— Красивая штучка, — похвалила она. — Это мне?
— Да.
— Здорово! Надень сам, — Бет подставила голову. Дик осторожно, стараясь не касаться ее лишний раз, надел ей крест.
— Послушай, — сказал он, отступая назад. — Ты была права. Мы не можем так больше встречаться, чтобы это ничем не закончилось.
— Ну так поцелуй меня, — прошептала она, пододвигаясь ближе.
Они стояли на площадке второй палубы, и здесь было слишком тесно, чтобы Дик мог эффективно устраниться.
— Погоди, — сказал он, беря ее за плечи и удерживая от себя на расстоянии вытянутых рук. — Давай поговорим сначала. Понимаешь, ты это верно сказала — мы встречаемся втихомолку, а потом расстанемся, и это ничем не кончится. Нужно что-то делать.
— Да, — сказала Бет, и голос ее слегка дрогнул. — Дик, я очень тебя люблю, и я согласна. Только ты постарайся не делать мне больно, хорошо?
— П-подожди… Я не об этом.
— А о чем? Ты ж сам сказал — расстанемся и ничем не кончится. Так давай переспим наконец. Ты этого хочешь, и я этого хочу; если честно, я просто извелась и думаю, ты тоже.
— Ага. Но ведь так оно будет, даже если мы это сделаем, Бет. Если мы… переспим — мы же все равно потом расстанемся. А я не хочу тебя терять. Я никого раньше не любил, как тебя.
— Так поцелуй меня наконец.
Дик не смог устоять. Губы Бет пахли яблоками — как в «Песни Песней». Руки Бет прошлись по его голой груди, вызвав сладкую судорогу, а потом добрались до разрезов на хакама…
— Подожди! — выкрикнул он шепотом. — Да постой ты, пойми, нам нельзя этого делать. Мы любим друг друга, а потому нам нельзя этого делать, это как если бы мы украли что-то!
Бет слегка обиженно отстранилась.
— Логика твоей фразы от меня ускользает. Объясни подробнее.
— Я долго думал, Бет, этого всего так сразу и не рассказать. Понимаешь, я всю жизнь мечтал только о Синдэне. Ничего другого и не хотел, и не задумывался над этим — но было так потому что я, кроме Синдэна, ничего хорошего в жизни не видел. То есть, капитан Хару и все наши — они просто золотой народ, но в Синдэне были самые лучшие. И поэтому я сначала трусил тебе это сказать — я думал, что если попросить тебя стать моей женой, я предам всех своих друзей, Синдэн, Бога, всё! Если бы не миледи, я бы так и не понял, наверное, что к чему. Бет, меня на голову переворачивало, я даже молиться не мог от всего этого. А твоя мама — она меня как будто взяла и поставила опять на ноги. Она… она такая… Я не знаю даже. Если бы она была мужчиной, она бы знаешь, каким священником была…
— Воскресла нам Алиенора! — с пафосом процитировала Бет какого-то притворного пиита. — Дик, я очень люблю маму, но еще одна ода к ней из твоих уст — и меня стошнит. Я по три раза в день слушаю, какая она замечательная. Давай лучше о себе.
— Так обо мне почти все, Бет. Понимаешь, мы с тобой страшные дураки. Мы с тобой думали, что это прямо как у Ромео и Джульетты: раз-два, полюбились-поженились… А так нельзя. Шекспир прав, так оно вот чем заканчивается. А настоящая любовь — это как у Сирано. Пятнадцать лет знать — и молчать. Только нам не надо молчать, мы же не комплексуем насчет носа и всего такого.
— Дик, я потеряла нить твоего монолога. Немножко более конкретно: чего ты хочешь?
— Я хочу просить тебя стать моей женой, но не сейчас, а через три года. Я тогда уже поступлю в Академию, а ты закончишь школу. А если до того времени мы поймем, что на самом деле не любили друг друга, а просто искали… утешения, что ли… То мы просто письмами это все объясним.
