Сталинская коллективизация убила всякий экспорт хлеба из Советской России и сделала ее страной, и по сей день импортирующей хлеб.
В сентябре 1923 г. Петроград посетила еще одна группа американских конгрессменов: — сенаторы и члены палаты представителей, всего человек двенадцать. Приезд их сохранялся в тайне, и портье гостиниц сообщили мне о приезде этой делегации лишь в последний день пребывания ее в Петрограде. Мне сказали, что вечером в особом закрытом зале одной из гостиниц состоится нечто вроде встречи или банкета, на котором будут присутствовать и представители ленинградских властей. Портье гостиницы обещал впустить меня в этот зал вечером, к концу банкета.
Что и как там происходило и о чем шли разговоры, мне не пришлось узнать, ибо, когда я вошел в зал, то наткнулся на И.М. Майского, который, увидев меня, сказал, что мне не нужно брать интервью у членов делегации, так как он. Майский, уже беседовал с ними. Но сенаторы пригласили меня к столу. Я поблагодарил и отказался, чем заслужил одобрительный взгляд Майского. Я хотел уйти, но он задержал меня, сказав: «Подождите. Я хочу поговорить с вами, а потом отвезу вас в редакцию на машине».
Официальным устроителем встречи ленинградских властей с американскими конгрессменами оказался Уполномоченный Наркоминдела СССР по Ленинграду Вайнштейн, имевший короткое, но весьма бурное дипломатическое прошлое. В 1921 г. после признания английским правительством де-факто Советской России Вайнштейн был направлен в качестве советского дипломатического агента в Лондон. Здесь он очень быстро столкнулся с могущественным и упрямым министром иностранных дел Англии лордом Керзоном.
В эти годы (1921-1922) советское правительство приводило к повиновению епископов и священников католической церкви. Католический архиепископ Цепляк, выступивший против насильственных мер советских властей по отношению к католикам и против закрытия католических храмов, был посажен в тюрьму. Лорд Керзон обратился к Вайнштейну с дипломатической нотой, в которой требовал прекращения преследований католиков и освобождения архиепископа Цепляка. Вайнштейн ответил Керзону нотой, в которой отрицал право английского правительства вступаться за католиков в Советской России и требовать освобождения Цепляка, когда само английское правительство ведет войну с католиками в Ирландии, сажает в тюрьмы и даже расстреливает их, в том числе и католическое духовенство. Лорд Керзон потребовал отозвать Вайнштейна из Лондона. Пришлось это сделать. Его назначили уполномоченным НКИД в Ленинграде, чтобы показать Керзону, что Вайнштейн пользуется доверием советского правительства.
Через полчаса встреча с сенаторами закончилась и Майский повез меня на машине в редакцию. По дороге произошел такой диалог:
Майский: «Вы работаете у нас почти два месяца, и мы в редакции все время присматривались к вам. Статьи и корреспонденции вы пишете хорошо. Интервью вы тоже составляете политически грамотно. В ситуации с Гетцшем и с Брокдорфом-Ранцау вы держались хорошо. Наконец, вам удалось прорваться на сегодняшнюю встречу с сенаторами, которую Вайнштейн старался сохранить в тайне от газетчиков. Вы правильно сделали, что отклонили приглашение сенаторов присесть к столу».
Я: «Если бы я был приглашен на встречу заранее, то я, конечно, принял бы участие в банкете, но, захватив вас всех врасплох, я не хотел навязывать своего присутствия».
Майский: «Вы держались с достоинством. Редакция предложила мне переговорить с вами. Вы живете в Киеве и работаете, кажется, учителем в средней школе? Согласны ли вы перейти на постоянную работу и жить в Ленинграде? Вы будете делать то, что делали до сих пор».
Я поблагодарил Майского и сказал, что с удовольствием принимаю предложение редакции.
Мне был дан отпуск на поездку в Киев для ликвидации всех своих киевских дел и через день я умчался прямым поездом в Киев. Родителей я известил о перемене своей судьбы («сменил участь», как говорили каторжники «Мертвого дома» Достоевского), уже вернувшись из Киева в Петроград. Родители, люди старого закала, были недовольны. Они смотрели на журналистику и на сотрудников газет как на «щелкоперов» и предпочитали, чтобы я остался учителем в Киеве или получил работу учителя в Петрограде. Я с трудом успокоил их, написав, что не собираюсь быть весь век журналистом, а сейчас, при наличии иностранных газет, это захватывающе интересно.
