Никаких вам документов в четырех экземплярах, никаких обсуждений в комитетах. Тринадцатый век начинал мне нравиться.
ГЛАВА 14
Праздники проходили приятно. Часто я залеживался в постели допоздна, иногда пропуская завтрак в 10 часов утра. Во время святок баню топили каждый день (а в обычное время лишь два раза в неделю). Ее могли посещать все — и простолюдины, и знать.
После обеда я выполняю роль инструктора, обучаю фехтованию, первой помощи, учету денег и арифметике. Я рассказал об арифметике, основанной на числе двенадцать (а не на десяти, как обычно принято) — отчасти потому, что на этом настоял Борис Новацек, а отчасти из-за того, что эти люди считали дюжинами и дюжинами дюжин, а не десятками и сотнями. Они убедили меня, что двенадцать — более удобное число, чем десять. У двенадцати четыре частных, у десяти — только два. Круг можно без труда разделить на двенадцать частей, а на десять — практически невозможно без транспортира. Двенадцатеричная система гораздо проще и удобнее; можно указывать большие числа, используя меньшее количество цифр.
В действительности единственное преимущество десятичной системы — это не столь важный биологический факт, что у человека десять пальцев. Я слышал, что индейцы племени майя всегда ходили босиком, и поэтому разработали двадцатеричную систему, считая пальцы как на руках, так и на ногах.
Выработать двенадцатеричную систему оказалось не сложно. Ноль и цифры от одного до девяти оставались прежними. Для десяти и одиннадцати требовались новые символы; я выбрал для них греческие буквы «дельта» и «фи».
Счет осуществлялся следующим образом: один, два, три… девять, десять, одиннадцать, двенадцать, один-десять, два-десять, тринадцать… девятнадцать, десятнадцать, одиннадцатинадцать, двадцать, двадцать один… двадцать девять, двадцатьдесять, двадцатьодиннадцать, тридцать, и так далее. Одиннадцатьнадцать равнялось ста сорока двум в десятеричной системе. Очевидно, не так ли? Достаточно составить таблицы умножения и все. Опять-таки понять их несложно.
Меня поразила быстрота, с которой люди усваивали новые знания. В двадцатом веке детей в школах обучают арифметике восемь лет, здесь же мои «студенты» выучили все это за две недели! Подобно сухой губке, они жадно впитывали в себя все новое.
Число моих учеников варьировалось от четырех до пятидесяти. Мы решили, что после праздников занятия возобновятся по воскресным вечерам.
Обучение проходило исключительно в устной форме; для запоминания числа повторялись вслух хором. Я оштукатурил часть одной стены и покрасил ее в черный цвет, чтобы использовать в качестве школьной доски. Здесь не было ни книг, ни бумаги, ни карандашей и, соответственно, никаких письменных экзаменов.
Несмотря на все эти недостатки, обучение шло успешно. К концу своего пребывания здесь, Борис завел пергаментную учетную книгу, в которой разбирался лучше, чем я, поскольку я так и не научился мыслить категориями двенадцатеричной системы счета. Я смог ее придумать, но не более того.
Борис пожаловался, что чернила медленно сохнут и не слишком удобны в дорожных условиях, поэтому я предложил пользоваться заостренным кусочком твердого свинца. Это сработало, и через несколько лет мы производили и продавали свинцовые карандаши, сделанные из настоящего свинца, а не современной смеси графита с глиной.
На празднестве в двенадцатую ночь я должен был дарить подарки простому народу, и к тому времени уже определился. Эти люди явно страдали от недостатка витаминов. Купленные мной еще в двадцатом веке семена при условии правильного обращения могли стать ценным вкладом в их питание.
Я аккуратно разложил пакетики с семенами на шесть кучек.
Первая состояла из овощей, которые можно съесть, а семена сохранить: тыквы, кабачки, люффы, помидоры и так далее. Всего девяносто две упаковки — достаточно, чтобы раздать каждому по одной.
Во второй были растения, семена которых употребляются в пищу: зерновые культуры, кукуруза, горох и бобы. Предпочтительнее было бы выращивать их на семена, по крайней мере в первый год, поскольку я полагал, что современные разновидности плодовитее старинных. Их лучше всего сажать на личных землях графа, так как крестьяне с голоду могли и съесть семена следующей зимой. Немного поразмыслив, я положил сюда же двулетние растения — лук и чеснок. Я знал, как они размножаются.
