И живая душа, противясь ветхости привычного окружения, причиняет сознанию боль… Может быть, бесчисленные мертвые знания, которые вкладывают учителя в юношу и подростка, никогда не смогут заменить духовной пищи, так необходимой неокрепшей душе? Человеку, когда он растет, важно выразить себя, понять свое беспокойство и вернуть утраченную радость. А для этого нужно вырабатывать стиль жизни и не загружать душу мертвым грузом школьной мудрости.
Затем начинается знакомство с миром причин и следствий, в котором люди поступают не так, как они хотят, а как их к тому вынуждают обстоятельства. Этих людей, связанных с жизнью простой необходимостью продолжать существование, в мире большинство. Их не волнуют проблемы духа, их истина — выжить в мире, где никто о них не думает, где они никому не нужны.
И рядом с этим — товарищество смелых людей, нашедших смысл жизни в непосредственной борьбе с природой, один на один. Только среди них вернул Экзюпери утраченную радость общности с людьми, но для того, чтобы ее достигнуть, понадобилось порвать все связи со средой, в которой он рос. Он обрел товарищей, обрел дело, способное его удовлетворить, по где-то за пределами всего этого осталась подавленная в памяти неразделенная любовь, остался дом детства, населенный близкими людьми, которых хочется видеть, слышать.
И летчик неожиданно обнаруживал, что вовсе не обязательно видеть и слышать каждый день дорогих сердцу людей, вовсе не важно, близко они или далеко. Достаточно закрыть глаза, и библейская ночь пустыни наполняется видениями далекого дома, в который можно вернуться. Среди кочевников-пиратов, живущих жаждой добычи, среди монотонной казарменной жизни, среди офицеров, убивающих время за бриджем и шахматами, Антуан открывал в себе безграничные возможности жизни, любви. И мир причин и следствий с его противоречиями, раздорами, враждой переставал для него существовать, и весь он был поглощен невидимой жизнью человеческого духа.
Возвращаясь из своих одиноких прогулок, Сент-Экс был снова готов отправиться на поиски пропавшего пилота, на беседы с вождями кочевников, растерявшими в песках и столетиях прежнее величие.
Что же касается самодовольных инспекторов, считающих, что без них, без их приказов остановилась бы жизнь, — пусть они, думалось ему, пребывают в своей напыщенной бедности, в страшном духовном одиночестве. Они выражают себя в приказах, Сент-Экзюпери выразит себя в своих книгах. И как мало останется приверженцев у чиновников, как много друзей появится у писателя!
Он работает вечерами, исписывая страницы своим тонким отчетливым почерком. Он торопится: слишком надолго затянулось его открытие мира — первая книга. Он начал ее пять лет назад. Его мысль подгоняют новые образы, новые открытия, сделанные в Пустыне. Он торопится записать первые впечатления человека, только что осознавшего себя, первую картину жизни, увиденную собственными глазами.
Иногда в тихие вечерние часы на пороге комнаты Сент-Экса появляется прилетевший Жан Мермоз. На его плече обезьяна, следом за ним просовывает в дверь свою нежную мордочку газель, которую Жан приручил. И всю ночь два молодых человека, горящих той же любовью к жизни, теми же пристрастии-ми, проводят в разговорах о жизни, о поэзии, о любви.
Сент-Экс хватает исписанные листки и проверяет впечатление Мермоза. Так ли получилось? Это ли чувствует пилот? Правильно я понял?
— Да, правильно, — отвечает Мермоз, зараженный вдохновением Сент-Экса. — Да, верно. Все происходит именно так. — И он смотрит влюбленными глазами на своего чудесного товарища с такой богатой душой.
Сент-Экзюпери провел в Кап-Джуби восемнадцать месяцев. И с каждым месяцем тоска по дому, противоречивые чувства, рожденные добровольным затворничеством, утихали, а любовь к пустыне росла.
Его письма к матери этой поры совсем не похожи по тону на более ранние. Если в юности он жаловался на холод в комнате, а позже неловко пытался успокоить мать относительно своего состояния и положения дел в Париже, то теперь мужественная интонация писем не вызывает никаких сомнений в искренности. Конечно же, он хочет домой, хочет повидать мать, прежних друзей.
«Джуби, 1928 год.
Дорогая мамочка.
За последнее время мы тут проделали замечательные вещи: разыскивали потерявшихся товарищей, выручали самолеты и т. п. и т. п. ... Я никогда так часто не приземлялся и не проводил ночи в Сахаре и никогда так часто не слышал, как свистят пули.