Однако чтение газет и журналов, писание статей и корреспонденции, интервью с иностранцами постепенно, по мере того как я привыкал к ним, становились все более и более будничной работой. Только новости, которые я читал в свободной прессе Запада, вызывали у меня неугасающий интерес. Читая множество газет и журналов, я изучал и понимал Запад и, понятно, проходил в эти годы аспирантуру по «текущей истории» свободного мира. Конечно, я не мог «болтать», рассказывать всем, что я вычитал в зарубежной печати, и это в редакции знали и понимали. К тридцати годам я все еще был упорно беспартийным: в редакции понимали, что я не карьерист, не лезу в партию, чтобы сделать карьеру. Баскаков говорил мне: «Мы даем вам читать все, так как вы для нас, для партии, пропащий, идейно развратившийся человек. Если мы посадим на ваше место какого-нибудь члена партии, то он тоже идейно развратится и к тому же не заменит вас. У вас знания, два факультета, дополнительная подготовка к профессуре, четыре языка, легкое перо газетчика. Вы думаете, легко достать вам замену? Все хотят сделать карьеру, все хотят „руководить“ и „управлять“ и для этого лезут в члены партии. А вы не хотите. Ну, тем хуже для нас: мы видим, что имеем дело с честным человеком».
Опишу здесь наболее интересные эпизоды моей журналистской работы.
Мне пришлось брать интервью у бывшего рейхсканцлера германского государства Вирта. Вирт принадлежал к левому крылу католической партии центра. Католик из Рейнской области, противник «пруссачества», сторонник и вдохновитель «Рапалло» (т.е. соглашения и союза между Германией и Советской Россией, заключенного в 1922 г.), Вирт приехал в 1924 г. в Россию в качестве представителя знаменитой оружейной фирмы Круппа. Версальский мирный договор 1919 года запретил фирме Круппа, главного поставщика оружия для Германской империи в 1871-1918 гг., производство оружия, и тогда фирма Круппа решила заняться производством тракторов и сельскохозяйственных орудий. С этой целью фирма Круппа просила советское правительство предоставить ей в концессию большой участок земли в Сальских степях на Кубани для создания там крупного совхоза в качестве опытного экспериментального поля для тракторов и других сельскохозяйственных орудий, производимых фирмой Круппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
В сентябре 1923 г. Петроград посетила еще одна группа американских конгрессменов: — сенаторы и члены палаты представителей, всего человек двенадцать. Приезд их сохранялся в тайне, и портье гостиниц сообщили мне о приезде этой делегации лишь в последний день пребывания ее в Петрограде. Мне сказали, что вечером в особом закрытом зале одной из гостиниц состоится нечто вроде встречи или банкета, на котором будут присутствовать и представители ленинградских властей. Портье гостиницы обещал впустить меня в этот зал вечером, к концу банкета.
Что и как там происходило и о чем шли разговоры, мне не пришлось узнать, ибо, когда я вошел в зал, то наткнулся на И.М. Майского, который, увидев меня, сказал, что мне не нужно брать интервью у членов делегации, так как он. Майский, уже беседовал с ними. Но сенаторы пригласили меня к столу. Я поблагодарил и отказался, чем заслужил одобрительный взгляд Майского. Я хотел уйти, но он задержал меня, сказав: «Подождите. Я хочу поговорить с вами, а потом отвезу вас в редакцию на машине».
Официальным устроителем встречи ленинградских властей с американскими конгрессменами оказался Уполномоченный Наркоминдела СССР по Ленинграду Вайнштейн, имевший короткое, но весьма бурное дипломатическое прошлое. В 1921 г. после признания английским правительством де-факто Советской России Вайнштейн был направлен в качестве советского дипломатического агента в Лондон. Здесь он очень быстро столкнулся с могущественным и упрямым министром иностранных дел Англии лордом Керзоном.
В эти годы (1921-1922) советское правительство приводило к повиновению епископов и священников католической церкви. Католический архиепископ Цепляк, выступивший против насильственных мер советских властей по отношению к католикам и против закрытия католических храмов, был посажен в тюрьму. Лорд Керзон обратился к Вайнштейну с дипломатической нотой, в которой требовал прекращения преследований католиков и освобождения архиепископа Цепляка. Вайнштейн ответил Керзону нотой, в которой отрицал право английского правительства вступаться за католиков в Советской России и требовать освобождения Цепляка, когда само английское правительство ведет войну с католиками в Ирландии, сажает в тюрьмы и даже расстреливает их, в том числе и католическое духовенство. Лорд Керзон потребовал отозвать Вайнштейна из Лондона. Пришлось это сделать. Его назначили уполномоченным НКИД в Ленинграде, чтобы показать Керзону, что Вайнштейн пользуется доверием советского правительства.
