Ходатаем по вопросу о земельной концессии на Кубани фирма Круппа и избрала бывшего германского рейхсканцлера Вирта, «духовного отца» Рапалло и человека сравнительно левого.
Вирт приехал и добился концессии для фирмы Круппа. Договор о концессии потерял силу лишь в 30-х годах, после прихода Гитлера к власти в Германии.
У Вирта было типично немецкое багровое лицо с рыже-морковными усами. Вид его был неотделим от мысли о пиве. Он вдохновенно рисовал картину будущего советско-германского сельскохозяйственного «парадиза» в Сальских степях. Я слушал и записывал. Интервью было напечатано в «Ленинградской правде». Но оказалось, что Вирт, кроме ходатайства о концессии для Круппа, имел, повидимому, и другие, более деликатные поручения, о которых я узнал лишь в 30 годы: он приезжал, чтобы добиться согласия советского правительства на обучение летчиков германской гражданской авиации (по Версальскому мирному договору Германии было разрешено иметь всего 100 летательных аппаратов и, кажется, 80 летчиков) в неограниченном количестве в советских военно-воздушных школах в Тамбове и в Оренбурге.
Самым интересным событием и уроком 1924 года в моей «охоте за скальпами» была поездка в Себеж (станция на границе с Латвией) для встречи делегации английских тред-юнионов. Английские рабочие массы в тред-юнионах хотели знать, что же происходит в далекой таинственной Советской России, о которой английские газеты писали, что все женщины в ней «национализированы»? Что происходит после смерти Ленина и кто будет продолжать его дело? В английских газетах уже назывались имена возможных наследников Ленина и обсуждались их шансы. В 1924 г. предстояли выборы в Палату общин, и поездка делегации тред-юнионов в Советскую Россию должна была убедить английских рабочих в том, что лейбористская партия и тред-юнионы дружески относятся к стране социализма, где власть принадлежит рабочим.
Зиновьев еще был председателем Коминтерна, а зиновьевцы — руководителями Профинтерна, то есть Интернационала революционных профорганизаций мира. И хотя Коминтерн и Профинтерн уже находились в Москве, для того чтобы подчеркнуть руководящее положение Зиновьева в международном революционном и профсоюзном движении, зиновьевцами в Петрограде было решено отправить на встречу английской делегации тред-юнионов в Себеж корреспондента «Ленинградской правды». Выбор пал на меня.
В редакции меня спешно инструктировали, о чем спрашивать делегацию, дали старый фотоаппарат-коробку и научили им пользоваться. Дали 100 червонцев на дорожные расходы и на большой отчет о встрече делегации, который я должен был передать из Себежа по телеграфу. При этом особо подчеркивалось, что я должен в своей телеграфной корреспонденции опередить корреспондентов московских газет «Правда», «Известия» и других.
Когда я прибыл в Себеж, то прежде всего подвергся допросу местных властей, который проходил под руководством представителя ВЦСПС и газеты ВЦСПС Труд" Чекина (Яроцкого). Выслушав меня и проверив мое командировочное удостоверение, Чекин-Яроцкий безапелляционно заявил:
— Вы встретите делегацию здесь, в Себеже, и вместе с корреспондентами «Правды» и «Известий» получите интервью у делегации здесь. На саму границу я ни их, ни вас не пущу. Я поеду туда сам как представитель ВЦСПС и газеты «Труд».
Все мои протесты и обращения к городским властям Себежа оказались бесполезны: парадом командовал Яроцкий. Корреспонденты «Правды»и «Известий» грозились пожаловаться на самоуправство Яроцкого в Москву и советовали мне сделать то же самое в Ленинграде. «Зиновьев не допустит такого нахальства», восклицали они.
Но когда специальный поезд из двух или трех вагонов Себеж— граница прибыл к арке, специально выстроенной на границе для встречи делегации, и Себежские власти во главе с Яроцким вылезли из одного вагона, то из другого вагона вылез я.
— Как вы пробрались сюда?! — грозно вопросил Яроцкий.
— Как и вы, — ответил я.
— Но я сам запер второй вагон, и вас там не было!
— А вы не заглянули туда, куда и царь пешком ходит.
Себежские власти ржали от удовольствия! Положение Яроцкого становилось смешным, и он смягчился.
— Если бы вы были представителем какой-нибудь московской газеты, я приказал бы арестовать вас и отправить обратно в Себеж. Но вы — Ленинград, провинция, и для Труда" не конкурент. Раз пробрались, так уж оставайтесь. Но не мешайте мне!
