно заиграли в надежде, что их не станут вызывать.
«Королевские указы» простолюдинам были еще более грубыми, чем знати. Большинство из них были основаны на непонятных мне местных шутках и вскоре стали скучны. По крайней мере для меня. Все остальные веселились от души.
Вскоре у нашего «правительства» иссяк запас идей, и они объявили начало танцев. Столы и стулья отодвинули к стене и вкатили две бочки с пивом. С бочек сняли крышки, и пиво нужно было просто черпать оттуда.
Ламберт, пан Мешко и я танцевали первыми. Я не был уверен, что у меня получится, но Кристина вытащила меня на середину зала.
Вряд ли это можно было назвать танцами. В Окойтце никогда не слыхивали о польке или мазурке, не говоря уже о вальсе. Танец заключался в том, что люди самозабвенно скакали вверх-вниз. Это походило на «танцы» современных панков.
После этого я оказался в сторонке рядом с графом. Он похлопал меня по плечу и жестом пригласил последовать за ним. Я прошел в его палаты. Он закрыл дверь и облегченно вздохнул.
— Как хорошо, что подобные праздники проводятся лишь раз в году! Согласно традиции, я должен устраивать пир для народа и строить из себя дурака, но мне это нравится не больше, чем тебе. Если бы ты увидел этих людей во время сбора урожая, у тебя сложилось бы совсем иное мнение. Важный вид можно напустить на себя и позже, а сейчас давай сыграем в шахматы. Да, и сними с себя дурацкие пеленки.
Я вполне сносно играю в шахматы, хотя и не могу назвать себя мастером в этом деле. Его техника примерно соответствовала современной, за исключением того, что пешки не могли бить походя. Граф играл хорошо, однако слишком консервативно. За семь столетий стратегия игры заметно развилась. В тот вечер я выиграл четыре игры из четырех.
— Пан Конрад, у тебя больше не осталось этих коричневых сладостей, которыми ты угощал?
— Боюсь, что нет, и не удастся сделать еще. А мне понравился ваш пирог.
— Вкусно, правда?
— Да. Просто восхитительно. Но я заметил, что, в отличие от еды и напитков, пирога всем досталось немного.
— Естественно. Он же с медом. Продав этот мед, я получил бы столько, сколько ушло на остальные угощения.
— Мед здесь редкость? Удивительно. Это же натуральный продукт, который легко добыть.
— Достаточно легко, пан Конрад, если найти медовое дерево. Охотнику за медом удается найти одно, ну, может, два медовых дерева за год.
— Поразительно. А что вы делаете потом?
— Как что — нужно выкурить оттуда пчел, а затем разрубить дерево.
— Я начинаю понимать, в чем дело. Знаешь, господин, пчелы не могут сами сделать себе дупло. Им приходится искать для улья подходящее место. Если рубить каждое дуплистое дерево, им будет негде жить. Неудивительно, что мед — такая редкость.
— Понятно. Ты предлагаешь, чтобы мы сами делали в деревьях дупла?
— Не обязательно нужно целое дерево. Сойдет и простой деревянный ящик. Пчелы — поистине поразительные существа, я читал о них. Знаешь ли ты, что у них есть свой язык?
— Что? Насекомые разговаривают?
— Не совсем. Но когда пчела находит цветущий луг, она возвращается в улей и начинает специальный танец, чтобы показать остальным, куда нужно лететь.
— Потрясающе! Ты говоришь «она». А как же пчелы-самцы?
И я целый час рассказывал о пчелах. Друзья всегда обвиняли меня в том, что у меня не голова, а свалка. Все, что в неё попадает, остается там и «гниет». В результате я согласился проинструктировать местного плотника по поводу постройки ульев — целых двенадцати дюжин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Пани Малиньская обнаружила в своей булочке горошину и стала королевой. Кузнец стал королем и приказал нам, «простым свиньям», убираться с главного стола. Для нас был приготовлен стол рядом.
Первым делом «король» выбрал себе шесть «придворных дам», а именно шесть самых пышнотелых женщин. Пани Малиньская потребовала себе «пажей», которые принялись ластиться к ней. Все это сопровождалось одобрительными выкриками толпы.
Король потребовал, чтобы граф выказывал больше почтения кузнецам, и, следовательно, должен попробовать себя в этой роли.
Принесли кожаный фартук и молот. Облачившись в наряд кузнеца и взяв в руки его орудие труда, Ламберт разыграл пародию, которая понравилась бы мне еще больше, если бы я был лучше знаком с кузнецом.
Пану Мешко поручили оставить свою жену и на «вакантное место» назначили другую женщину. Этой дородной матроне дали набитую перьями подушку, и он позволил ей гоняться за ним с подушкой по всему залу и лупить себя. Народ визжал от восторга. Пиво лилось рекой.
Настала моя очередь. «Король» решил, что поскольку у меня хорошо получается спасать младенцев, то я, вероятно, сам еще не вышел из нежного возраста. Это решение, очевидно, было придумано заранее, потому что слишком уж скоро меня окружили три незнакомые женщины и прикололи на мою тунику и брюки огромные пеленки. А я-то думал, что булавка — современное изобретение.
Затем мне под нос сунули шесть огромных сисек, три из которых принадлежали кормящим матерям. Меня насильно покормили грудью. Я выжил. В телевизионных комедиях юмор намного утонченнее.