Третья группа состояла из многолетних растений — фруктовые деревья, ягодные кусты, сахарный клен, спаржа, виноградные лозы и так далее. Они также предназначались для владений Ламберта, поскольку он мог позволить себе долговременные вложения, а крестьяне — вряд ли.
В четвертую кучку я положил декоративные растения, не имеющие практической ценности: декоративные деревья, цветы и так далее. Розы — красивые цветы, но если что-то вдруг не прорастет, невелика беда. Их я решил отдать женщинам из замка.
Оказалось, что я сильно ошибся относительно бесполезности декоративных растений. Некоторые из них отлично отпугивали насекомых, а некоторые цветы люди ели. Розы служили основным источником витамина С. Японская роза вырастает в сплошную живую изгородь — эта живая колючая стена куда лучше колючей металлической проволоки. Кустарник также оберегал поля от скота.
Были у меня и растения, которые вообще не произрастали в Польше. Я нашел два пакетика риса, шесть видов цитрусовых деревьев и упаковку семян хлопка. Я не знал, зачем та рыжая девица продала их мне, но факт оставался фактом, и здесь, в Окойтце, от них не было никакой пользы.
Хорошо, что Борис отправлялся в более теплые края — в Венгрию. Я знал, что там вырастал рис и апельсины, и — кто знает? — может, там вырастет и хлопок. К тому же мне хотелось хоть немного загладить свою вину перед бывшим хозяином. Если он распорядится моим подарком правильно — а Борис был достаточно умен, — эти растения помогут ему разбогатеть.
Хлопок особенно важен. Хлопок лучше льна, и его легче скручивать в нити. В эти времена, когда ткани так ценны, Борис наконец нажил бы немалое состояние, о котором он так мечтает.
Эх, будь у меня семена табака…
В последней кучке находились растения, о размножении которых я ничего не знал. В основном это были корнеплоды: морковь, репа, редис, свекла, а также капуста и ее «родственники»: цветная капуста, брокколи, листовая капуста и кольраби. Последние шесть на самом деле являются различными сортами одного вида и их можно скрещивать между собой. Лучшее, что я мог сделать, — отдать все графу и посмотреть, что из этого получится. Меня беспокоило, что сахарная свекла оказалась в этой последней кучке. Учитывая огромные цены на мед, сахарная свекла принесла бы графу большие доходы, но я не знал, как ее выращивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
ГЛАВА 14
Праздники проходили приятно. Часто я залеживался в постели допоздна, иногда пропуская завтрак в 10 часов утра. Во время святок баню топили каждый день (а в обычное время лишь два раза в неделю). Ее могли посещать все — и простолюдины, и знать.
После обеда я выполняю роль инструктора, обучаю фехтованию, первой помощи, учету денег и арифметике. Я рассказал об арифметике, основанной на числе двенадцать (а не на десяти, как обычно принято) — отчасти потому, что на этом настоял Борис Новацек, а отчасти из-за того, что эти люди считали дюжинами и дюжинами дюжин, а не десятками и сотнями. Они убедили меня, что двенадцать — более удобное число, чем десять. У двенадцати четыре частных, у десяти — только два. Круг можно без труда разделить на двенадцать частей, а на десять — практически невозможно без транспортира. Двенадцатеричная система гораздо проще и удобнее; можно указывать большие числа, используя меньшее количество цифр.
В действительности единственное преимущество десятичной системы — это не столь важный биологический факт, что у человека десять пальцев. Я слышал, что индейцы племени майя всегда ходили босиком, и поэтому разработали двадцатеричную систему, считая пальцы как на руках, так и на ногах.
Выработать двенадцатеричную систему оказалось не сложно. Ноль и цифры от одного до девяти оставались прежними. Для десяти и одиннадцати требовались новые символы; я выбрал для них греческие буквы «дельта» и «фи».
Счет осуществлялся следующим образом: один, два, три… девять, десять, одиннадцать, двенадцать, один-десять, два-десять, тринадцать… девятнадцать, десятнадцать, одиннадцатинадцать, двадцать, двадцать один… двадцать девять, двадцатьдесять, двадцатьодиннадцать, тридцать, и так далее. Одиннадцатьнадцать равнялось ста сорока двум в десятеричной системе. Очевидно, не так ли? Достаточно составить таблицы умножения и все. Опять-таки понять их несложно.
Меня поразила быстрота, с которой люди усваивали новые знания. В двадцатом веке детей в школах обучают арифметике восемь лет, здесь же мои «студенты» выучили все это за две недели! Подобно сухой губке, они жадно впитывали в себя все новое.
