Не надо забывать исключительно эмоциональный склад характера Антуана.
Вероятнее всего предположить; катастрофа, разразившаяся над Францией, потрясла его. Он не тешит себя иллюзорной надеждой на какой-нибудь резкий перелом в создавшемся положении. Антуан вообще никогда не питал склонности к блаженному оптимизму, скорее наоборот: Гитлер — полный хозяин Европы. Немногочисленные английские силы, сражавшиеся на французской земле, убрались восвояси при первом натиске немцев. Военную мощь Гитлера он мог оценить под крыльями своего самолета и в небе. Англичане будут отсиживаться на своем острове и другого ничего сделать не могут. Соединенные Штаты Америки? «Мы не можем надеяться на содействие США, — пишет Сент-Экзюпери в „Военном летчике“, — они относятся к тому миру, который играл роль арбитра, не сотрудничая с немцами и не сражаясь с ними». До вступления Америки в войну, как об этом свидетельствует Пьер Ланюкс. встречавшийся с Антуаном в США в 1941 году, Экзюпери продолжал сомневаться в конечном поражении Германии. Он, считает «мужественнее и куда правдивее сомневаться, осуждая неоправданные надежды как слабость и ленивый оптимизм ума».
В решении Сент-Экса уехать в США сыграли основную роль не столько патриотические, сколько личные мотивы. Выехать из Франции при его связях в первые месяцы после перемирия было не так уж сложно. Американскую визу Сент-Экс также получил без труда. Затруднения начались у него с транзитной визой через Испанию. Франкисты не забыли ему его репортажа во время гражданской войны. Кроме того, основательно или безосновательно его обвинили в том, что он не то доставлял самолеты республиканцам, не то сам помогал им со своим «Симуном», — и о транзите отказали. Пришлось искать других путей, чтобы попасть в Португалию, откуда поддерживалось регулярное сообщение с США.
Однако Сент-Эксу понадобилось перед отъездом заехать в Париж, где осталась часть его рукописей, а также повидать своего издателя и устроить свои денежные дела. В то время только некоторые категории возвращавшихся беженцев и вишийские чиновники получали с разрешения немецких властей доступ в оккупированную зону. Разрешения этого Антуан мог бы добиться, только если бы возвращался на постоянное жительство в Париж.
Но ему повезло. В Париж на своей машине возвращался Дрие ла Рошель, чтобы снова начать выпуск «Н. Р. Ф.» (толстого журнала издательства «Галлимар»), и предложил Сент-Эксу захватить его с собой.
Дрие ла Рошель еще накануне войны примкнул к фашистской группировке Дорио, наиболее близкой гитлеровцам. Он был видным литератором и вместе с Жидом и некоторыми другими давно уже руководил «Н.Р.Ф.». В условиях французской жизни и при отношениях, существовавших между литераторами различных политических убеждений, объединявшихся вокруг издательства «Галлимар» и его толстого журнала, нелепо было бы представлять поездку Сент-Экзюпери с Дрие ла Рошелем как некий акт соглашательства. Характерно, что даже Арагон и Элюар не отказались сотрудничать в номере «Н. Р. Ф.», вышедшем уже в оккупированной зоне, пока не определилось его новое лицо. Да и Жид только тогда заявил о своем уходе из редакции журнала и потребовал снять свое имя с обложки. Что до Сент-Экзюпери, то дружил же он с Мермозом, хотя и не раз высказывал ему свое неодобрение за его принадлежность к фашистской группировке полковника де ля Рокка.
Проехать с Дрие в Париж оказалось делом гораздо более легким, чем выбраться оттуда. Высокий германский чиновник изъявил желание предварительно «частным образом» побеседовать с писателем. Завербовать такого видного литератора и человека безупречной репутации ему показалось весьма заманчивым Встреча эта состоялась на квартире одной приятельницы Дрие. Сент-Экс страшно нервничал и едва сдерживал себя. Однако ему все же удалось добиться разрешения на выезд. На следующий день он возвратился в «свободную зону».
За время пребывания Сент-Экзюпери в Париже, 24 октября 1940 года, произошла знаменательная монтуарская встреча Петэна и Гитлера. Устранив всякую двусмысленность в истинных намерениях и целях вишийского правительства, встреча эта окончательно укрепила летчика-писателя в его мысли .покинуть пределы Франции.
До отплытия судна, которое должно доставить его в Марокко, оставалось еще несколько дней Антуан, которого все время мучает вопрос, правильно ли он поступает, решает повидать своего друга Леона Верта, укрывшегося в Сент-Амуре в департаменте Юра.