Я все же надеюсь вернуться в сентябре, но один мой товарищ в плену, а мой долг — остаться, пока он в опасности. Быть может, я еще на что-нибудь пригожусь.
А между тем, подчас я мечтаю о жизни со скатертью, с фруктами, с прогулками под липами, возможно, с женой, о жизни, в которой при встрече любезно здороваются с людьми, вместо того чтобы стрелять, о жизни, где не блуждают в тумане на скорости двести километров в час и где ходят по белому гравию, а не по бесконечным пескам.
Все это так далеко!
Нежно целую вас.
Антуан ».
В действительности в плен к арабам попали двое, Рейн и Серр. Сент-Экс пустился на рискованное предприятие. Тайком от испанцев он попытается выкрасть своих товарищей. Несмотря на всю изобретательность Антуана и проявленное им при этом мужество, его попытка не удалась. Зато переговоры «хозяина пустыни», как Сент-Экса прозвали арабы, хотя и были длительными, но завершились полным успехом.
«Почта — на Юг»
Двадцатичетырехлетний незадачливый торговый агент, «блудный сын», на которого уже махнули рукой знатные родственники, кандидат в «оболваненные пижоны с перспективой игры в бридж и разговоров об автомобилях вместо духовной жизни» писал матери во время своего пребывания в Монлюсоне: «Ищите меня в том, что я пишу».
А тогда он не написал еще и десяти страниц, представляющих объективный интерес. И все же он просил своего самого большого друга — мать — верить ему, что внутренняя жизнь — единственное, что имеет для него ценность.
Чем человек духовно богаче, тем он сложнее и тем труднее ему втиснуть душу в простое дело, даже если ему кажется, что он об этом только и мечтал, что в этом его жизнь. Душа не влезает, не умещается.
Антуан пришел в авиацию по внутреннему зову, и он был, наконец, счастлив. Но ремесло летчика, несмотря на всю его сложность и на удовлетворение, которое давало ему преодоление всех сложностей ремесла, не только не убило в нем писателя, а, наоборот, явилось той благодатной почвой, на которой развивается и крепнет его большое дарование.
В начале 1927 года, когда Антуан начинает только совершать свои первые полеты над пустыней, он пишет Ринетте:
«Касабланка, 3 января 1927 года.
Еще только час ночи. Я вылетаю через пять часов, но мне не спится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Затем начинается знакомство с миром причин и следствий, в котором люди поступают не так, как они хотят, а как их к тому вынуждают обстоятельства. Этих людей, связанных с жизнью простой необходимостью продолжать существование, в мире большинство. Их не волнуют проблемы духа, их истина — выжить в мире, где никто о них не думает, где они никому не нужны.
И рядом с этим — товарищество смелых людей, нашедших смысл жизни в непосредственной борьбе с природой, один на один. Только среди них вернул Экзюпери утраченную радость общности с людьми, но для того, чтобы ее достигнуть, понадобилось порвать все связи со средой, в которой он рос. Он обрел товарищей, обрел дело, способное его удовлетворить, по где-то за пределами всего этого осталась подавленная в памяти неразделенная любовь, остался дом детства, населенный близкими людьми, которых хочется видеть, слышать.
И летчик неожиданно обнаруживал, что вовсе не обязательно видеть и слышать каждый день дорогих сердцу людей, вовсе не важно, близко они или далеко. Достаточно закрыть глаза, и библейская ночь пустыни наполняется видениями далекого дома, в который можно вернуться. Среди кочевников-пиратов, живущих жаждой добычи, среди монотонной казарменной жизни, среди офицеров, убивающих время за бриджем и шахматами, Антуан открывал в себе безграничные возможности жизни, любви. И мир причин и следствий с его противоречиями, раздорами, враждой переставал для него существовать, и весь он был поглощен невидимой жизнью человеческого духа.
Возвращаясь из своих одиноких прогулок, Сент-Экс был снова готов отправиться на поиски пропавшего пилота, на беседы с вождями кочевников, растерявшими в песках и столетиях прежнее величие.
Что же касается самодовольных инспекторов, считающих, что без них, без их приказов остановилась бы жизнь, — пусть они, думалось ему, пребывают в своей напыщенной бедности, в страшном духовном одиночестве. Они выражают себя в приказах, Сент-Экзюпери выразит себя в своих книгах. И как мало останется приверженцев у чиновников, как много друзей появится у писателя!