Мы собрались у арки, ожидая подхода поезда из Латвии. Наконец он подошел. Музыка играла «Интернационал» и какой-то английский рабочий гимн, делегаты стояли под аркой и слушали приветствия Яроцкого от ВЦСПС, я щелкал фотоаппаратом. После короткой остановки у границы мы поехали в Себеж, где собралась толпа встречающих, говорились речи, играл оркестр.
В делегацию входило 10 или 12 человек, главным образом председатели разных тред-юнионов. Среди них были члены парламента. Нам, корреспондентам московских газет и мне, делегаты сказали, что интервью они дадут нам в поезде, когда мы выедем из Себежа в Москву. Московских корреспондентов это вполне устраивало. Получив интервью сегодня вечером, они могли ночью, пока поезд шел в Москву, составить подробные отчеты в 200-300 строк (газетный подвал) и на другой день утром в Москве сдать эти отчеты в свои редакции. Мало того, кто-нибудь из них мог слезть на большой станции и передать свой отчет в редакцию по телеграфу. Отчет пошел бы в номер московской газеты, выходящей завтра утром, при условии, если телеграмма попадала в редакцию до трех часов ночи.
Я произвел разведку на телеграфе станции Себеж и выяснил, что если слезу в пути с московского поезда на станции Ново-Сокольники и займу там телеграфную линию передачей своего отчета-интервью в Петроград, то моя большая телеграмма будет получена редакцией «Ленинградской правды» до трех ночи и, следовательно, тоже будет напечатана в утреннем выпуске «Ленинградской правды».
Мы выехали из Себежа в Москву около 8 часов вечера. В 10 вечера интервью от англичан было получено и вчерне написано. В 11 часов я вышел из поезда на станции Ново-Сокольники и занял телеграфную линию, предупредив телеграфиста, что буду передавать важную и большую телеграмму в редакцию «Ленинградской правды» в Ленинграде. "Встреча делегации английских тред-юнионов в Себеже, — вы понимаете, как это важно! — восклицал я. — Но эту большую телеграмму я должен еще написать. Поэтому телеграфируйте «Ленинградской правде» следующее: "Редактору «Ленинградской правды». Интервью английской делегации получил, нужно его литературно оформить. Чтобы сохранить телеграфную линию для моего отчета, передаю пока отрывки из Маркса. Как только первая страница отчета будет составлена, предупрежу вас фразой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Вирт приехал и добился концессии для фирмы Круппа. Договор о концессии потерял силу лишь в 30-х годах, после прихода Гитлера к власти в Германии.
У Вирта было типично немецкое багровое лицо с рыже-морковными усами. Вид его был неотделим от мысли о пиве. Он вдохновенно рисовал картину будущего советско-германского сельскохозяйственного «парадиза» в Сальских степях. Я слушал и записывал. Интервью было напечатано в «Ленинградской правде». Но оказалось, что Вирт, кроме ходатайства о концессии для Круппа, имел, повидимому, и другие, более деликатные поручения, о которых я узнал лишь в 30 годы: он приезжал, чтобы добиться согласия советского правительства на обучение летчиков германской гражданской авиации (по Версальскому мирному договору Германии было разрешено иметь всего 100 летательных аппаратов и, кажется, 80 летчиков) в неограниченном количестве в советских военно-воздушных школах в Тамбове и в Оренбурге.
Самым интересным событием и уроком 1924 года в моей «охоте за скальпами» была поездка в Себеж (станция на границе с Латвией) для встречи делегации английских тред-юнионов. Английские рабочие массы в тред-юнионах хотели знать, что же происходит в далекой таинственной Советской России, о которой английские газеты писали, что все женщины в ней «национализированы»? Что происходит после смерти Ленина и кто будет продолжать его дело? В английских газетах уже назывались имена возможных наследников Ленина и обсуждались их шансы. В 1924 г. предстояли выборы в Палату общин, и поездка делегации тред-юнионов в Советскую Россию должна была убедить английских рабочих в том, что лейбористская партия и тред-юнионы дружески относятся к стране социализма, где власть принадлежит рабочим.
Зиновьев еще был председателем Коминтерна, а зиновьевцы — руководителями Профинтерна, то есть Интернационала революционных профорганизаций мира. И хотя Коминтерн и Профинтерн уже находились в Москве, для того чтобы подчеркнуть руководящее положение Зиновьева в международном революционном и профсоюзном движении, зиновьевцами в Петрограде было решено отправить на встречу английской делегации тред-юнионов в Себеж корреспондента «Ленинградской правды». Выбор пал на меня.