Леон Верт не оставил нам никаких воспоминаний об этом посещении. Он любил Сент-Экса, как родного сына, и считал, что приводить отдельные его слова и признания, вырвавшиеся в минуту душевного волнения, — это искажать образ этого незаурядного, невероятно сложного человека.
Антуан провел два дня у Леона Верта-и можно себе представить, о чем только они не говорили! Зная, с какой любовью Верт уговаривал его во время военных действий не рисковать своей жизнью, можно с уверенностью утверждать, что он не отговаривал его от поездки.
5 ноября 1940 года на «Виль д'Альже» Сент-Экзюпери отплывает в Марокко и 16-го попадает в Португалию.
В новой обстановке, вдали от шума войны, Антуаном снова овладевают сомнения. Уехать? Вернуться во Францию? А что, если настоящая борьба за освобождение развернется в самой стране, а не за ее пределами?
Во время пребывания в Лиссабоне он узнает о гибели своего друга Гийоме. Подробности ему неизвестны, но он знает, что вместе с Гийоме погиб и Рейн. Чувства, овладевшие им, выражены в первой части «Послания заложнику».
«Когда в декабре 1940 года по пути в Соединенные Штаты я пересекал Португалию, Лиссабон показался мне своего рода раем — светлым и тоскливым. В то время много говорили о неминуемой оккупации, но Португалия цеплялась за иллюзию своего счастья. Лиссабон выстроил чудеснейшую выставку, когда-либо существовавшую на свете, и улыбался бледной улыбкой, подобно матери, которая не имеет известий от сына с фронта и старается своей верой спасти его: „Мой сын жив, раз я улыбаюсь...“ „Посмотрите, — как бы говорил Лиссабон, — как я счастлив и спокоен и как я хорошо освещен...“ Весь материк навис над Португалией, подобно непокоренной горе, отягощенной грузом хищных племен; празднично убранный Лиссабон с вызовом смотрел на Европу: „Разве можно сделать меня мишенью для стрельбы, когда я так старательно выставляюсь напоказ! Когда я так уязвим!..“
В моей стране города ночью были цвета сажи. Я отвык от всякого освещения, и эта залитая светом столица возбуждала во мне чувство тревоги. Когда пригород погружен во мрак, бриллианты, чересчур освещенные в витрине, привлекают грабителей. Чувствуешь, как они бродят вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Вероятнее всего предположить; катастрофа, разразившаяся над Францией, потрясла его. Он не тешит себя иллюзорной надеждой на какой-нибудь резкий перелом в создавшемся положении. Антуан вообще никогда не питал склонности к блаженному оптимизму, скорее наоборот: Гитлер — полный хозяин Европы. Немногочисленные английские силы, сражавшиеся на французской земле, убрались восвояси при первом натиске немцев. Военную мощь Гитлера он мог оценить под крыльями своего самолета и в небе. Англичане будут отсиживаться на своем острове и другого ничего сделать не могут. Соединенные Штаты Америки? «Мы не можем надеяться на содействие США, — пишет Сент-Экзюпери в „Военном летчике“, — они относятся к тому миру, который играл роль арбитра, не сотрудничая с немцами и не сражаясь с ними». До вступления Америки в войну, как об этом свидетельствует Пьер Ланюкс. встречавшийся с Антуаном в США в 1941 году, Экзюпери продолжал сомневаться в конечном поражении Германии. Он, считает «мужественнее и куда правдивее сомневаться, осуждая неоправданные надежды как слабость и ленивый оптимизм ума».
В решении Сент-Экса уехать в США сыграли основную роль не столько патриотические, сколько личные мотивы. Выехать из Франции при его связях в первые месяцы после перемирия было не так уж сложно. Американскую визу Сент-Экс также получил без труда. Затруднения начались у него с транзитной визой через Испанию. Франкисты не забыли ему его репортажа во время гражданской войны. Кроме того, основательно или безосновательно его обвинили в том, что он не то доставлял самолеты республиканцам, не то сам помогал им со своим «Симуном», — и о транзите отказали. Пришлось искать других путей, чтобы попасть в Португалию, откуда поддерживалось регулярное сообщение с США.
Однако Сент-Эксу понадобилось перед отъездом заехать в Париж, где осталась часть его рукописей, а также повидать своего издателя и устроить свои денежные дела. В то время только некоторые категории возвращавшихся беженцев и вишийские чиновники получали с разрешения немецких властей доступ в оккупированную зону. Разрешения этого Антуан мог бы добиться, только если бы возвращался на постоянное жительство в Париж.