Он работает вечерами, исписывая страницы своим тонким отчетливым почерком. Он торопится: слишком надолго затянулось его открытие мира — первая книга. Он начал ее пять лет назад. Его мысль подгоняют новые образы, новые открытия, сделанные в Пустыне. Он торопится записать первые впечатления человека, только что осознавшего себя, первую картину жизни, увиденную собственными глазами.
Иногда в тихие вечерние часы на пороге комнаты Сент-Экса появляется прилетевший Жан Мермоз. На его плече обезьяна, следом за ним просовывает в дверь свою нежную мордочку газель, которую Жан приручил. И всю ночь два молодых человека, горящих той же любовью к жизни, теми же пристрастии-ми, проводят в разговорах о жизни, о поэзии, о любви.
Сент-Экс хватает исписанные листки и проверяет впечатление Мермоза. Так ли получилось? Это ли чувствует пилот? Правильно я понял?
— Да, правильно, — отвечает Мермоз, зараженный вдохновением Сент-Экса. — Да, верно. Все происходит именно так. — И он смотрит влюбленными глазами на своего чудесного товарища с такой богатой душой.
Сент-Экзюпери провел в Кап-Джуби восемнадцать месяцев. И с каждым месяцем тоска по дому, противоречивые чувства, рожденные добровольным затворничеством, утихали, а любовь к пустыне росла.
Его письма к матери этой поры совсем не похожи по тону на более ранние. Если в юности он жаловался на холод в комнате, а позже неловко пытался успокоить мать относительно своего состояния и положения дел в Париже, то теперь мужественная интонация писем не вызывает никаких сомнений в искренности. Конечно же, он хочет домой, хочет повидать мать, прежних друзей.
«Джуби, 1928 год.
Дорогая мамочка.
За последнее время мы тут проделали замечательные вещи: разыскивали потерявшихся товарищей, выручали самолеты и т. п. и т. п. ... Я никогда так часто не приземлялся и не проводил ночи в Сахаре и никогда так часто не слышал, как свистят пули.
Я все же надеюсь вернуться в сентябре, но один мой товарищ в плену, а мой долг — остаться, пока он в опасности. Быть может, я еще на что-нибудь пригожусь.
А между тем, подчас я мечтаю о жизни со скатертью, с фруктами, с прогулками под липами, возможно, с женой, о жизни, в которой при встрече любезно здороваются с людьми, вместо того чтобы стрелять, о жизни, где не блуждают в тумане на скорости двести километров в час и где ходят по белому гравию, а не по бесконечным пескам.
Все это так далеко!
Нежно целую вас.
Антуан ».
В действительности в плен к арабам попали двое, Рейн и Серр. Сент-Экс пустился на рискованное предприятие. Тайком от испанцев он попытается выкрасть своих товарищей. Несмотря на всю изобретательность Антуана и проявленное им при этом мужество, его попытка не удалась. Зато переговоры «хозяина пустыни», как Сент-Экса прозвали арабы, хотя и были длительными, но завершились полным успехом.
«Почта — на Юг»
Двадцатичетырехлетний незадачливый торговый агент, «блудный сын», на которого уже махнули рукой знатные родственники, кандидат в «оболваненные пижоны с перспективой игры в бридж и разговоров об автомобилях вместо духовной жизни» писал матери во время своего пребывания в Монлюсоне: «Ищите меня в том, что я пишу».
А тогда он не написал еще и десяти страниц, представляющих объективный интерес. И все же он просил своего самого большого друга — мать — верить ему, что внутренняя жизнь — единственное, что имеет для него ценность.
Чем человек духовно богаче, тем он сложнее и тем труднее ему втиснуть душу в простое дело, даже если ему кажется, что он об этом только и мечтал, что в этом его жизнь. Душа не влезает, не умещается.
Антуан пришел в авиацию по внутреннему зову, и он был, наконец, счастлив. Но ремесло летчика, несмотря на всю его сложность и на удовлетворение, которое давало ему преодоление всех сложностей ремесла, не только не убило в нем писателя, а, наоборот, явилось той благодатной почвой, на которой развивается и крепнет его большое дарование.
В начале 1927 года, когда Антуан начинает только совершать свои первые полеты над пустыней, он пишет Ринетте:
«Касабланка, 3 января 1927 года.
Еще только час ночи. Я вылетаю через пять часов, но мне не спится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124