В её просвет мелькнул синий бок троллейбуса. Михаил приостановился:
— Так или иначе, ты — умница. Вообще и в частности. Вот с этой светлой мыслью и живи. Пока. Понадобишься — позовут. Домой поедешь? Или… вернешься в палату?
— Шутить изволите? Домой, конечно. А когда я узнаю все-все?
— Все-все — никогда. Но многое — в свое время. Потерпи.
Михаил остановил машину с первой же попытки… Что значит иметь приличный вид и держать в руке кейс!
Моему появлению в халате и больничных тапочках безо всяких вещей мать ничуть не удивилась. Она, пригорюнившись, сидела на кухне, читала книгу и, видно, ждала, когда вскипит борщ, чтобы снять пену шумовкой. Она все ещё не знала, как жить без мужа… без любимого, привычного…
— Послушай, Таня, — подняла на меня свой странный, полувидящий взгляд, — как пишет Владимир Набоков, как прекрасно пишет: «Деревья в саду изображали собственные призраки, и получалось это бесконечно талантливо».
— Действительно, прелестно, — кивнула я и подумала: «Знала бы ты, горюшко мое, что талантливо можно не только складывать одно к одному слова… Деньги, доллары, нажива высекают из людей доподлинных мастеров своего дела! Виртуозов! Магов и волшебников!»
Как обычно, она не успела схватить шумовку — серая пена из кастрюли полезла через край, зашипела на раскаленной конфорке… Я повернула кран, обрывая огню разом все его желто-фиолетовые лепестки.
— Татьяна! Тебе же Алексей звонил! — раздалось зычное.
На пороге возник мой длинный брат Митька, поглядел-поглядел на меня исподлобья, накрутил на палец прядь собственных волос, дернул, спросил:
— Где была-то? Почему в халате? Хочешь знать, как у меня с экзаменами? Нормалек. Но что дальше? Получу диплом… Где меня особо ждут? Нигде. Кроме ночного ларька, где прирабатываю, как тебе известно. Были бы связи, капитал, свои люди на вершинах пирамид…
— Как-нибудь, Митька, как-нибудь…
— Глобальная ошибка нашей семьи состоит именно в том, что живем как-нибудь… А другие…
— Другие идут, Митька, прямо в морг. Хоть кем. Хлебное место! Доходное! Впрочем, и там надо давать взятки…
— Вот видишь… Одна надежда на твоего Алексея.
— В каком смысле?
— Я тут в газетке прочел — «молодой, талантливый, приглашен на постоянную работу в Швейцарию…» Везуха тебе! Ну и меня пристроите где-нибудь сбоку… во глубине швейцарских Альп… Золотишко подбирать бросовое…
Конечно, Митька паясничал. Но лишь отчасти. Это прежде считалось очень престижным выскочить в большую жизнь с дипломом Бауманского института…
— Митька, — строго посмотрела я на брата. — Ты рано скис. У тебя есть язык. Кроме всего прочего. Не пропадешь! Я вон без языка и то…
— Что? Что именно? — хмыкнул раз и два. — Разве стоит у подъезда «Мерседесик» шестисотой модели?
— Хватил!
Возможно, наш в общем-то пустопорожний разговор протянулся бы ещё какое-то время. Но зазвонил телефон. Я сняла трубку:
— Слушаю.
— Татьяна! Ты! — радостный крик. — Сейчас же примчусь!
— Алексей? — догадался Митька. — Вся моя надежда и опора! Деловой мужик! Смотри, сестра, не упусти… Он по утрам, — так в газетке написано, — регулярно пробегает по десять километров, отжимается, гантели тягает… Суперстар!
— Зависть берет? Но видно — не очень. Горазд дрыхнуть… пока мать не растолкает. Успеха добиваются те, у кого воля есть, кто себя за волосы с утра умеет поднимать.
— Ой, сестра, да ты прямо в точку! Статейка так и назывется: «Воля к успеху».
— Митька, — сказала я осуждающе, — ты слишком погряз в своих сомнениях, самокопанием увлекся… Ты даже не спросил меня, как я прожила без тебя почти месяц, где была, что со мной происходило…
— А где ты была? А чего сама не расскажешь? Живая — вот факт.
— В другое бы время ты вел бы себя по-другому… Лез бы с вопросами. Влюбился, что ли?
Брат мой поковырял пальцем в щели между стеной и книжным шкафом, вздохнул тяжело, покаялся:
— Есть немного…
— А будучи человеком не совсем безответственным… предполагаешь, что на девушкины деньги ходить в кафе-театр неловко.
— Но ведь это так! — выкрикнул он. — Я же мужчина! Деньги нужны, деньги!
— Не колготи овцу! — мирно ответила я. — Поверь, иногда то, что кажется любовью, может легко превратиться в мираж… Нельзя спешит с этим делом. Хотя зачем я тебе это говорю? Бесполезно. Обежжешься — спохватишься. Опыт решает все. И мозги. А они у тебя вполне качественные. Не пропадешь! Есть ещё вопросы?
— Будут.