В редакции меня спешно инструктировали, о чем спрашивать делегацию, дали старый фотоаппарат-коробку и научили им пользоваться. Дали 100 червонцев на дорожные расходы и на большой отчет о встрече делегации, который я должен был передать из Себежа по телеграфу. При этом особо подчеркивалось, что я должен в своей телеграфной корреспонденции опередить корреспондентов московских газет «Правда», «Известия» и других.
Когда я прибыл в Себеж, то прежде всего подвергся допросу местных властей, который проходил под руководством представителя ВЦСПС и газеты ВЦСПС Труд" Чекина (Яроцкого). Выслушав меня и проверив мое командировочное удостоверение, Чекин-Яроцкий безапелляционно заявил:
— Вы встретите делегацию здесь, в Себеже, и вместе с корреспондентами «Правды» и «Известий» получите интервью у делегации здесь. На саму границу я ни их, ни вас не пущу. Я поеду туда сам как представитель ВЦСПС и газеты «Труд».
Все мои протесты и обращения к городским властям Себежа оказались бесполезны: парадом командовал Яроцкий. Корреспонденты «Правды»и «Известий» грозились пожаловаться на самоуправство Яроцкого в Москву и советовали мне сделать то же самое в Ленинграде. «Зиновьев не допустит такого нахальства», восклицали они.
Но когда специальный поезд из двух или трех вагонов Себеж— граница прибыл к арке, специально выстроенной на границе для встречи делегации, и Себежские власти во главе с Яроцким вылезли из одного вагона, то из другого вагона вылез я.
— Как вы пробрались сюда?! — грозно вопросил Яроцкий.
— Как и вы, — ответил я.
— Но я сам запер второй вагон, и вас там не было!
— А вы не заглянули туда, куда и царь пешком ходит.
Себежские власти ржали от удовольствия! Положение Яроцкого становилось смешным, и он смягчился.
— Если бы вы были представителем какой-нибудь московской газеты, я приказал бы арестовать вас и отправить обратно в Себеж. Но вы — Ленинград, провинция, и для Труда" не конкурент. Раз пробрались, так уж оставайтесь. Но не мешайте мне!
Мы собрались у арки, ожидая подхода поезда из Латвии. Наконец он подошел. Музыка играла «Интернационал» и какой-то английский рабочий гимн, делегаты стояли под аркой и слушали приветствия Яроцкого от ВЦСПС, я щелкал фотоаппаратом. После короткой остановки у границы мы поехали в Себеж, где собралась толпа встречающих, говорились речи, играл оркестр.
В делегацию входило 10 или 12 человек, главным образом председатели разных тред-юнионов. Среди них были члены парламента. Нам, корреспондентам московских газет и мне, делегаты сказали, что интервью они дадут нам в поезде, когда мы выедем из Себежа в Москву. Московских корреспондентов это вполне устраивало. Получив интервью сегодня вечером, они могли ночью, пока поезд шел в Москву, составить подробные отчеты в 200-300 строк (газетный подвал) и на другой день утром в Москве сдать эти отчеты в свои редакции. Мало того, кто-нибудь из них мог слезть на большой станции и передать свой отчет в редакцию по телеграфу. Отчет пошел бы в номер московской газеты, выходящей завтра утром, при условии, если телеграмма попадала в редакцию до трех часов ночи.
Я произвел разведку на телеграфе станции Себеж и выяснил, что если слезу в пути с московского поезда на станции Ново-Сокольники и займу там телеграфную линию передачей своего отчета-интервью в Петроград, то моя большая телеграмма будет получена редакцией «Ленинградской правды» до трех ночи и, следовательно, тоже будет напечатана в утреннем выпуске «Ленинградской правды».
Мы выехали из Себежа в Москву около 8 часов вечера. В 10 вечера интервью от англичан было получено и вчерне написано. В 11 часов я вышел из поезда на станции Ново-Сокольники и занял телеграфную линию, предупредив телеграфиста, что буду передавать важную и большую телеграмму в редакцию «Ленинградской правды» в Ленинграде. "Встреча делегации английских тред-юнионов в Себеже, — вы понимаете, как это важно! — восклицал я. — Но эту большую телеграмму я должен еще написать. Поэтому телеграфируйте «Ленинградской правде» следующее: "Редактору «Ленинградской правды». Интервью английской делегации получил, нужно его литературно оформить. Чтобы сохранить телеграфную линию для моего отчета, передаю пока отрывки из Маркса. Как только первая страница отчета будет составлена, предупрежу вас фразой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117