Бет какое-то время молчала, чуть наморщив нос, потом сказала:
— Тебе в самом деле вредно читать. Ты подхватываешь из книг самые дурацкие идеи. Смотри, я здесь. Ты меня любил? Ты меня хотел сделать счастливой? Так вот, это совсем просто. Возьми мою любовь здесь. Сейчас.
— Это будет… неправильно.
— Да почему же?
— Мы после этого не сможем смотреть людям в глаза.
— Кто не сможет, а кто и сможет, — хмыкнула Бет.
— Ты… сможешь?
— Да что в этом такого?
— А если нет ничего такого— то почему мы прячемся?
— Потому что все здесь такие же зануды, как ты.
— Бет, если мы подождем эти три года, нам не надо будет прятаться. Твоя мама обещала, что отдаст мне тебя в жены.
— Дик, приди в себя! Почему ты решил, что я хочу за тебя замуж?
Он опешил.
— Как… не хочешь?
— Ну вот так, не хочу. Я буду актрисой, Рики. Пе-ви-цей. У меня не будет времени ни на какую семью. Мне некогда будет возиться с детьми и прыгать возле печки. И я совсем не хочу ждать тебя из очередного рейда… аж пока не дождусь известия о смерти…
— Бет… — голос юноши был все тише и тише. — Так ты… не любишь… меня?
— Что за вопрос — люблю, конечно. Но любовь — это одно, а замуж — это совсем другое.
— Н-не понимаю, — пробормотал он.
— Дик, семья убивает все чувства. Брак — это хомут, посмотри на мою маму. Ты говоришь, она замечательный человек, а я вижу, что несчастный. Она вышла замуж не по любви, да еще мужа после рождения Джека видела только на экране. Ты хочешь, чтобы и я так? Три года ждать, пока мы вырастем. А потом — опять ждать? А если за эти три года ты захочешь пойти в свои монахи? Скажешь — не захочешь?
— Не знаю. Я же потому и говорю: вот сейчас я бы забрал твою любовь — а потом все-таки понял, что мое призвание в Синдэн. А должен был бы жениться на тебе.
— Ни фига не должен. Я свободный человек, и кому хочу, тому даю.
— Такие свободные люди знаешь, как называются?
Бет аж вскинулась, вся кипя от гнева.
— Ну и козел же ты, Дик Суна. Ну и козел! Я так и знала, что ты меня этим попрекнешь!
— Ничем таким я тебя не попрекал! — он тоже начал выходить из себя. — Я только понять не могу, чего ты хочешь! Для меня не было ничего дороже Синдэна, пока ты не появилась. А теперь ты говоришь, что я должен предать Синдэн, а взамен ничего не получить.
— Как это ничего? Ты меня лапал-лапал, а теперь говоришь — ничего?
— Ну, а что это, если не ничего? Я ведь люблю тебя, а не лапанье.
— Я не понимаю, как это можно меня любить — а теперь струсить.
— Да ничего я не струсил!
— Ну так докажи!
— Почему это? Бет, я что, совсем тебе не нужен?
— Нужен, конечно! Я столько времени на тебя убила — и что?
Она осеклась. Дик смотрел на нее во все глаза, правой рукой сжимая крест на груди — до того что костяшки пальцев побелели.
— Ты меня не любишь, — прошептал он.
— Это у тебя просто какие-то странные понятия о любви: умри, но сдохни.
Он медленно покачал головой.
— Ты меня не любишь. Майлз был прав: тебе просто… интересно, как оно будет.
— А тебе — нет? Вот лицемерная скотина: у самого даже хвост на затылке стоял, когда он меня облизывал, а теперь строит из себя Рюделя. Иди и целуйся со своим шеэдом. И цацку свою забери, — она сняла с шеи крестик и бросила Дику.
Дик не поймал.
Стеклопластовый крестик упал между ступенек, прозвенел по ним уровнем ниже и улегся там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243