Число моих учеников варьировалось от четырех до пятидесяти. Мы решили, что после праздников занятия возобновятся по воскресным вечерам.
Обучение проходило исключительно в устной форме; для запоминания числа повторялись вслух хором. Я оштукатурил часть одной стены и покрасил ее в черный цвет, чтобы использовать в качестве школьной доски. Здесь не было ни книг, ни бумаги, ни карандашей и, соответственно, никаких письменных экзаменов.
Несмотря на все эти недостатки, обучение шло успешно. К концу своего пребывания здесь, Борис завел пергаментную учетную книгу, в которой разбирался лучше, чем я, поскольку я так и не научился мыслить категориями двенадцатеричной системы счета. Я смог ее придумать, но не более того.
Борис пожаловался, что чернила медленно сохнут и не слишком удобны в дорожных условиях, поэтому я предложил пользоваться заостренным кусочком твердого свинца. Это сработало, и через несколько лет мы производили и продавали свинцовые карандаши, сделанные из настоящего свинца, а не современной смеси графита с глиной.
На празднестве в двенадцатую ночь я должен был дарить подарки простому народу, и к тому времени уже определился. Эти люди явно страдали от недостатка витаминов. Купленные мной еще в двадцатом веке семена при условии правильного обращения могли стать ценным вкладом в их питание.
Я аккуратно разложил пакетики с семенами на шесть кучек.
Первая состояла из овощей, которые можно съесть, а семена сохранить: тыквы, кабачки, люффы, помидоры и так далее. Всего девяносто две упаковки — достаточно, чтобы раздать каждому по одной.
Во второй были растения, семена которых употребляются в пищу: зерновые культуры, кукуруза, горох и бобы. Предпочтительнее было бы выращивать их на семена, по крайней мере в первый год, поскольку я полагал, что современные разновидности плодовитее старинных. Их лучше всего сажать на личных землях графа, так как крестьяне с голоду могли и съесть семена следующей зимой. Немного поразмыслив, я положил сюда же двулетние растения — лук и чеснок. Я знал, как они размножаются.
Третья группа состояла из многолетних растений — фруктовые деревья, ягодные кусты, сахарный клен, спаржа, виноградные лозы и так далее. Они также предназначались для владений Ламберта, поскольку он мог позволить себе долговременные вложения, а крестьяне — вряд ли.
В четвертую кучку я положил декоративные растения, не имеющие практической ценности: декоративные деревья, цветы и так далее. Розы — красивые цветы, но если что-то вдруг не прорастет, невелика беда. Их я решил отдать женщинам из замка.
Оказалось, что я сильно ошибся относительно бесполезности декоративных растений. Некоторые из них отлично отпугивали насекомых, а некоторые цветы люди ели. Розы служили основным источником витамина С. Японская роза вырастает в сплошную живую изгородь — эта живая колючая стена куда лучше колючей металлической проволоки. Кустарник также оберегал поля от скота.
Были у меня и растения, которые вообще не произрастали в Польше. Я нашел два пакетика риса, шесть видов цитрусовых деревьев и упаковку семян хлопка. Я не знал, зачем та рыжая девица продала их мне, но факт оставался фактом, и здесь, в Окойтце, от них не было никакой пользы.
Хорошо, что Борис отправлялся в более теплые края — в Венгрию. Я знал, что там вырастал рис и апельсины, и — кто знает? — может, там вырастет и хлопок. К тому же мне хотелось хоть немного загладить свою вину перед бывшим хозяином. Если он распорядится моим подарком правильно — а Борис был достаточно умен, — эти растения помогут ему разбогатеть.
Хлопок особенно важен. Хлопок лучше льна, и его легче скручивать в нити. В эти времена, когда ткани так ценны, Борис наконец нажил бы немалое состояние, о котором он так мечтает.
Эх, будь у меня семена табака…
В последней кучке находились растения, о размножении которых я ничего не знал. В основном это были корнеплоды: морковь, репа, редис, свекла, а также капуста и ее «родственники»: цветная капуста, брокколи, листовая капуста и кольраби. Последние шесть на самом деле являются различными сортами одного вида и их можно скрещивать между собой. Лучшее, что я мог сделать, — отдать все графу и посмотреть, что из этого получится. Меня беспокоило, что сахарная свекла оказалась в этой последней кучке. Учитывая огромные цены на мед, сахарная свекла принесла бы графу большие доходы, но я не знал, как ее выращивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68