— Поговорим. Поспорим. Поругаемся. Но не сейчас. Сейчас придет Алексей.
Звонок в прихожей. Я была готова ля того, чтобы сразу выйти с Алексеем на улицу. Мне почему-то не хотелось сидеть с ним дома. Мне вообще доставляло удовольствие идти, спотыкаться, подниматься по ступенькам или сбегать по ним вниз. Насиделась в том подвале, належалась в больнице…
Как крепко обнял он меня уже на лестничной площадке! С каким нежным отчаянием прошептал мне в губы:
— Соскучился до чего!
На улице было ветрено, видимо, к дождю. То и дело поднимался маленький вихрь и сыпал нам на головы белый пух с тополей. Даже уже не пух, а белые, пушистые султанчики. Они скрипели под ногами. Если поднять один и рассмотреть, то увидишь, что среди пуха топорщатся раскрытые на две половинки семенные коробочки. Они-то, покрывавшие стебелек султана сверху донизу, и скрипят под ногами, потому что сухие уже и ненужные.
Алексей говорил, не переставая. Обычно он был сдержаннее. Но сам заранее предупредил:
— Буду о себе. Произошло столько! Я даже не ожидал! Меня пригласили работать в Швейцарии. Постоянно. Показали дом… Зарплата нешуточная. Я сделал все, чтобы произвести впечатление. Конечно, можно и здесь… но за гроши? А время идет! Годы поджимают! Что мне там особенно по душе… кроме, разумеется, превосходного оборудования и оплаты — это тишина. Не надо бояться ни бандитов, ни грабителей, ни других каких подонков. Тишина и красота. Если рожать детей — только там. Воздух как… как стекло…
— Ты уже согласился с их предложением?
— Почти… Я должен услышать твое мнение. Замолкаю. Ну как? Как, моя самая необыкновенная?
Он стоял предо мной, сияя и лучась радостью победы. Его синие глаза смотрели на меня, не отрываясь. За его темную бровь зацепилась пушинка. Я подняла руку, сняла её, а он поймал на излете мои пальцы и поцеловал и раз, и два, и три…
— Так как же, Татьянка?
— Слишком все вдруг, — сказала я.
Он поинтересовался, как я жила без него, как прошла моя авантюрная командировка в Дома ветеранов, только после того, как мы сели в его «жигуль» и помчались в его однокомнатную. Мне почему-то расхотелось говорить.
— Да ничего… особенного…
— Ну хоть узнала, кто убил ту старуху-актрису?
— Нет.
— Впустую, значит, «съездила»…
— Выходит, так…
Напор его мужского желания был, как всегда, могуч и сокрушителен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Так или иначе, ты — умница. Вообще и в частности. Вот с этой светлой мыслью и живи. Пока. Понадобишься — позовут. Домой поедешь? Или… вернешься в палату?
— Шутить изволите? Домой, конечно. А когда я узнаю все-все?
— Все-все — никогда. Но многое — в свое время. Потерпи.
Михаил остановил машину с первой же попытки… Что значит иметь приличный вид и держать в руке кейс!
Моему появлению в халате и больничных тапочках безо всяких вещей мать ничуть не удивилась. Она, пригорюнившись, сидела на кухне, читала книгу и, видно, ждала, когда вскипит борщ, чтобы снять пену шумовкой. Она все ещё не знала, как жить без мужа… без любимого, привычного…
— Послушай, Таня, — подняла на меня свой странный, полувидящий взгляд, — как пишет Владимир Набоков, как прекрасно пишет: «Деревья в саду изображали собственные призраки, и получалось это бесконечно талантливо».
— Действительно, прелестно, — кивнула я и подумала: «Знала бы ты, горюшко мое, что талантливо можно не только складывать одно к одному слова… Деньги, доллары, нажива высекают из людей доподлинных мастеров своего дела! Виртуозов! Магов и волшебников!»
Как обычно, она не успела схватить шумовку — серая пена из кастрюли полезла через край, зашипела на раскаленной конфорке… Я повернула кран, обрывая огню разом все его желто-фиолетовые лепестки.
— Татьяна! Тебе же Алексей звонил! — раздалось зычное.
На пороге возник мой длинный брат Митька, поглядел-поглядел на меня исподлобья, накрутил на палец прядь собственных волос, дернул, спросил:
— Где была-то? Почему в халате? Хочешь знать, как у меня с экзаменами? Нормалек. Но что дальше? Получу диплом… Где меня особо ждут? Нигде. Кроме ночного ларька, где прирабатываю, как тебе известно. Были бы связи, капитал, свои люди на вершинах пирамид…
— Как-нибудь, Митька, как-нибудь…
— Глобальная ошибка нашей семьи состоит именно в том, что живем как-нибудь… А другие…
— Другие идут, Митька, прямо в морг. Хоть кем. Хлебное место! Доходное! Впрочем, и там надо давать взятки…
— Вот видишь… Одна надежда на твоего Алексея.
— В каком смысле?