Но ему повезло. В Париж на своей машине возвращался Дрие ла Рошель, чтобы снова начать выпуск «Н. Р. Ф.» (толстого журнала издательства «Галлимар»), и предложил Сент-Эксу захватить его с собой.
Дрие ла Рошель еще накануне войны примкнул к фашистской группировке Дорио, наиболее близкой гитлеровцам. Он был видным литератором и вместе с Жидом и некоторыми другими давно уже руководил «Н.Р.Ф.». В условиях французской жизни и при отношениях, существовавших между литераторами различных политических убеждений, объединявшихся вокруг издательства «Галлимар» и его толстого журнала, нелепо было бы представлять поездку Сент-Экзюпери с Дрие ла Рошелем как некий акт соглашательства. Характерно, что даже Арагон и Элюар не отказались сотрудничать в номере «Н. Р. Ф.», вышедшем уже в оккупированной зоне, пока не определилось его новое лицо. Да и Жид только тогда заявил о своем уходе из редакции журнала и потребовал снять свое имя с обложки. Что до Сент-Экзюпери, то дружил же он с Мермозом, хотя и не раз высказывал ему свое неодобрение за его принадлежность к фашистской группировке полковника де ля Рокка.
Проехать с Дрие в Париж оказалось делом гораздо более легким, чем выбраться оттуда. Высокий германский чиновник изъявил желание предварительно «частным образом» побеседовать с писателем. Завербовать такого видного литератора и человека безупречной репутации ему показалось весьма заманчивым Встреча эта состоялась на квартире одной приятельницы Дрие. Сент-Экс страшно нервничал и едва сдерживал себя. Однако ему все же удалось добиться разрешения на выезд. На следующий день он возвратился в «свободную зону».
За время пребывания Сент-Экзюпери в Париже, 24 октября 1940 года, произошла знаменательная монтуарская встреча Петэна и Гитлера. Устранив всякую двусмысленность в истинных намерениях и целях вишийского правительства, встреча эта окончательно укрепила летчика-писателя в его мысли .покинуть пределы Франции.
До отплытия судна, которое должно доставить его в Марокко, оставалось еще несколько дней Антуан, которого все время мучает вопрос, правильно ли он поступает, решает повидать своего друга Леона Верта, укрывшегося в Сент-Амуре в департаменте Юра.
Леон Верт не оставил нам никаких воспоминаний об этом посещении. Он любил Сент-Экса, как родного сына, и считал, что приводить отдельные его слова и признания, вырвавшиеся в минуту душевного волнения, — это искажать образ этого незаурядного, невероятно сложного человека.
Антуан провел два дня у Леона Верта-и можно себе представить, о чем только они не говорили! Зная, с какой любовью Верт уговаривал его во время военных действий не рисковать своей жизнью, можно с уверенностью утверждать, что он не отговаривал его от поездки.
5 ноября 1940 года на «Виль д'Альже» Сент-Экзюпери отплывает в Марокко и 16-го попадает в Португалию.
В новой обстановке, вдали от шума войны, Антуаном снова овладевают сомнения. Уехать? Вернуться во Францию? А что, если настоящая борьба за освобождение развернется в самой стране, а не за ее пределами?
Во время пребывания в Лиссабоне он узнает о гибели своего друга Гийоме. Подробности ему неизвестны, но он знает, что вместе с Гийоме погиб и Рейн. Чувства, овладевшие им, выражены в первой части «Послания заложнику».
«Когда в декабре 1940 года по пути в Соединенные Штаты я пересекал Португалию, Лиссабон показался мне своего рода раем — светлым и тоскливым. В то время много говорили о неминуемой оккупации, но Португалия цеплялась за иллюзию своего счастья. Лиссабон выстроил чудеснейшую выставку, когда-либо существовавшую на свете, и улыбался бледной улыбкой, подобно матери, которая не имеет известий от сына с фронта и старается своей верой спасти его: „Мой сын жив, раз я улыбаюсь...“ „Посмотрите, — как бы говорил Лиссабон, — как я счастлив и спокоен и как я хорошо освещен...“ Весь материк навис над Португалией, подобно непокоренной горе, отягощенной грузом хищных племен; празднично убранный Лиссабон с вызовом смотрел на Европу: „Разве можно сделать меня мишенью для стрельбы, когда я так старательно выставляюсь напоказ! Когда я так уязвим!..“
В моей стране города ночью были цвета сажи. Я отвык от всякого освещения, и эта залитая светом столица возбуждала во мне чувство тревоги. Когда пригород погружен во мрак, бриллианты, чересчур освещенные в витрине, привлекают грабителей. Чувствуешь, как они бродят вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124