Через полчаса встреча с сенаторами закончилась и Майский повез меня на машине в редакцию. По дороге произошел такой диалог:
Майский: «Вы работаете у нас почти два месяца, и мы в редакции все время присматривались к вам. Статьи и корреспонденции вы пишете хорошо. Интервью вы тоже составляете политически грамотно. В ситуации с Гетцшем и с Брокдорфом-Ранцау вы держались хорошо. Наконец, вам удалось прорваться на сегодняшнюю встречу с сенаторами, которую Вайнштейн старался сохранить в тайне от газетчиков. Вы правильно сделали, что отклонили приглашение сенаторов присесть к столу».
Я: «Если бы я был приглашен на встречу заранее, то я, конечно, принял бы участие в банкете, но, захватив вас всех врасплох, я не хотел навязывать своего присутствия».
Майский: «Вы держались с достоинством. Редакция предложила мне переговорить с вами. Вы живете в Киеве и работаете, кажется, учителем в средней школе? Согласны ли вы перейти на постоянную работу и жить в Ленинграде? Вы будете делать то, что делали до сих пор».
Я поблагодарил Майского и сказал, что с удовольствием принимаю предложение редакции.
Мне был дан отпуск на поездку в Киев для ликвидации всех своих киевских дел и через день я умчался прямым поездом в Киев. Родителей я известил о перемене своей судьбы («сменил участь», как говорили каторжники «Мертвого дома» Достоевского), уже вернувшись из Киева в Петроград. Родители, люди старого закала, были недовольны. Они смотрели на журналистику и на сотрудников газет как на «щелкоперов» и предпочитали, чтобы я остался учителем в Киеве или получил работу учителя в Петрограде. Я с трудом успокоил их, написав, что не собираюсь быть весь век журналистом, а сейчас, при наличии иностранных газет, это захватывающе интересно.
Однако чтение газет и журналов, писание статей и корреспонденции, интервью с иностранцами постепенно, по мере того как я привыкал к ним, становились все более и более будничной работой. Только новости, которые я читал в свободной прессе Запада, вызывали у меня неугасающий интерес. Читая множество газет и журналов, я изучал и понимал Запад и, понятно, проходил в эти годы аспирантуру по «текущей истории» свободного мира. Конечно, я не мог «болтать», рассказывать всем, что я вычитал в зарубежной печати, и это в редакции знали и понимали. К тридцати годам я все еще был упорно беспартийным: в редакции понимали, что я не карьерист, не лезу в партию, чтобы сделать карьеру. Баскаков говорил мне: «Мы даем вам читать все, так как вы для нас, для партии, пропащий, идейно развратившийся человек. Если мы посадим на ваше место какого-нибудь члена партии, то он тоже идейно развратится и к тому же не заменит вас. У вас знания, два факультета, дополнительная подготовка к профессуре, четыре языка, легкое перо газетчика. Вы думаете, легко достать вам замену? Все хотят сделать карьеру, все хотят „руководить“ и „управлять“ и для этого лезут в члены партии. А вы не хотите. Ну, тем хуже для нас: мы видим, что имеем дело с честным человеком».
Опишу здесь наболее интересные эпизоды моей журналистской работы.
Мне пришлось брать интервью у бывшего рейхсканцлера германского государства Вирта. Вирт принадлежал к левому крылу католической партии центра. Католик из Рейнской области, противник «пруссачества», сторонник и вдохновитель «Рапалло» (т.е. соглашения и союза между Германией и Советской Россией, заключенного в 1922 г.), Вирт приехал в 1924 г. в Россию в качестве представителя знаменитой оружейной фирмы Круппа. Версальский мирный договор 1919 года запретил фирме Круппа, главного поставщика оружия для Германской империи в 1871-1918 гг., производство оружия, и тогда фирма Круппа решила заняться производством тракторов и сельскохозяйственных орудий. С этой целью фирма Круппа просила советское правительство предоставить ей в концессию большой участок земли в Сальских степях на Кубани для создания там крупного совхоза в качестве опытного экспериментального поля для тракторов и других сельскохозяйственных орудий, производимых фирмой Круппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117