— Я тут в газетке прочел — «молодой, талантливый, приглашен на постоянную работу в Швейцарию…» Везуха тебе! Ну и меня пристроите где-нибудь сбоку… во глубине швейцарских Альп… Золотишко подбирать бросовое…
Конечно, Митька паясничал. Но лишь отчасти. Это прежде считалось очень престижным выскочить в большую жизнь с дипломом Бауманского института…
— Митька, — строго посмотрела я на брата. — Ты рано скис. У тебя есть язык. Кроме всего прочего. Не пропадешь! Я вон без языка и то…
— Что? Что именно? — хмыкнул раз и два. — Разве стоит у подъезда «Мерседесик» шестисотой модели?
— Хватил!
Возможно, наш в общем-то пустопорожний разговор протянулся бы ещё какое-то время. Но зазвонил телефон. Я сняла трубку:
— Слушаю.
— Татьяна! Ты! — радостный крик. — Сейчас же примчусь!
— Алексей? — догадался Митька. — Вся моя надежда и опора! Деловой мужик! Смотри, сестра, не упусти… Он по утрам, — так в газетке написано, — регулярно пробегает по десять километров, отжимается, гантели тягает… Суперстар!
— Зависть берет? Но видно — не очень. Горазд дрыхнуть… пока мать не растолкает. Успеха добиваются те, у кого воля есть, кто себя за волосы с утра умеет поднимать.
— Ой, сестра, да ты прямо в точку! Статейка так и назывется: «Воля к успеху».
— Митька, — сказала я осуждающе, — ты слишком погряз в своих сомнениях, самокопанием увлекся… Ты даже не спросил меня, как я прожила без тебя почти месяц, где была, что со мной происходило…
— А где ты была? А чего сама не расскажешь? Живая — вот факт.
— В другое бы время ты вел бы себя по-другому… Лез бы с вопросами. Влюбился, что ли?
Брат мой поковырял пальцем в щели между стеной и книжным шкафом, вздохнул тяжело, покаялся:
— Есть немного…
— А будучи человеком не совсем безответственным… предполагаешь, что на девушкины деньги ходить в кафе-театр неловко.
— Но ведь это так! — выкрикнул он. — Я же мужчина! Деньги нужны, деньги!
— Не колготи овцу! — мирно ответила я. — Поверь, иногда то, что кажется любовью, может легко превратиться в мираж… Нельзя спешит с этим делом. Хотя зачем я тебе это говорю? Бесполезно. Обежжешься — спохватишься. Опыт решает все. И мозги. А они у тебя вполне качественные. Не пропадешь! Есть ещё вопросы?
— Будут.
— Поговорим. Поспорим. Поругаемся. Но не сейчас. Сейчас придет Алексей.
Звонок в прихожей. Я была готова ля того, чтобы сразу выйти с Алексеем на улицу. Мне почему-то не хотелось сидеть с ним дома. Мне вообще доставляло удовольствие идти, спотыкаться, подниматься по ступенькам или сбегать по ним вниз. Насиделась в том подвале, належалась в больнице…
Как крепко обнял он меня уже на лестничной площадке! С каким нежным отчаянием прошептал мне в губы:
— Соскучился до чего!
На улице было ветрено, видимо, к дождю. То и дело поднимался маленький вихрь и сыпал нам на головы белый пух с тополей. Даже уже не пух, а белые, пушистые султанчики. Они скрипели под ногами. Если поднять один и рассмотреть, то увидишь, что среди пуха топорщатся раскрытые на две половинки семенные коробочки. Они-то, покрывавшие стебелек султана сверху донизу, и скрипят под ногами, потому что сухие уже и ненужные.
Алексей говорил, не переставая. Обычно он был сдержаннее. Но сам заранее предупредил:
— Буду о себе. Произошло столько! Я даже не ожидал! Меня пригласили работать в Швейцарии. Постоянно. Показали дом… Зарплата нешуточная. Я сделал все, чтобы произвести впечатление. Конечно, можно и здесь… но за гроши? А время идет! Годы поджимают! Что мне там особенно по душе… кроме, разумеется, превосходного оборудования и оплаты — это тишина. Не надо бояться ни бандитов, ни грабителей, ни других каких подонков. Тишина и красота. Если рожать детей — только там. Воздух как… как стекло…
— Ты уже согласился с их предложением?
— Почти… Я должен услышать твое мнение. Замолкаю. Ну как? Как, моя самая необыкновенная?
Он стоял предо мной, сияя и лучась радостью победы. Его синие глаза смотрели на меня, не отрываясь. За его темную бровь зацепилась пушинка. Я подняла руку, сняла её, а он поймал на излете мои пальцы и поцеловал и раз, и два, и три…
— Так как же, Татьянка?
— Слишком все вдруг, — сказала я.
Он поинтересовался, как я жила без него, как прошла моя авантюрная командировка в Дома ветеранов, только после того, как мы сели в его «жигуль» и помчались в его однокомнатную. Мне почему-то расхотелось говорить.
— Да ничего… особенного…
— Ну хоть узнала, кто убил ту старуху-актрису?
— Нет.
— Впустую, значит, «съездила»…
— Выходит, так…
Напор его мужского желания был, как всегда, могуч и сокрушителен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91