Затем вызвали Франсин. «Король» заявил, что лишь немногим посчастливилось лицезреть ее прелести, а это несправедливо. Он приказал ей раздеться догола и пройти по залу, чтобы показать народу истинную красоту.
Я хотел вмешаться. Я готов стерпеть весь этот маскарад по отношению к графу, пану Мешко и к себе самому. Но не мог позволить, чтобы на моих глазах унижали жену священника, хотя сам факт наличия у священника жены немало удивлял меня.
Однако я даже не успел схватиться за меч.
Франсин встала из-за стола и сбросила с себя одежду. Толпа разразилась радостными возгласами. Я был в шоке. Она горделиво прошлась, покачивая бедрами, между столами простолюдинов, кого-то ущипнув за подбородок, кого-то поцеловав в губы или небритую щеку. Все это сопровождалось оглушительным ревом толпы, и Франсин упивалась всеобщим восторгом! Наконец она подошла к нашему столу. Пана Мешко она поцеловала в щеку, и тот даже не возражал. Граф потребовал большего и погладил ее от подмышки до колена. Мне же захотелось еще большего. Я усадил ее к себе на колени и поцеловал. Она тесно прижалась ко мне.
— Но все это во имя Церкви, — сказала она с притворной невинностью в голосе. — Нужно смешаться с варварами и следовать их обычаям.
Я не знал, чего мне хочется в первую очередь — шлепнуть ее или заняться с ней любовью, поэтому я просто передал ее законному мужу. Она осталась возле него до конца праздника, позволив, в конце концов, чтобы ей на плечи набросили плащ. Я не солгу, если скажу, что ситуация оставила у меня в душе неприятный осадок.
Священника и дворовых девушек не стали вовлекать в это шутовство; король с королевой переключили внимание на простолюдинов. Все музыканты дружно заиграли в надежде, что их не станут вызывать.
«Королевские указы» простолюдинам были еще более грубыми, чем знати. Большинство из них были основаны на непонятных мне местных шутках и вскоре стали скучны. По крайней мере для меня. Все остальные веселились от души.
Вскоре у нашего «правительства» иссяк запас идей, и они объявили начало танцев. Столы и стулья отодвинули к стене и вкатили две бочки с пивом. С бочек сняли крышки, и пиво нужно было просто черпать оттуда.
Ламберт, пан Мешко и я танцевали первыми. Я не был уверен, что у меня получится, но Кристина вытащила меня на середину зала.
Вряд ли это можно было назвать танцами. В Окойтце никогда не слыхивали о польке или мазурке, не говоря уже о вальсе. Танец заключался в том, что люди самозабвенно скакали вверх-вниз. Это походило на «танцы» современных панков.
После этого я оказался в сторонке рядом с графом. Он похлопал меня по плечу и жестом пригласил последовать за ним. Я прошел в его палаты. Он закрыл дверь и облегченно вздохнул.
— Как хорошо, что подобные праздники проводятся лишь раз в году! Согласно традиции, я должен устраивать пир для народа и строить из себя дурака, но мне это нравится не больше, чем тебе. Если бы ты увидел этих людей во время сбора урожая, у тебя сложилось бы совсем иное мнение. Важный вид можно напустить на себя и позже, а сейчас давай сыграем в шахматы. Да, и сними с себя дурацкие пеленки.
Я вполне сносно играю в шахматы, хотя и не могу назвать себя мастером в этом деле. Его техника примерно соответствовала современной, за исключением того, что пешки не могли бить походя. Граф играл хорошо, однако слишком консервативно. За семь столетий стратегия игры заметно развилась. В тот вечер я выиграл четыре игры из четырех.
— Пан Конрад, у тебя больше не осталось этих коричневых сладостей, которыми ты угощал?
— Боюсь, что нет, и не удастся сделать еще. А мне понравился ваш пирог.
— Вкусно, правда?
— Да. Просто восхитительно. Но я заметил, что, в отличие от еды и напитков, пирога всем досталось немного.
— Естественно. Он же с медом. Продав этот мед, я получил бы столько, сколько ушло на остальные угощения.
— Мед здесь редкость? Удивительно. Это же натуральный продукт, который легко добыть.
— Достаточно легко, пан Конрад, если найти медовое дерево. Охотнику за медом удается найти одно, ну, может, два медовых дерева за год.
— Поразительно. А что вы делаете потом?
— Как что — нужно выкурить оттуда пчел, а затем разрубить дерево.
— Я начинаю понимать, в чем дело. Знаешь, господин, пчелы не могут сами сделать себе дупло. Им приходится искать для улья подходящее место. Если рубить каждое дуплистое дерево, им будет негде жить. Неудивительно, что мед — такая редкость.
— Понятно. Ты предлагаешь, чтобы мы сами делали в деревьях дупла?
— Не обязательно нужно целое дерево. Сойдет и простой деревянный ящик. Пчелы — поистине поразительные существа, я читал о них. Знаешь ли ты, что у них есть свой язык?
— Что? Насекомые разговаривают?
— Не совсем. Но когда пчела находит цветущий луг, она возвращается в улей и начинает специальный танец, чтобы показать остальным, куда нужно лететь.
— Потрясающе! Ты говоришь «она». А как же пчелы-самцы?
И я целый час рассказывал о пчелах. Друзья всегда обвиняли меня в том, что у меня не голова, а свалка. Все, что в неё попадает, остается там и «гниет». В результате я согласился проинструктировать местного плотника по поводу постройки ульев — целых двенадцати дюжин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68